– А у этого твоего сокурсника есть телефон? – спросила она охрипшим от волнения голосом. – Я долж–на позвонить ему прямо сейчас.
Или пролетавшая фея оказалась самой доброй из всех существующих в мире фей, или действие ее волшебства оказалось предельно продолжительным – во всяком случае, после целого ряда звонков Саманте, никогда в жизни не проявлявшей такой активности, удалось связаться не с самим режиссером, но с каким-то парнем из его команды. Парень, вяло роняя слова, заявил, что вообще-то девушку на эту работу уже взяли, но босс ею страшно недоволен, так что Саманта может приехать и попробовать свои силы. Требования просты: им нужна умненькая расторопная барышня, которая с первого раза понимает, чего от нее хотят, быстро и четко выполняет все распоряжения, умеет вежливо разговаривать по телефону и при необходимости без всяких капризов приносит боссу кофе, не пролив его по дороге.
Двери в зазеркалье, захлопнувшиеся перед носом Саманты восемь лет назад, снова нехотя и со скрипом приоткрылись. И пусть это были двери с черного хода, и пусть сияющая за ними чудесная страна оказалась немного не той, какой представлялась когда-то, – Саманта была готова принимать ее любой, распластываться, сжиматься до размеров иголки и протискиваться в любые щели, лишь бы никогда больше не покидать безумный и суетный мир камер, микрофонов и прожекторов; мир трезвомыслящих, циничных, остроумных, красноречивых, наглых и амбициозных мужчин и женщин.
И как она могла теперь с восхищением смотреть на Роя – желторотого двадцатилетнего мальчишку, когда ее окружали восхитительные люди? И разве он – пусть не знающий жизни, но умный и честолюбивый мальчишка – не мог не почувствовать, что она перестает видеть в нем мужчину своей мечты и начинает смотреть на него все более трезво и пренебрежительно, уплывая мыслями куда-то ввысь? Саманта, возможно, и не замечала, как меняется ее отношение к Рою, но он, безусловно, все понял куда раньше и, перебив хребет своей влюбленности, нанес опережающий удар. Он должен был расстаться с Самантой прежде, чем та поймет, что переросла эту полудетскую связь. И кто знает, быть может, для него это расставание было не менее, а то и более тяжким, чем для Саманты. Она, во всяком случае, этого никогда так и не узнала.
К чести Саманты следует признать: она всего несколько месяцев напоминала испуганную ученицу на экзаменах. В среде телевизионщиков она освоилась довольно быстро и вскоре почувствовала себя свободно и комфортно: в ней пробудилось присущее ей в детстве желание активно общаться с людьми, демонстрируя при этом собственные артистизм и непосредственность. Новые коллеги приводили ее в восторг, она впитывала как губка все изрекаемые ими сентенции, запоминала все услышанное, жадно слушала быстрые, легкие, похожие на игру в пинг-понг разговоры, в которых каждая подаваемая собеседнику реплика сверкала остроумием и одновременно демонстрировала неограниченный запас знаний. Позднее она поняла, что явилась в их мир совершеннейшей девочкой-дурочкой, ничего не знающей, не умеющей правильно себя вести и говорить в нужный момент нужные вещи, но готовой и, главное, способной обучаться. Первые несколько лет Саманта почти физически ощущала, как в процессе трения «мозгов о мозги» во время пустой болтовни или наполненных подтекстами и недомолвками бесед (в которые, кстати, ее спокойно принимали и даже благожелательно вы–слушивали) ее умственные способности подвергаются активной шлифовке: она беспрестанно с пользой для себя усваивала нечто новое.
Не последнюю роль в этом процессе сыграли мужчины, становившиеся для Саманты на определенных временных отрезках не только любовниками, но и наставниками, а также покровителями. Первым в этом списке стал редактор информационно-аналитической программы: худощавый интеллектуал в модных очках, вечно заросший аккуратной трехдневной щетиной (и как ему это удавалось?). Он перетащил Саманту из новостной редакции, где она считалась самой распоследней шестеркой, в свою передачу, доверил крошечную часть бумажной работы, оставив, правда, за ней обязанность приносить кофе, потом разрешил отсматривать новостные ленты и выбирать самые интересные события на свой вкус. Поняв, что Саманта тонко чувствует разговорную стилистику программы, позволил редактировать небольшие тексты и даже отстаивать свое мнение в спорах с корреспондентами, состряпавшими на скорую руку тот или иной репортаж. Их внеслужебные отношения складывались не столь гладко: будучи редкостным эгоистом и циником, он вел себя по отношению к Саманте, мягко говоря, непорядочно и даже жестоко, порой выдавал ей редкостные гадости и имел, помимо нее, еще парочку любовниц. Но он молчаливо ценил Саманту как сотрудницу и, безусловно, дал изначальный толчок ее карьерному росту.
