Тем временем на берегу собралась большая толпа островитян. По-видимому, среди них были и моряки, захваченные с ялика. Что делать? Бессильный чем-либо помочь им, Врангель, сжимая кулаки, гневно воскликнул:
— Получайте «подарок» от русских моряков, сволочи! — и отдал команды: — Поставить судно на шпринг![26] Открыть левым бортом огонь на поражение!
Залп картечью из всех восьми орудий левого борта, эхом прогремевший по отдаленным горам, заставил туземцев разбежаться. На берегу остались тела убитых и раненых.
Вдруг с земли поднялся один матрос. Шатаясь, он подбежал к берегу и, тяжело плюхнувшись в воду, поплыл к кораблю. Тотчас навстречу ему помчалась шестерка[27], срочно спущенная на воду. Весла гнулись от усилий гребцов, всей мощью налегающих на них, у форштевня[28] бился пенистый бурун. Быстрее, быстрее! Товарищ попал в беду!
Обессилевшего, еле живого матроса Лысухина вытащили из воды. Из глубоких ран на его теле сочилась кровь, из спины торчал кусок сломанного копья. Над ним сразу же стал хлопотать доктор Кибер.
Придя в себя, Лысухин рассказал, что мичман Дейбнер и матросы Некрасов и Тимофеев были убиты на его глазах, их тела туземцы унесли в лес. Однако мичману Дейбнеру в последний момент удалось крикнуть матросам: «Ребята, спасайтесь! Пусть убьют меня». По этой команде успели прыгнуть в воду матрос Зонов и англичанин Ридон. Все произошло так быстро, что никто из русских так и не успел выстрелить.
— Левым бортом — пали! — раздалась команда лейтенанта Лаврова, и корабль вздрогнул от очередного залпа корабельных орудий.
Моряки «Кроткого» мстили врагам за гибель своих товарищей.
* * *
Хотя и устрашенные картечью, островитяне, по-видимому, затевали недоброе дело. Рассыпавшись по окрестным холмам вокруг бухты, они продолжали непрерывно стрелять из укрытий.
— Не пора ли нам убираться, Андрей Петрович? — спросил Врангель. — Это западня!
— Самое время, Фердинанд Петрович. Отбить тела убитых на берегу, чтобы похоронить их по морскому обычаю, мы, к сожалению, не сможем. А вот дождаться появления в заливе с целью захвата «Кроткого» еще туземцев из соседних селений— вполне реальная перспектива.
Капитан утвердительно кивнул головой.
— Вот только как выйти в залив через узкий проход, усеянный рифами, когда нет ни малейшего дуновения ветра, полный штиль? — Шувалов не видел способа.
— Это не беда, Андрей Петрович, — ответил Врангель, сохраняя полное самообладание. — Штурмана — на мостик!
Штурмана Козьмина он послал на баркасе с полным числом гребцов и стрелков в залив для завоза верпа[29].
— Только постарайтесь, Прокопий Тарасович, — напутствовал его капитан, — завести верп как можно подальше от судна.
— Не беспокойтесь, Фердинанд Петрович. Все сделаю в самом лучшем виде, — заверил штурман, невозмутимый ни при каких обстоятельствах.
Увидев отошедший баркас, островитяне сосредоточили огонь уже на нем. Врангель приказал лейтенанту Лаврову усилить огонь корабельной артиллерии. К счастью, туземцы не причинили морякам вреда — пули все время плюхались в воду, ложась у самого борта.
Успешно выполнив задание, Козьмин вернулся на судно, где его благодарно обнял Фердинанд Петрович.
— Снять судно с шпринга! Ридон — к штурвалу! — раздались приказы капитана.
Шпилем[30] легко оттянулись, и вскоре корабль, минуя опасности, вышел почти на середину залива, туда, где на дне лежал завезенный штурманом верп. Отсюда хорошо были видны оба мыска у выхода из залива, под прикрытием которых собрались толпы островитян. С обоих бортов «Кроткого» по ним дали залп, и туземцы в панике разбежались. Громовое «ура!» огласило палубу корабля.
Тем временем подул легкий попутный ветерок.
— Нельзя терять дорогого времени! — возбужденно проговорил капитан, обрадованный неожиданной удачей. — Черт с ним, с этим верпом. Пусть останется на память гнусным туземцам, — и приказал боцману рубить канат.
Молодцы из боцманской команды положили трос верпа на колоду, постоянно находящуюся для этих целей на баке[31], и несколькими ударами топора перерубили его. Корабль, став под паруса, стал удаляться в море.
* * *
Смеркалось. Вдоль берега острова зажглись костры, послышались крики туземцев.
— К чему бы такая иллюминация? — недоуменно спросил Врангель.
— Это, видимо, условный сигнал для жителей соседних бухт, уже, несомненно, предупрежденных о совместном нападении на русский корабль, — предположил Андрей Петрович.
— Поздно спохватились, черти заморские! — рассмеялся довольный капитан. — У меня нет ни малейшего желания заходить ни в соседние, ни в какие-либо другие бухты этого острова. — Слава богу, мы хоть успели запастись свежей водой и дровами…
— Теперь ваше имя, Фердинанд Петрович, безусловно, войдет в историю русского флота.
— Это за какие же такие заслуги, извольте спросить? — искренне удивился Врангель.
— Ведь вы же первый капитан русского корабля, открывшего артиллерийский огонь по туземцам!
Лицо барона помрачнело.
— Не переживайте так, Фердинанд Петрович! — убежденно продолжил ученый. — Вы действовали в соответствии со сложившимися обстоятельствами и к тому же совершенно правильно. Лично я преклоняюсь перед вашим мужеством и решительностью, с которой вы защищали от нападения корабль и его команду. Точно так же, уверяю вас, воспримут ваши действия и все офицеры русского флота.
— Вы так думаете, Андрей Петрович? — с надеждой спросил тот.
— Безусловно, Фердинанд Петрович! Прав все-таки был лейтенант Торсон со шлюпа «Восток», когда предвидел такую возможность.
— Константин Петрович? — вмешался в разговор лейтенант Матюшкин, исполнявший обязанности вахтенного офицера.
— Совершенно верно, Федор Федорович. Вы, как я вижу, знакомы с ним?
Лицо лейтенанта расцвело в улыбке:
— А как же, Андрей Петрович, и очень даже близко. Только теперь он щеголяет в мундире капитан-лейтенанта.
— Естественно. Ведь после успешного окончания экспедиции Беллинсгаузена, открывшей Антарктиду, все офицеры, принимавшие участие в ней, высочайшим повелением были повышены в чине независимо от выслуги лет, — Шувалов ненадолго задумался. — У меня есть предложение, господа. Разрешите пригласить вас к себе в каюту на, так сказать, товарищеский ужин. Надо снять напряжение после трагических событий этого сумбурного дня. Да и нам, как оказалось, есть о чем поговорить.
