а поверх — все то, что он сказал там, в Литл Рок. А еще… Слова Дженнифер. Искаженная ухмылка Дава. Шест и блестки пота на теплой живой коже…
Коленка Энди касается колена Роя, и он вздрагивает. Джим Сноу все еще что-то говорит, бесконечно повторяя: «Ну, ты понимаешь…». Как мог он играть эту роль? Играть… Это тот же падший ангел Маккены, только без последнего кадра, потому что Джим… Нет, он не мог испытать то, что испытал сам Рой, хотя… Наверное, это и к лучшему. Что понимают люди, глядя на экран. Восторгаются, сочувствуют, думают, что прикасаются к жизни героев. Это почти зоопарк. Толпа стоит возле клетки с хищником, разглядывает, рассматривает, обсуждает, но разве хоть одному из них приходит в голову мысль, что там на самом деле думает уставший от их внимания зверь? Разве кто-то из них может до конца ощутить глубину трагедии? Зверь лоснится на солнце, сыто облизывается, но внутри у него холод и голод. Так и с ним, с Роем. Сколько раз они разговаривали с Джимом. Сноу хотел постичь суть, но как?! Как?! Как, не ударившись о землю, ощутить всю боль увечья?! Это зеркало. В нем может отразиться все. Красота, харизма, что-то еще, но в нем никогда не отразится внутренняя суть. В нем никогда не отразится тепло, звук и запах. А, может, это и лучше? Боль Роя — это только его боль. И ощущения Роя — это только его. И мысли — это тоже только его. И Энди. Он тоже только его.
Рой смотрел на Джима. Эти его бесконечные «ну, ты понимаешь». Вообще, он недолюбливал Сноу, потому что… Он был слишком хорош, чтобы Энди не увлекся. И, слава богу, натурал. Хотя, это не спасает. Ревность не имеет половой принадлежности. И ориентации не имеет. И возраста тоже. В общем, не имеет ничего, но при этом раздражает не на шутку. А еще раздражает то, что сам Рой не испытывал к Коллину Фрею, который играл Энди, ровным счетом ничего. Он даже был разочарован, когда познакомился с ним в самом начале съемок. Фрей был так мало похож на Энди, что Маккена изумился. У начинающего актера не было основного, того, что Рой запомнил на всю жизнь. Взгляда Энди. Того, первого, размытого предрассветной мглой, когда он говорил: «Не стоит этого делать». Если бы в тот момент не Энди, а именно Коллин сказал ему эту фразу, Маккена бы не поверил. После он привык к начинающему актеру, но достаточно часто думал, стал бы тот прыгать вслед самоубийце? Ответ не менялся. Наверное, нет. Скорее всего, нет. Нет. Это сейчас, после столького времени съемок Фрей оперился, а тогда? Хотя… Энди тоже выглядел вначале почти долговязым щенком. Ревность — отвратительная штука, и Рой гонял ее по себе, пиная из угла в угол. Она гибко перемещалась, но не уходила. Вот и сейчас Маккена пытается ее утихомирить, вылавливая сачком всплески где-то между… Ее, наверное, нет только ниже колен. Как Энди смотрит на него. Какого черта? На ум почему-то лезет фраза, когда парень сказал, что Коллин не определившийся. Они обсуждали вопрос опять все той же самой ориентации, когда уперлись в проблему, как два не гея собираются играть двух геев. Ответ, как и выход из самой проблемы выглядели настолько мутными, что почти тянули в категорию провала. Это к вопросу о дерьме, когда его категория переходит на уровень «полное». Энди вдруг улыбнулся тогда и сказал: «Это поправимо. Я когда-то тоже был не определившимся», потом подмигнул Рою: «Кто-то же меня определил». Лучше бы он не говорил этого, потому как Маккену переклинило. Он методом селекции тут же взрастил в себе определенный сорт ревности, которая активизировалась только в отношении Фрея. Хотя «определение» Коллина не входило в первоочередную задачу, Рой напрягся.
Сериал снят. Роман издан. Фрей определился в самый широкий спектр человеческих притязаний. Сноу хорош до безобразия, а Маккена снова может подгребать под себя Энди по ночам, что-то все равно настораживает. Черт возьми, Рой! Ты стареешь! А парень смотрит на него, улыбаясь только глазами. Не, старение откладывается, потому что у Энди в глазах: «Готовься, ибо я сожру тебя целиком». Сожри, Энди, только выплюнь потом, чтобы я смог испытать это снова.
