сновидениях вспоминать меня почаще.
Констанция прикоснулась к губам Анри своим тонким пальцем и потом приложила его к своим губам.
— Молчи, Анри, и никому ни слова о том, что я тебе говорила.
Дверь захлопнулась. Виконт остался в коридоре один. Лишь в самом его конце за столом, перед ярко горящим канделябром сидел лакей и боролся со сном.
«Скорее бы они угомонились! — думал слуга. — А на виконта вообще нет ночи, ходит из одной комнаты в другую и никак ему не повезет. Уж скорее бы кто-нибудь из дам поддался на его уговоры».
Анри стоял, думая, возвратиться ли ему к двери Мадлен и продолжить бесполезные ухаживания или же сразу направиться к двери спальни маркизы Лагранх, ведь здесь сопротивления его домогательствам не ожидалось.
Он некоторое время колебался, даже сделал пару шагов по направлению к спальне Мадлен, но потом передумал окончательно и постучал к маркизе.
Та открыла почти сразу. Она даже уже успела раздеться. Бровиженщины поднялись вверх в притворном изумлении.
— Вы что-то забыли сказать мне, виконт?
— Я хотел бы поговорить с вами об одном деле.
— О чем же, виконт?
— Интересно, хорошо ли вы знаете своего мужа?
— И вы хотели бы, виконт, чтобы я вместе с вами заинтересовалась этим вопросом? — улыбка была красноречивее всяких слов.
Дверь распахнулась шире, и виконт смело вошел в спальню маркизы. Защелка повернулась, и виконт тут же обнял маркизу Лагранж.
— Так вы хотели убедить меня в своей верности мужу?
— У меня это получилось неубедительно, — усмехнулась маркиза. — Вы поняли, что моя дверь не будет заперта.
— Я вошел бы даже в запертую дверь.
— Вы слишком самонадеянны.
Маркиза обняла виконта Лабрюйера и припала к его губам. Он, даже не глядя, принялся расстегивать застежки на ее платье.
— Виконт… — шептала маркиза, и Анри чувствовал, как она делается податливой и мягкой, все сильнее и сильнее припадая к его телу.
Даже не сбрасывая одежды, Анри лег на кровать и дунул на свечи. Темнота воцарилась в комнате.
А слуга, сидевший за столом в коридоре, устало опустил головуна руки.
«Только бы не вздумалось графине ночью ходить по коридору и проверять, все ли в порядке. А так можно часок-другой вздремнуть вкоридоре, пока виконт не покинет спальню маркизы Лагранж. Даже если он и застанет меня спящим, то ничего страшного, он скоро забудет об этом»— и слуга негромко захрапел.
Констанция этой ночью спала отлично. Она встала очень рано, когда все гости еще спали, и распорядилась заложить свой экипаж.Она уехала, даже не попрощавшись ни с графиней, ни с Анри.
Но такой стиль поведения ничуть не удивил хозяйку дворца. Она привыкла, что в ее доме появляются без приглашения и покидают его без прощания.
Констанция спешила в Париж. Она не отказалась от своего замысла использовать Анри в борьбе с Эмилем. И если виконт не согласен был покинуть имение своей бабушки, занятый очередным романом, то ей предстояло уговорить Франсуазу отпустить Колетту, чтобы поехать с ней за город.
«Так даже будет лучше, — утешала себя Констанция, — Франсуаза обязательно останется в Париже, и я преспокойно буду наблюдать за тем, как виконт Лабрюйер совратит несчастную Колетту».
Было уже за полдень, когда Констанция Аламбер бежала по лестнице дома баронессы Дюамель. Франсуаза уже спешила к ней навстречу.
— Боже мой, Констанция, где ты пропадала? — воскликнула баронесса.
— Что случилось? — встревожилась мадемуазель Аламбер, глядя в почти безумные глаза Франсуазы.
— Это ужасно, Констанция! Это ужасно! Гостья уже было встревожилась, не случилось ли чего с Колеттой.
— Это ужасно! — бормотала баронесса.
— Да что случилось, объясни же толком! Баронесса осмотрелась, но заметив на галерее дворецкого и служанку Колетты, прошептала:
— Пойдем, пойдем, я тебе сейчас все объясню.
Недоумевая, Констанция двинулась за хозяйкой дома. Та, зайдя вкабинет своего покойного мужа, закрыла дверь на защелку, затем взяла Констанцию за руку и усадила в глубокое мягкое кресло.
— Сейчас я тебе расскажу. Только погоди, дай мне успокоиться, — баронесса нетерпеливо налила себе стакан воды и стуча о него зубами, выпила.
— Да не пугай же меня, Франсуаза, что случилось?
— Колетта тебе не посылала домой никаких писем? Констанция отрицательно качнула головой.
— Да что случилось?
— Ты не можешь себе представить, какая это большая утрата.
Сердце у Констанции екнуло:
«Неужели случилось что-то страшное?» Но тут же Франсуаза добавила:
— Ты не представляешь, какая это утрата, когда мать расстаетсясо своей дочерью.
«Фу ты! — подумала Констанция. — Нельзя же так пугать! Оказывается, она имеет в виду замужество, называя его утратой. Нужно быть поосторожнее в словах».
— Ты даже не можешь представить себе, Констанция, какое чувство охватывает меня, когда я представлю, что Колетта больше никогда не будет принадлежать мне!
— О, да! — воскликнула Констанция. — Я понимаю твои чувства, всецело разделяю их. У нее отлегло от сердца:
«Ну слава Богу, теперь-то уже точно все хорошо».
— Я хочу, — баронесса вновь огляделась, хотя в кабинете они были только вдвоем, — чтобы то, что я тебе сейчас скажу, оставалось только между нами.
— Конечно, хорошо. Констанция напряглась: «Вновь какие-то тайны».
— Говори, Франсуаза, я обещаю, все услышанное мною не получит огласки.
— Ты даже не можешь представить себе, дорогая, что я обнаружила у Колетты.
— Что же? — выдохнула Констанция.
— Письмо.
— Письмо?
— Да, к тому же любовное, — баронесса понизила голос.
— От кого же, дорогая?
— От этого ничтожного музыкантишки.
— Учителя музыки?
— Да, от этого шевалье, как его там…
— Александра Шенье, — подсказала Констанция.
— Вот видишь, я даже не помню его имени. И толкнул же меня черт под руку пригласить в учителя музыки именно его, почти безо всяких рекомендаций!
— Да, не повезло тебе, Франсуаза.
— Представляешь, письмо от этой змеи. Я взяла его на службу, положила хорошее жалованье и глупая, радовалась, как хорошо моя Колетта учится музыке, а он… — баронесса расплакалась.
Констанция взяла ее за руку.
— Да полно тебе, все это детские шалости, не больше.
— Нет, нет, Констанция, мне нужно что-то делать, я должна помешать этому.
— Ну что ты, Франсуаза…
— Я должна знать, где они передают друг другу письма, я должна знать, где их тайник и тогда поймаю их с поличным!
— А разве Колетта сама не сказала тебе об этом?
— Да что ты, я даже не говорила ей, что знаю об их переписке.
— По-моему, тебе, Франсуаза, стоило бы посоветоваться с дочерью.
— Да нет, я не хочу, она подумает, я желаю ей зла. Да и я не смогу доказать ничего, она скажет, впервые видит это письмо и даже не читала его. А мне не так важно поквитаться с этим Александром, как наставить дочь
