Через несколько недель после исчезновения отца Джинни села на рейсовый автобус дальнего следования и провела несколько суток, разглядывая из окна бесконечную цепь влажных лугов и холмов. В Филадельфии довелось пожить на улице. Выяснилось, что бомжи забывают все подряд, даже при самых благоприятных условиях. Девушка решила, что ей нужно нечто иное.
Вскоре она автостопом добралась до Балтимора, где с доски объявлений сорвала клочок бумаги, и тем же вечером прибыла со своим рюкзачком в один из дряхлых щитовых домишек, где обитали готы и рейверы, — настроившись пожить здесь подольше, как бы пустить корни, оставить за собой хоть какие-то следы. Впервые после исчезновения родителей она чувствовала себя комфортно, дома — некоторое время. Пока не позвонила по номеру, найденному в газетном объявлении…
Джинни подняла взгляд на голую стену, лупившуюся краску, тени, медленно передвигавшиеся подоскам.
— Ты это сама выбрала? В прошлом было лучше?
— Кто ты? — вскрикнула девушка.
Молчание. Дурацкий вопрос. Она и так уже знает ответ — хотя он не несет в себе большого смысла.
— Тогда кто я? Ничего не помню до звонка по тому номеру — в этом дело? Кем были мои родители? Не могла же я просто выскочить ниоткуда, ведь так?
Вежливое ожидание.
— Ну хорошо, — гневно сказала Джинни, решив проверить допустимые пределы. — Вы этого хотели, так что не обижайтесь. Допустим, я пришла из страны, именуемой Тула. Это большой остров к северо-западу от Ирландии. Последний контакт с внешним миром состоялся в эпоху… м-м… Второй мировой. Немцы оккупировали мой родной остров, но мы их выбили еще до окончания войны… На холмах и в горах стоит множество громадных каменных замков. Мои родители работали в одном из королевских дворцов на южном побережье, и мне разрешали играть в замках, где прятались принц и принцесса. Переезжать приходилось каждый день. Страшно было всем, но только не моей семье. Мы с братьями — у меня трое братьев, — мы часто летали на планерах со скал, и однажды я сломала руку…
Кто-то рассмеялся — за спиной, кругом, — веселясь от ее самонадеянности. Рука девушки заныла, и с болью нахлынули воспоминания: широкие луга у подножия каменного замка, пурпурно-бурого под сенью камышовой кровли, сладко пахнущей в свежем воздухе весны… вкус меда прямо из сот; беспокойство отца — местный врач вправлял ей кость без анестезии; на руку наложили припарку из топленого сала с чистотелом, затем обернули в пропитанные воском льняные полотенца, закрепили шиной из двух гладко выструганных белых сосновых дощечек…
Вирджиния — «непорочная» — так ее назвали в честь Королевы-девственницы, Елизаветы I, которая в свое время предложила союз Туле, нуждаясь в их помощи в борьбе с испанцами. Союз расцвел в эпоху короля Якова I.
Джинни улыбнулась — ей дали возможность выбирать. Она, можно сказать, чувствовала, как замечательный, ярко расцвеченный хвост истории и воспоминаний тянется за ней… вибрирующее прошлое оживает… запах, цвет и вкус борются между собой за право зафиксироваться на месте…
Все реально — здесь не просто ее воображение!
— Господи, — тихо сказала она, и голос эхом отразился от стен. — Значит, это правда?
Девушка впервые испытывала такое чувство легкости и свободы. Даже голова кружилась. Она пермутировала судьбы, только в обратную сторону.
И здесь вдруг до нее донеслось мягкое возражение.
— Да, это чудесно — великолепно протянутая нить — но она слишком далека от того места, где мы находимся сейчас. Ее невозможно согласовать. Пока невозможно. Попозже…
Замечательная история поблекла столь же быстро, как и появилась, хотя на языке все же остался привкус меда, словно награда за смелость.
— Ты существуешь, да? — прошептала Джинни. — Ты существуешь, и ты прекрасна. Но ты больна… умираешь, потому что Вселенная больна и умирает. Так?
Нет ответа.
— Раз это правда — можно мне получить другое прошлое? Лучшее, более счастливое прошлое?
Здесь не требовалось ответа. Джинни потрогала шкатулку в кармане.
— Когда я родилась? — внезапно прозрев, спросила она.
— Я пробыл здесь долго, — сказал Даниэль, обращаясь к нависшей тишине. — Тысячи лет. Миллионы. Не все, конечно, помню, но досюда я догадался. И сейчас я произношу эти слова лишь для того, чтобы скоротать время, потому как вся эта дешевая ерунда выеденного яйца не стоит. Если на то пошло, я чуть-чуть только помню, что было до моего прыжка в Чарлза Грейнджера. В этом-то и проблема — вещи, которые приходилось делать, чтобы вырваться из гиблых, отмирающих мест, — большими скачками. Сейчас остался лишь один путь, один выход. — Он резко махнул рукой. — Сквозь Терминус, проскочить на ту сторону, какой бы они ни была. Вот и вопрос… Кто пройдет туда, а кто застрянет здесь? Может статься, ты не знаешь, потому что это не твоя работа. Но если такое кому-то под силу, то считай меня своим билетом, садись на закорки. — Тишина, казалось, стала глубже. — Это ты, Алебастровая Княжна?
Даниэль испытывал чувство резкого дискомфорта. В комнате что-то есть — оно просто отмалчивается. Как жаль. Ему никак не удавалось вспомнить нечто важное — нечто жизненно важное.
— Послушай, это как бы мой кастинг, да? Те, остальные — они говорят, что им грезится другой город. А мне нет. Так отчего мной заинтересовались эти монстры — Моль, Уитлоу, Главк или кто там еще. Что я могу им дать? Камень? Я даже не помню, как он стал моим. Кажется, пришлось кого-то убить. Вот почему он всегда возвращается ко мне. Кому-то надо умереть.
Он коротко вздохнул — начинала кружиться голова.
— Я — сумасшествие, которое скачет от человека к человеку. Я предатель, лжец, я сам уничтожал, меня пытались уничтожить, но я всегда спасался. Так кто же я такой?
Даниэль закрыл глаза. В затылке прорезалась сильная боль — от тоски и надежды.
— Мы ведь еще не скоро увидимся, я не ошибся? — прошептал он в пустоту.
Джереми нашел отца лежащим на полу ванной. В мотель прибыли врачи. В голове Райана лопнул какой-то сосудик — отца разбил паралич, речь сделалась неразборчивой.
Райан не разу больше не упоминал Бледного Попечителя. В больничной палате Джереми услышал от него:
— Спаси мать. Всегда ее помни.
Без объяснений.
Джек делал свой выбор — вечный упрямец. Он любил родителей и хотел во всем быть похожим на отца.
Три дня спустя очередной удар убил Райана. Отца не стало. Одно дело дурачить простаков на потеху зрителям, развлекать их яркостью игры, и совсем другое — построить собственную жизнь на прочном, чудесном фундаменте воспоминаний, как хороших, так и плохих: жизнь без прорех, болезненную, но настоящую.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
