Деннис встал рядом, опираясь локтями о перила.
— Ты в порядке? — поинтересовался довольный Роджерс при виде моего перекошенного лица.
Впервые за эти дни мои глаза горели, а на губах играла искренняя счастливая улыбка. Я тут же обернулась к лидеру.
— Ты блять стебешься надо мной?! — прошептала я, смеясь, как маленький ребенок.
Мужчина понимающе кивнул, безмятежно оглядывая пещеру: эти красоты ему уже доводилось встречать не раз, поэтому особого восторга он не проявлял. Однако было все-таки в его взгляде тепло по отношению к такой красоте. Да наверное, любой, даже самый черствый в этом мире человек не смог бы быть равнодушным при виде подземного города древнего племени ракъят.
— Добро пожаловать домой, девочка, — вдруг повторил когда-то уже сказанные слова Деннис, рассматривая затерянные руины.
«Домой…»
Это слово вертелось у меня на языке, но я никак не решалась назвать это место своим домом. Тогда где же мой дом? Где пристанище для моей одинокой души? Неужели остров Рук — кровавый клочек земли посреди Тихого океана, где нашли свое место сотни отбросов общества, — оказался тем самым пристанищем и для меня, и больше мне нигде не суждено найти приют, не суждено найти счастья? Неужели я до конца своих дней буду вынуждена прожить жизнь, которую буду ненавидеть всеми фибрами души?
« — Мы оба искали другой жизни, пытались спастись, но посмотри, как низко мы пали. Мы не смогли найти приют на этом острове, amigo, не смогли обрести покой, не смогли найти лучшей жизни и уже не сможем найти, hermana, а знаешь почему? Потому, что остров уже не отпустит тебя, querida…»
Услышав в голове до боли знакомый голос Монтенегро, я не могла не вспомнить о его излюбленных «нас».
И о том, что приснилось мне накануне восьмого дня…
***
Kim Ji Soo — Wing of Goryeo
Огромный древний храм посреди глубоких, таинственных джунглей. Темные каменные стены, уходящие вдаль и словно не имеющие конца, развешанные факелы, и все покрывают церемониальные узоры, среди которых я легко узнаю цаплю, акулу и паука…
Сколько народу. И все одеты как… Даже не знаю. Все они из племени ракъят, однако их наряды выглядят так дорого и приковывают внимание: клыки на кожаных ремешках, атрибуты одежды, выполненные из кожи и шкур благородных животных, украшения из минералов на голеностопах, запястьях и шеях. На мне же было что-то наподобие платья из легкой, муслиновой белой ткани. Оно открывало колени, руки и развевалось на ветру. Я неспешно и горделиво шагала по широкому пути, по обе стороны которого находился народ ракъят. Жители приветствовали меня, благославляли на своем языке, восхваляли, поднимая загорелые руки к небу, где палило июльское солнце. Люди осыпали мой путь лепестками тропических цветов, и вся дорога, уходящая вдаль этого бесконечного храма, была усыпана нежными бутонами, по которым было приятно ступать босыми ногами.
Я не могла обернуться назад, не могла поворачивать голову — я смотрела только вперед, в этот далекий горизонт, и вслушивалась в оглушающие звуки церемониальных инструментов, стук барабанов, крики народа и ангельское песнопение этнических мотивов.
Я чувствовала невероятную мощь внутри. Словно я и есть их божество. Божество, способное спасти этих людей. Божество, спустя века пришедшее к древнему народу ракъят и его жрецам.
Наконец мы с двумя сопровождающими меня воинами ракъят достигли церемонального пьендестала. До обрядового стола оставались какие-то полсотни ступень к небу, но я заранее знала, что увижу там: по четыре стороны будут гореть факелы, все будет усыпано лепестками ароматных цветов, а на цепи поодаль будет буянить черная как смоль пантера, чей рык раздавался, казалось, на все джунгли. Ветер усиливался с каждой секундой, разнося звуки с бешеной скоростью и гоняя по воздуху пальмовые листья, одеяния племени и песок под ногами. Я шагнула на первую ступень, не отрывая глаз от вершины холма…
(1:25)
И я увидела ее.
