Вася остановил машину против грязно-серой баржи с гордым названием «Большевик». У причала виднелась вереница крестьянских подвод и кучка лениво передвигающихся людей. Вяло, с расстановкой они укладывали на одну из подвод сосновое бревно. Ломовики-артельщики собрались кружком и, покуривая, наблюдали за грузчиками.
Оценив обстановку, Андрей отыскал своего работника Дегтярева, уныло стоявшего у трапа.
– Кто из них старший? – кивнув в сторону грузчиков, спросил Рябинин.
Дегтярев молча указал на мордастого мужика в рваном рубище, отдыхавшего в тени огромного ящика.
Андрей подошел к нему и негромко скомандовал:
– Встать!
Мордастый поднял голову и промямлил:
– Че-во!
– Встать! – рявкнул Андрей.
Мордастый вскочил на ноги. Был он высок ростом и крепок, лет сорока. Наглые глаза так и сверлили Рябинина.
– Ты кто такой? – скривив губы, угрожающе процедил мужик.
В душе Андрея поднялось и забурлило горячее бешенство. Он вспомнил отца, частенько ругавшего нерадивого дворника.
– Не сметь так разговаривать, подлец! – жестко сказал Рябинин. – Как стоишь? Ежели к вечеру баржу не разгрузите, я тебя пристрелю!
В подтверждение своих слов он вытащил «браунинг» и взвел курок. В глазах мужика мелькнуло удивление и настороженность. Откуда-то сбоку появилась худая фигура в грязной майке и папахе набекрень.
– Че ты орешь, тут тебе не митинх! – нагло крикнул «папаха», взмахнув длинными руками.
Рябинин глянул в его сторону и, не раздумывая, по непонятному, сумасшедшему наитию выстрелил поверх головы в папахе. «Папаха» присел, вскрикнул фальцетом и убежал прочь. Порт замер, люди обернулись в сторону страшного звука.
Андрей перевел взгляд на мордастого, уперся ему в лоб дулом «браунинга» и тихо сказал:
– К вечеру всю баржу разгрузишь, ясно?
В глазах мордастого был дикий ужас, он судорожно сглотнул и прохрипел:
– Так точно, товарищ комиссар, сделаем.
Андрей спрятал пистолет в карман и повернулся к ошарашенному Дегтяреву:
– Где документы на товар и наряд на разгрузку?
– Здесь, в папочке, пожалуйста, Андрей Николаевич, – засуетился Дегтярев.
Рябинин взял кожаную папку и приказал:
– Старшего артели возчиков – ко мне.
Дегтярев убежал и вскоре вернулся с хитроватого вида мужичком.
– Гаврила Иваныч Санин, старшина артели, – поклонился крестьянин.
Андрей смотрел в сторону.
– Рябинин, начальник цеха. Слушайте внимательно: привезете лес на завод до темноты – раз; никаких штрафных за простой – два. Понятно?
– Понял, ваш-благородие… извиняйте, товарищ начальник, понял! – испуганно кивал Санин. – Доставим в лучшем виде.
Андрей поглядел в его лукавые, снующие, как проворные мыши, глазки:
– Скажите, Санин, кто подписывал договор на транспортировку леса с вашей артелью?
– Как же, товарищ? – изобразил невинность Санин. – Начальник отдела снабжения Невзоров, Сергей Ильич.
– Это последний подряд артели для завода, – отрезал Андрей.
– Нет-нет, товарищ Рябинин, мы работаем с заводом полтора года, спросите у Сергея Ильича… – запричитал Санин.
– Плевать мне на вашего Ильича, теперь цех напрямую будет нанимать возчиков, – бросил Андрей.
От здания портуправления, спотыкаясь, спешил человек, за ним семенил «папаха».
– Что здесь происходит? Кто вы такой? – закричал человек, подбегая к Андрею. От быстрой ходьбы его галстук сбился на сторону.
Выдержав паузу, Андрей спокойно ответил:
– Что происходит? Лес грузим. Я – Рябинин, начальник цеха, а вы-то кто?