Их странная связь, без любви и нежности, зиждущаяся на ничем не приправленном равнодушно-быстром сексе, длилась почти два года. Потом он вдруг скоропостижно женился на официантке из закусочной, у которой никогда прежде не водилось мужей, зато имелись детишки-двойняшки ясельного возраста. Саманта изумилась, но не расстроилась и поняла, что этот период благополучно завершен – пора двигаться дальше.
Следующие два года она встречалась с шарообразным ведущим некоего морально-нравственного ток-шоу – великолепно образованным умницей, острословом и, как неожиданно оказалось, редкостным похабником. Он поступил испытанным способом: за–брал Саманту к себе и сделал редактором передачи. К этому времени она уже немного освоила профессии монтажера и звукорежиссера, поняла, как текст сочетается с «картинкой», каковы принципы музыкального оформления программы, в каких случаях кадру следует быть «глубоким», а в каких «плоским». Этот любовник дал Саманте очень много: во-первых, он вплотную занялся ее эстетическим образованием, открыв перед ней мир литературы и живописи. Кино Саманта приплюсовала сама, справедливо сочтя, что без этого вида искусства сегодня не обойтись. Во-вторых, именно ему удалось разбудить в ней чувственность: только с этим лысоватым, вечно задыхающимся от собственного веса, но донельзя искушенным толстяком Саманта впервые испытала острый до судороги оргазм и поняла наконец, какое неистовое блаженство может дарить ей собственное тело, если правильно к нему подступиться. Запечатанный магиче–ский кувшин был вскрыт, спавший джинн вырвался на волю и начал безумствовать: теперь все и вся было подчинено его воле.
Свое двадцатипятилетие Саманта встречала на работе – в этот день ее загрузили по полной программе. Когда коллеги-мужчины неожиданно стали по одному просачиваться в огороженный плексигласовой перегородкой отсек, где она уже несколько часов безвылазно сидела перед монитором, и преподносить ей трогательные милые презенты, она чуть не прослезилась от умиления. Один подарил ей миниатюрный сборник стихов Верлена, другой оранжевого плюшевого слоника, третий зачем-то приволок огромный плакат с изображением модной рок-группы. Саманта в равной степени радовалась всем подаркам и даже успевала чмокать дорогих сотрудников в колючие щеки. Только вечером Саманта с ужасом вспомнила, что подруге Джоди, с которой она в последнее время почти перестала общаться, позавчера тоже исполнилось двадцать пять и она будет последней скотиной, если не позвонит ей и не поздравит, пусть и с опозданием.
Жизнь Джоди пару лет назад сделала крутой вираж. К двадцати трем годам она, кажется, испытала все – в том числе наркотики и групповой секс. Правда, это не помешало ей получить блестящее образование и устроиться на работу в компанию, занимающуюся новейшим средством коммуникации: мобильными телефонами. Джоди успевала многое и регулярно отчитывалась о своих достижениях Саманте. Слушая хрипловатый голос подруги, та приходила в ужас, но не подавала виду, чтобы, как когда-то в юности, ничем не выдать собственную неискушенность в некоторых вопросах. Затем Джоди вдруг скоропалительно вышла замуж за джазового саксофониста, играющего в ночном клубе, и заявила, что теперь станет порядочной и скромной женщиной, посвящающей все свое время исключительно мужу: она сама будет готовить ему обеды и гладить рубашки. У Саманты, видевшей супруга Джоди всего один раз и отнесшейся к нему довольно брезгливо, возникло сомнение, что у него вообще имеются рубашки. Грязный, патлатый, на редкость уродливый крючконосый парень носил только безразмерные майки, но она не стала делиться своими соображениями с Джоди. С тех пор прошло два года – брак лучшей по–други скрипел по всем швам, но пока держался.
Набрав знакомый телефонный номер, Саманта уже вдохнула побольше воздуха, собираясь с ходу высказать заготовленную порцию поздравлений, но голос взявшей трубку Джоди зазвучал настолько непривычно, что Саманта осеклась. Когда она спросила, что случилось, Джоди – железная, ироничная, ядовитая, непрошибаемая Джоди – вдруг разрыдалась и сквозь слезы жалобно проскулила:
