комнаты, где стояли музыкальные инструменты — клавир, клавесин и позолоченная арфа. Отсюда, сверху, Констанциибыло хорошо видно, как Колетта огляделась по сторонам, а потом, убедившись, что ее никто не видит, запустила руку под чехол, прикрывавший верх арфы.
Тихо зазвенели струны, и испуганная девушка тут же прикрыла ихрукой. В ее пальцах белел конверт письма.
Боясь, что девушка заметит, что она подсматривала, Констанциябыстро вернулась в спальню и только успела устроиться в мягком кресле, как в комнату вбежала Колетта.
Лицо ее сияло от счастья, а конверт с письмом она прижимала к груди.
— Вот оно, Констанция.
Мадемуазель Аламбер тут же развернула письмо и принялась читать.
Это был несусветный бред. Какими только эпитетами не наделял свою возлюбленную Александр Шенье! Но ничего неожиданного в письме для Констанции не было. Обычное любовное письмо мальчишки, еще не научившегося как следует писать.
Даже не дочитав до конца, Констанция сложила письмо и вновь опустила его в конверт.
— Возьми, — протянула она послание Колетте. Та с надеждой смотрела на Констанцию.
— Ну как?
— Он пишет великолепно, правда, немного сбивчиво, но в искренности его чувств я не сомневаюсь.
— Так, что мне делать?
— Пойми меня правильно, Колетта, если он написал тебе письмо, то ты вправе ответить ему точно таким же. Ты согласна?
— Конечно! Я так рада, что вы согласились помочь мне!
— Садись к секретеру, — Констанция сама подвинула стул, а Колетта уже нетерпеливо откинула крышку, взяла лист бумаги, перо и приготовилась писать.
Констанция, обдумывая текст будущего письма, ходила по комнате, обмахиваясь веером.
А Колетта следила за ней, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону.
— Как ты его называешь? — спросила мадам Аламбер.
— Шевалье.
— Ну, так и пиши: «Дорогой шевалье!» Колетта склонила головуна бок и от усердия высунув язычок, начала старательно выводить буквы.
А Констанция, спохватившись, что впопыхах ее подопечная забылазакрыть дверь, щелкнула задвижкой.
— Вот так-то лучше, иначе, чего доброго, сюда придет твоя мать, и ты не успеешь дописать письмо, а я буду уличена.
— Я тебя ни за что не выдам! — горячо проговорила девушка.
— Значит так:«Дорогой шевалье! Ваша любовь окрыляет меня и наполняет нежностью мое сердце». Колетта слушала как завороженная.
— Ты знаешь такие красивые слова, Констанция!
— Это всего лишь дань приличия, так пишут все, — призналась мадемуазель Аламбер, — и твое письмо не будет ничем отличаться от сотни других.
— Но ведь его письмо особенное, Констанция?
— И он пишет тебе самые обыкновенные слова. А ты лучше поменьше говори, а записывай.
— «…и наполняет нежностью мое сердце», — повторяла вслед за пером Колетта. Что — что, а почерк был у нее отменный, буквы получались ровными, с одинаковым наклоном и в коице каждого слова стоял замысловатый завиток.
— А в конце, Колетта, можешь пририсовать какой-нибудь цветокили сердце — что тебе больше нравится.
— А дальше? — спросила девушка.
— Пиши: «…вы себе даже не представляете, как мне приятно получать эти письма».
Колетта радостно засмеялась и принялась записывать.
— Мне в самом деле приятно получать их, Констанция.
— Значит, ты написала правду.
— А дальше?
— Пиши: «…Я понимаю, что подвергаю себя опасности, ведь матьследит за мной, разгневается, узнав о вашей любви ко мне, дорогойшевалье».
В таком же духе Констанция надиктовала Колетте и все письмо.Она остановила свой диктант лишь тогда, когда последняя строчка приблизилась к нижнему обрезу бумаги.
— Ну вот и все. Подпиши: «Ваша ученица Колетта».
— Это так скромно, — пробормотала девушка, — но в то же время с таким уважением.
— А теперь можешь передать ему это письмо. Колетта была достаточно хитра, чтобы сплоховать во второй раз. Она заклеила конверт с письмом и спрятала его на полке секретера.
— Хорошо, я обязательно передам его. А Констанция, уже зная, где находится тайник, не стала расспрашивать об этом девушку.
— Желаю успеха!
Она покинула комнату Колетты и направилась к поджидавшей ее Франсуазе. Та совершенно извелась от нетерпения.
— Ну, что ты узнала, Констанция? — зашептала баронесса, прикрывая дверь.
— Это всего лишь детская влюбленность и не больше, как я тебе и говорила.
Баронесса с облегчением вздохнула:
— Дай-то Бог, чтобы оно так и было. Ты уверена в этом, Констанция?
— Я даже могу сказать тебе, где они обмениваются письмами. — Где же?
— Правда, Колетта просила не говорить об этом, и я ей пообещала.
— Но ты же знаешь, это для ее же блага, — настаивала Франсуаза, — ты обязана мне сказать.
Констанция для вида немного поколебалась, а потом тяжело вздохнув, объяснила:
— Они прячут свои письма на струнах арфы, а затем опускают вчехол. Так что ты десятки раз проходила мимо их тайника и ничего незаметила.
— Ах, змея! — воскликнула Франсуаза. — Это мог придумать только он, учитель музыки! Под струнами арфы… Моей девочке и в голову такое не могло бы прийти.
— А когда должен прийти учитель музыки?
— Через полчаса. Уж я покажу ему, как зариться на мою дочь!
ГЛАВА 13
Колетта и ее учитель музыки Александр Шенье усердствовали всвоих занятиях. Колетта напевала тихим проникновенным голосом душещипательную песенку о пастушке и принце.Шевалье, полуприкрыв глаза, помахивал в воздухе рукой, изображая из себя метроном, исправно отбивающий такт. За спиной у девушки стояла ее служанка, и ее лицо светилось восторженной улыбкой. Она была очень рада за свою молодой хозяйку.
Зато баронесса Дюамель сидела с каменным лицом. Рядом с ней, в кресле, восседала Констанция и давилась смехом, правда, при этом лицо ее оставалось непроницаемым. Жизнь при дворе научила ее скрывать свои эмоции.
Дворецкий стоял в дверях и машинально кивал головой в такт песни. Баронесса строго посмотрела на него, и он, спохватившись, замер, как каменное изваяние.
А песня лилась и лилась, казалось, ей не будет конца. Пальцы девушки перебирали струны, и она даже не смотрела на них.
Баронесса занервничала. Веер чуть не хрустнул в ее пальцах.Констанция подсела поближе к баронессе и шепнула ей на ухо:
— Осторожнее, Франсуаза, не спугни их.
Наконец, прозвучали последние аккорды и в наступившей тишине пронзительно зазвенела случайно задетая Колеттой самая высокая струна.
Служанка девушки, не удержавшись, громко заап-плодировала. Но к удивлению Колетты и учителя музыки, никто не разделил ее восторгов.
На этом урок можно было бы и закончить, но шевалье полистал ноты и, подойдя к Колетте, указал пальцем на третью строку:
— Вот в этом пассаже, мадемуазель, вам следовало бы еще поупражняться, он звучит немного ненатурально. И он принялся считать:
— Раз-два-три, раз-два-три… Колетта кивала головой и повторяла:
— Раз-два-три, раз-два-три…
Ее пальцы коснулись струн, но лишь только шевалье встретилсявзглядом с баронессой, он тут же поспешил добавить:
— Хорошо, мадемуазель, я
