Почему? Почему мне приходилось терпеть это бесконечное насилие и унижения, но вопреки этому я оставалась искренней с этим ублюдком, в то время как Сара не питала к пирату ни капли того, что чувствовала я, и тем не менее не страдала, подобно мне? А может… Так это и должно работать?
Я бы отдала все, что у меня было и что еще будет, лишь бы не переживать всего того, что произошло между мной и главарем пиратов. Отдала бы все, чтобы вернуться почти на два месяца назад и не решиться стать воином…
Тогда Монтенегро никогда бы не выбрал меня в качестве своей зверушки, не стал бы моим ночным кошмаром, не стал бы частью моей гребаной жизни на острове. Я бы не узнала его прошлого, не приняла его безумие и не страдала бы так от его маниакальной зависимости ни физически, ни душевно. А при первом же случае, когда меня поймали, Ваас пустил бы мне пулю в лоб, и весь кошмар закончился.
Раньше я так боялась этого… А теперь мечтала об этом. Мечтала не ступить на путь воина. Мечтала не пролить столько крови. Мечтала не встретить безумие во плоти.
Мечтала, чтобы когда-то тогда на моем месте оказался другой человек.
Сара.
Нет, я не ненавидела ее, не презирала, не злилась на нее. Она ни в чем не была виновата. Так же, как и я. Мы обе встали на путь воина ради того, чтобы спасти друзей. Мы обе встали в ряды ракъят потому, что, к сожалению, нам единственным хватило на это смелости и… Скорее всего, отчаянной глупости. И однажды мы обе встретили Вааса Монтенегро, чье безумие и харизма были способны растоптать в наших душах мораль и человека…
Вот только у пирата получилось сломать только меня. Почему? Не думаю, что Сара, несмотря на свой твердый характер, смогла бы стойко вынести давление такого влиятельного и эмоционально-нестабильного человека, как Монтенегро. Скорее всего, у Вааса просто-напросто были другие планы на Сару, но вот какие, я и понятия не имела. Да и имело ли это значение, если моя жизнь и и так повернутая психика рушились буквально на глазах?
Нет, я не испытывала обиду на нее. Меня лишь гложила эта гребаная несправедливость. Сара всегда была для меня идеалом — я уже говорила, насколько сильно хотела быть похожей на нее… И вот теперь мой «идеал» вновь заняла мое место: и место воина ракъят, и место возле главаря пиратов.
Как… Как я должна себя чувствовать? Подавлено? Униженно? Разбито? Я ведь пахала, реально пахала. Что для ракъят, что для Монтенегро. Но все досталось другому человеку. Человеку, на которого я так хотела быть похожей, человеку, у которого в очередной раз прибавилось того, чего не было у меня…
Я не знала, как далеко зашла Сара. Но знала, как далеко зашла я сама. Казалось, я была еще в начале пути, но уже убила столько людей, что потеряла счет. Это стало настолько частым и необходимым явлением, что вошло в привычку, чего я так боялась, рассказывая об этом Нике. Да, это было после моего первого убийства — убийства, которое я так долго и тяжело переживала…
«— Я боюсь, ясно?! Боюсь, что мне снова придется убить человека, потом еще раз, и еще… И что это войдет в привычку, это станет нормальным для меня, не будет вызывать отвращение или страх!»
Ника.
Вместе со всеми она смотрела на меня, как на чужого и опасного человека. А наш последний разговор… Господи, как же давно он был…
« — Я же вижу, какой ты становишься, когда слышишь о нем! Что он сделал с тобой? Что, Маш?! Когда он успел забрать часть той Маши, которую я помню и так люблю? <…> Ты медленно становишься одержимой местью. Прошу, не позволяй Ваасу превратить тебя в такого же монстра, как и он сам! Знаю, как это звучит, Маш, но я лишь пытаюсь тебя вразумить…
— Я не могу спать… Не могу есть… Я не могу ни о чем больше думать, Ник… Как… Как представлю Еву там, на диване в особняке дока, такую бледную, холодную… Как представлю то, что делали с ней люди этого ублюдка… Как вспомню, что в тот вечер оставила ее одну… Я никогда не смогу простить себе этого… Пока он и его люди не поплатятся за это… Прости.»
