Крали из ложа спящих, пакость творя невозбранно.
Вспомнил тогда старый Энунд в гневе роненное слово,
И, опираясь на посох, вышел он к берегу фиорда.
Звали рожденного Торир. Энунда сын был не промах,
За стариком увязался, тайно за скалами прячась.
То, что увидеть случилось, было ему откровеньем,
Вот что заставило мыслить скоро, не медля с решеньем:
Вздыбилась бездна и скалы, лик обретя человечий,
Двинулись камни, как губы, голос стихии рождая.
«Знай, чтоб беда не гостила в доме твоем дольше срока,
Ты принеси в жертву сына, род обезглавь в оправданье
Слов необдуманных бранных. Ну, а потом, если сможешь
Вновь прорости свое семя. Выплати мне эту виру!
Вновь тогда стану дорогой я для драккаров грозных,
Кровь будет мерой для слова. Сказано все, что хотел ты!»
Только беседе так просто кончится вряд ли удастся.
Вышел из тайного места, там где подслушивал, Торир.
И, громогласно смеявшись, он великаншу сечи
Старому Энунду-скальду с силой на спину обрушил.
«Я-ли творил оскорбленья? Должен ли Торир быть вирой?
Я поступлю по другому, род наш избавив от гнили!
Вырву язык, оскорбивший руку кормящую, с корнем».
Сделав, наотмашь забросил алую плоть прямо в море.
«Будь же ты проклят навеки! Станешь отныне безумен!»
Грозно взревела стихия и сотряслась ураганом!
Торир же, дико завывший, с хохотом бросился к месту,
Где одиноко драккары в тихой лагуне стояли.
Перерубив все канаты, сам он на спину поднялся
Старой отцовской касатке и возопил, словно демон.
И, повинуясь стихии, струги в волне закружились.
Оборвалась в одночасье нить очень старого рода.
Многие локти нити Норны сплетали для храбрых,
Не было тяжбы с морем в этих краях доныне,
И, эту сагу помня, вряд ли решится кто то
Бросить отныне морю бранное слово в гневе.
Долго ярился в сече с парусом выдох Игга,
Пенные стрелы бросая в грудь одинокой касатки.
Только не видно ньердов брани, драккар ведущих.
Странное дело творится в северных стылых землях.
Откровение
Почему о ночи, нравится писать?
Как ко мне приходят, строчки- мысли ноты?
Вам секрет озвучить? Тайну рассказать?
Или вам соврать? Выдумать чего-то?
Тонкий аромат и покой на кухне.
Чай. Ленивый кот. И открыт балкон.
За окном огни. Скоро все потухнет.
Город, где живу, наполняет сон.
С шепотом листвы, старика каштана,
Что к окну как мост, тянет свою ветвь,
Магия войдет, в этот мир нежданно.
Слышите шаги? Сказка уже здесь.
Неземной мотив, капает из крана
И танцует дым, сигаретный джаз…
Силуэт окна, на стене экраном,
Занавес, и вот… Начался показ.
На подмостках ночь - тайны действа гуру.
Прима - тишина, декораций тюль.
Сумрак не спеша, вынет партитуру.
Заструится вальс. Маскарад. Июль.
Чиркнет коробок, фейерверком спички,
Осветив на миг, в темноте, лицо.
Морок или явь? Новь, или привычка?
И догадок сеть, образов кольцо…
Как пишу свои строчки и куплеты?
Очень тяжело. Ручкой и в тетрадь.
Словом, что юлить? Тайн особых нету.
Просто я люблю белое марать…
Горная- шутовская
В тот день все было разное:
зовущее, прекрасное,
манящее, цветущее, как в августе банан...
Таинственное, дерзкое,
до опупенья мерзкое,
пустое и дырявое, как правый мой карман!
А горы были гордые,
огромные, надменные,
высокие и острые, колючие как еж!
По ним как угорелая,
шальная, огрубелая,
во всех вопросах зрелая, носилась молодежь.
Тропа была извилистая,
тонкая, заросшая,
помечена животными, по ней стекал ручей.
А рядышком весь порванный,
дырявый и ободранный,
зубастый и обиженный, лежал башмак...Ничей!
По той тропинке тоненькой,
заросшей и извилистой,
ползли наверх и к солнышку, с упорством ишаков
Друг друга обманувшие
и в горы убежавшие,
с одной сторонки- женщины, с другой- пять мужиков!
У мужиков, как водится,
все были бородатые,
колючие, вспотевшие под весом рюкзаков...
Селедкою и водкою,
грибами и консервами,
Тушенкой и тухлятиной, несло от мужиков.
Доугое дело женщины:
красивые и стройные,
умытые и чистые, противно аж смотреть!
Такие симпатичные,
и фразы все приличные,
(для гор что необычно), и любят песни петь!
Но вот уже вершина.
(А это очень кстати.)
Красивая и гордая! Даешь еще рывок!!!!
И женщины рванули:
Светланы, Люси, Кати....
Мужчины приотстали: "Передохнем чуток!"
Рванувшие к вершине
Все что могли порвали!
Страховку, голос, жилы...А сверху камнепад!!!
Снарягу побросали
и живо убежали.
Спустились чуть пониже - там мужики сидят!
Что делать? Обогрели
их мужики как должно...
И напоили чаем, и уложили спать...
С утра вершину взяли...
Отметили немножко...
Потом с нее спустились- а тут готово жрать!!!
Я долго этой байкой,
вам по ушам катался.
Но вот настало время и кой-чего сказать...
Прошло лишь три четвертых
земного, значит, года,
и доля альпинистов вдруг стала прибывать!!!
О женщины родные!
О хрупкие вы наши!
Послушайте, пожалуйста, вот этакий призыв:
"Возьмитесь за кастрюли
и не ходите в горы!!!
(А то ведь в демографии, как пить дать, будет взрыв!!!)
Возвращение
Капает дождь, и торопятся в лужи ручьи.
Медленно год уходит. Октябрь при делах.
Мокрый перрон дает мне сказать и молчит,
Машет рукой мне попутчица из-за стекла.
Смеется, глядя как я поднял к небу глаза,
Как жадно ловлю эти капли, подставив им ворот.
Я долго отсутствовал здесь, но вернулся назад.
Я снова пришел в этот старый потрепанный город.
Вот, пассажиров ссадив, электричка ушла.
Все здесь, как раньше - залитый дождями перрон.
И городу я говорю: «Старик! Как дела?»
«Паршиво ты выглядишь!» - скажет безмолвно он.
Тут тронулся поезд. Попутчице сделал:«Пока!»
Она, улыбнувшись, губами прижалась к стеклу.
Но что-то из пальцев в кармане сложила рука...
Да! Я узнаю этот город и эту игру!
Качаясь, последний вагон скрылся за переезд,
А ноги, как раньше- насквозь! И автобуса нет.
По старой привычке линяю в ближайший подъезд,
Ведь в пачке наверно остался пяток сигарет..
И на подоконник устроившись, пиво открыв,
Пущу в потолок струйку дыма, закрою глаза…
Ну вот и закончился мой бесконечный отрыв!
И я, как обычно, опять возвратился назад.
Автобус набухший, где тесно, но все же тепло,
И нету кондуктора, что очевиднейший плюс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