Невероятной красоты женщину со смуглой кожей, покрытой татуировками. Взгляд ее светлых, слегка прищуренных и сужающихся ближе к вискам глаз завораживал. Ослеплял. Виски были покрыты слегка отросшими волосами, в то время как ото лба, спускаясь по затылку, резвевалась на ветру черная дредовая коса, своей длиной достигающая поясницы женщины. Ее тонкую шею обвивали африканские кольца, а по всему телу поблескивали под солнцем самые разные украшения. Она смотрела на меня отрешенно. Во всем ее виде читалась грация, уверенность и гордость, и она прекрасно осознавала силу своей власти над чужим разумом. Она выглядела такой неприступной, сильной, опасной. Эти глаза, смотрящие из-под черных, подведенных ритуальной краской ресниц, и этот исписанный в тату подбородок, уверенно поднятый вперед, — все выдавало в этой женщине ее лидерство и силу, которую она могла подарить. Все выдавало в ней безразличие к чужим чувствам, и от этого она казалась еще загадочней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я замерла, засмотревшись на доли секунды. Во всей этой красоте, во всей этой грации и сдержанности трудно было не узнать его черты… Черты Вааса. Этот же лоб, этот же разрез глаз, этот же взгляд, эта же опасность, витающая в воздухе возле этих двоих. Только вместо пистолета в руке девушки находился церемониальный нож. Ваас говорил о том, что они очень разные с Цитрой, но я убедилась в том, что какими бы они не были противоположностями внутри, внешне же брат с сестрой оставались членами одной семьи, и ничто не смогло бы изменить этот факт…
Вот она, жрица всего племени ракъят.
Шагая по горячим ступеням, я не отрывала глаз от припущенных век и чуть приоткрытых пухлых губ. Приближаясь к ней и удаляясь куда-то вверх от земли, от кричащего народа, я всем телом ощущала силу жрицы и яростно желала обрести такую же любой ценой. С каждой ступенью голоса внизу затихали, словно я делала не маленький шаг, а наоброт — поднималась на соню метров к чистому небу. Мое желание обрести силу рвало меня изнутри вместе с внутренним зверем: сердце бешено стучало, а руки поддрагивали от волнения и нетерпения…
Я стояла в нескольких метрах от жрицы. Нас разделял лишь невысокий алтарь, испачканный кровью. Запекшейся кровью. Но я не придала этому значения, а только уверенно смотрела в глаза женщины, на лице которой не дрогнул ни одни мускул при моем появлении. Она лишь моргнула, словно в замедленной съемке, и протянула ко мне свои руки…
Время замедлилось в сотню раз. Я хотела сделать тяжелый шаг, как мимо моего плеча пронеслась фигура девушки, направляющаяся навстречу распростертым рукам жрицы. Она была одета в то же, что и я, а огненно-красные волосы парили на ветру, вот только… На руке ее было татау. Завершенное татау. Оно покрывало тонкую руку девушки, от плеча до кончиков пальцев, а эти чертовы цапля, акула и паук располагались в том самом месте, где когда-то набил мне их Деннис Роджерс.
Она обернулась — это была Сара. Она улыбалась: так счастливо и открыто, и в улыбке ее не было ни доли надменности или злорадства. Я даже слышала, как стучало ее сердце. Неужели для нее настолько важно стать воином? Или, может, это мое сердце так бьется? От разочарования в себе? От гнева? От чувства несправедливости? Обида, затронутая гордость и зависть обволокли мою душу.
Вдруг я почувствовала такую боль, что схватилась за грудь: в сердце словно воткнули клинок. В мою сторону уже не смотрели, будто меня не существовало. Они не слышали мой стон от боли, не видели моих страданий. А невидимый нож медленно продолжал вонзаться в мою грудь. Я упала на колени, вцепившись в место на теле, где бешено колотилось умирающее сердце. Мои руки уже все были в крови, но под белым платьем не было ни единой царапины.
«Какого черта мне так больно?!»
Я подняла глаза на девушек — жрица за плечи придерживала Сару, подводя ее к окровавленному алтарю и жестом предлагая лечь на него, что девушка послушно исполнила. Когда жрица в последний раз обернулась ко мне, на ее губах играла лукавая улыбка, а в руке был сжат все тот же ритуальный нож.