Наш последний разговор окончательно опустил меня в ее глазах. И хотя она всеми силами старалась верить мне, у нее это плохо выходило. Ника не могла больше видеть в моих глазах что-то, кроме одержимости местью…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я бросила взгляд на спящую девушку — страшно представить, кем я стану в ее глазах, если она узнает о том, что я сотворила с Антонио в том гребаном пожаре. Она еще могла понять мою необходимость убивать пиратов Вааса в целях защиты себя и остальных. Однако намеренное причинение страданий и мучительных пыток она бы понять не смогла.
Нет. Ника не смогла бы понять меня, не смогла хотя бы потому, что не прочувствовала на себе то, через что прошла я. И не нужно ей было проходить через такое. Не нужно было знать об этом. Ведь пока во взгляде Ники еще оставалась надежда. Такая же чертова надежда, что и у меня — надежда однажды уплыть с этого острова и вернуть жизнь среди нормальных людей, забыть этот кошмар, сходить к чертовому психиатру и излечиться от всего, что накопилось…
А тем временем с каждым днем становилось только хуже — и вот впервые я не подарила человеку быструю смерть, а пытала его. Жестоко пытала, напиваясь видом его крови и сгорая изнутри от застилающей разум ярости… Я не могла забыть об этом. И не смогу. Я — чудовище. Чудовище, подобое Царю и Богу этого острова. И если я и ненавидела кого, то только себя…
Почему-то именно сейчас мне вспомнились слова Вааса, которые он произнес так давно, что, казалось, с того времени прошла целая вечность и изменилось все. Изменились и мы…
« — А вообще мне нравится это чувство, amiga: гнев, который ты еле блять сдерживаешь, желание избавиться от очередного высера цивилизации, пустив ему пулю, но не в голову, а, скажем, сначала в ногу, затем в руку и так все выше и выше… Пытка, amiga, слышала о таком? Чтобы этот гандон мучился, понимаешь меня, Mary? — Ваас выждал паузу, изучая мое легкое недоумение на лице, и вдруг залился тихим, но безумным смехом, вызывая у меня мурашки по всему телу. — Не… Нихуя ты не понимаешь, принцесса.»
Как жаль, что понимала теперь…
Когда слезы высохли, мне стало легче. В спину отдавало темлом костра, а рядом посапывали умиротворенные девушки. Я… успокоилась. Но еще долго не могла уснуть, думая о завтрашнем дне. Предстояла тяжелая работа — душевная работа.
«Пора перестать пускать сопли и засиживаться в позиции жертвы, Мария, » — твердил внутренний голос. «Вспомни, что ты сделала с ублюдком Антонио. Не-е… Ни черта ты не жертва, девочка… И пришло время направить твоего внутреннего зверя в нужное, выгодное для тебя русло…»
Зверь. Он давал о себе знать во время вспышек агресси и вот совсем недавно сумел вырваться наружу. Да, я снова слышала его рычание. Снова чувствовала, как он пытается порвать цепь — порвать все моральные и человеческие принципы моей души и вырваться наружу. Что такое душа для этого зверя? Душа для него — это всего лишь забавная игрушка, которую можно жестоко погрызть. Раньше мою душу пытала только совесть — теперь же на место совести пришло безумие в лице осклабившегося внутреннего зверя.
Но я верила, что где-то внутри меня еще есть что-то.
Что-то… Лучшее.
***
Рано утром я отправилась в Аманаке. Жители приняли меня с распростертыми объятиями, и я тоже была рада видеть этих людей — людей, которые никак не были повязаны интригами чертовой иерархии этого острова, а оставались простым и добродушным народом.
— Если ищешь Денниса, он у главных ворот. Собирается атаковать аванпост у истока реки, — сказал один из местных, обращаясь ко мне на ломаном английском.
Я быстро кивнула и поспешно выпуталась из окружившей меня толпы, направляясь в указанном направлении. Уже подходя к воротам, я невольно замедлила шаг, взглядываясь в знакомые лица: несколько воинов ракъят, с одним я даже была знакома лично, отдающий приказы Деннис, все такой же дерзкий, воинственный, с долькой черного юмора, а рядом с ним невысокая девушка с красным каре…
— МАША! — раздался ее пронзительный визг, и все присутствующие просто не могли не обратить на нас внимание.