Часть 3. I CAN BELIEVE
3.3 I CAN BELIEVE. (Я могу и поверить)
Ведущий ток-шоу напоминал Рою опытного специалиста по стрижке овец. Он ловко выхватывал кого-то из сидящих на сцене и хорошо наточенными вопросами срезал приличный клок информации. Сейчас он прицепился к Бернарде. Вообще, надо признать, что порой подобные вопросы вызывали в Маккене глухое раздражение. Это было для него почти то же самое, что с немытыми ногами лезть на чистые простыни. Лави′на спокойно выдерживала натиск ведущего, чуть склонив к плечу голову и законсервировав на губах пограничную усмешке улыбку.
— Интересно узнать, — ерзая на стуле, тек ведущий, — как вы решились на это?
— Мне не пришлось решаться. Это получилось естественно. Просто стало интересно узнать, насколько общество готово принять и переварить альтернативу.
— То есть, ваш роман можно считать альтернативным?
— Альтернативно-классическим. Извечная ценность — любовь в нестандартном проявлении. Ничего того, что было бы неизвестно человечеству.
— Интересное объяснение. То есть, вы ходили-ходили, и вдруг вас осенило…
— Вообще-то я сидела и пила кофе, а осинение как-то не мой вариант.
— Ага. То есть, чтобы сделать что-то необычное, надо пить кофе?
— Обязательно.
— Хорошо, но вот мне несколько не понятна одна вещь. Я, как мужчина, весьма далекий от таких отношений, не могу понять, как может женщина разбираться в подобной теме?
И тут Роя понесло. Слава богу, пока внутренне, но он был готов почти сказать это вслух. «Я, как мужчина…». Уже неправда. Ожиревшая особь, с причиндалами, отодвигающими это нечто в сторону по направлению «быть мужчиной», которые, разве что и удастся нынче разглядеть в зеркало. Вообще, в последнее время Маккена ловил себя на мысли, что всякий раз проходя, проезжая, проползая… короче, минуя любыми способами людей с избыточным весом, задавался вопросом: «Какого черта ты так нажрался»? А если учесть, что сам Рой в последнее время сидел на диете и жил, почти не слезая с весов, вопрос становился более, чем актуальным. Ведущий не утруждал себя ни тем, ни другим, потому и попадал для Маккены в категорию сожаления и неприятия. А если учесть, что он был лет на десять моложе Роя, эта категория переходила в неприемлемую для него форму. Далее по фразе следовал кусок: «весьма далекий от таких отношений«… Каких таких? Уже в начале пресс-конференции Рой сделал заключение, что ведущий вообще далек от каких-либо отношений и, тем более, таких. Вообще, любые отношения с подобным облаком в розовых тонах казались ему весьма далекими. Поэтому этот кусок фразы Рой кое-как принял и почти переварил. Ну, если не считать небольших колик. "Как может женщина…". А что, собственно, ведущий понимал в женщинах? По всей вероятности, ничего. Без вероятности. Рой был просто уверен в этом. Хотя Рой и недолюбливал эту ошибочную часть народонаселения, он не отрицал, что именно эта его часть способна на многое. Как могла Бернарда, он видел и принимал, и даже гордился. Особо не афишируя это. "Разбираться в такой теме"… Она не могла. Ей помогли. Рой не мог понять другого. Как у Энди хватало терпения в самом начале, но после… когда Лави′на начала мочь, ему самому это даже стало интересно. Вообще, с появлением Энди в жизнь Маккены потянулись женщины. К счастью, они не внедрялись слишком глубоко, и Рой, напоминая себе самому отдыхающего и помахивающего хвостом гепарда, позволял им немного приблизиться.
— Какой?
— Ну-у-у…
— Обычно. Так же, как и в любой другой. Скажите, у вас есть друзья?
— Конечно.
— Вам известна их жизнь?
— Безусловно.
— Безусловно, и мне знакома и понятна жизнь тех людей, которые стали моими друзьями и прототипами героям этой книги.
Ведущий крутился, заходя на одну и ту же тему с разных сторон. Бернарда улыбалась, ответами заставляя разворачиваться и заходить на новый круг. Видимо, он не понимал, что она играет с ним.
Бернарда улыбалась. Самой себе. Внутренне и очень глубоко. Все эти ток-шоу, интервью и тому подобное — такая, в сущности, чушь. Незнакомые люди сидят и по какому-то праву наделяют себя