– Начальник порта Ячменев! – с вызовом ответил человек.
– А-а! Очень хорошо, что прибыли. Хотел сказать вам, Ячменев, что вы – порядочная сволочь! – повысил голос Андрей. – Устроили здесь анархию и саботаж. Я на вас рапорт подам в губком партии. Жаль, вы опоздали – пулю, предназначавшуюся вашим подонкам, надобно было на вас истратить!
Ячменев открыл рот, выпучил глаза и застыл на месте. Рябинин неторопливо пошел к машине.
У автомобиля прогуливался пожилой человек в визитке.
– Одну минуточку, гражданин начальник! – Человек дотронулся до локтя Андрея. – Разрешите представиться: Шульц, Иван Михайлович, представитель поставщика вашего леса, биржевой маклер.
Шульц снял шляпу, поклонился и продолжал:
– Соблаговолите подписать бумаги на получение товара!
Рябинин взглянул на кипу накладных:
– Товар еще не считан и не принят. За подписью придете завтра, ко мне в кабинет… Лес через биржу покупал Невзоров?
– Он, Сергей Ильич, – улыбнулся Шульц.
– Благодарю, мне все понятно, – кивнул Андрей и уселся в машину.
* * *
В самом сердце посада, на улице Рыкова (бывшей Воздвиженской) жила полуслепая и полуглухая старушка Пелагея Ивановна Кротова. Муж ее давно умер, дети разбрелись по свету. Одна была у старушки Кротовой отрада – Воздвиженская церковь, что стояла через три двора, да и ту разломали воинствующие атеисты первого мая 1922 года.
Ее старший сын, комбриг Кротов, служивший в Белоруссии, посылал матери деньги – каждый месяц приходила к бабке Пелагее почтальонша. Других посетителей дом Кротовой не знал. Одиноко бродила старушка за высоким забором, возилась в огороде, разговаривала с собакой Мячиком и котом Пушком.
У ворот дома Пелагеи Ивановны висел обычный почтовый ящик, выкрашенный три года назад залетавшим сынком-комбригом в зеленый цвет. Ящик этот был бесполезен, потому как Кротова давно не получала писем – зрение ее ухудшалось год от года, а очки она считала дьявольским изобретением.
Майским утром по улице Рыкова шел молодой человек. Шнурованные американские ботинки взбивали пыль, шляпа сбилась на затылок. Проходя мимо ворот Кротовой, человек опустил что-то в почтовый ящик и зашагал дальше.
Около шести вечера по улице Рыкова проезжал велосипедист. У ворот бабки Пелагеи он остановился и принялся осматривать заднее колесо. Вдруг, быстрым движением, человек открыл створку почтового ящика и поймал маленький бумажный пакетик. Сунув записку в карман, велосипедист оглядел пустынную улицу и покатил восвояси.
* * *
Весь пиломатериал был доставлен на завод к семи часам вечера. Андрей подписал наряды возчикам и распустил своих усталых рабочих.
Трудный день был закончен. Он мечтал о горячей ванне и Полине. Вытащив заветную бумажку, Андрей снял трубку и попросил набрать номер.
– Слушаю вас! – ответил знакомый голос. – Рябинин?.. Ах да, мой утренний кавалер, любитель французского… Увидеться вечером?.. Что ж, давайте попробуем, только ненадолго… Встретимся у ворот Центрального парка в девять. Вас устроит?.. Тогда до встречи!
* * *
Солнце уже садилось, когда в кабинет директора завода зашел секретарь партячейки Михеев. Отказавшись от трофимовского чая, он приступил к делу:
– Объясни, Николай Николаич, что творится?
– Ты о чем, Алексей Степаныч? – улыбнулся Трофимов.
– О выходке Рябинина! – округлил глаза Михеев. – Стрельба в порту! Ячменев написал в губком! Сам товарищ Луцкий будет в понедельник разбирать вопрос на бюро.
Трофимов посерьезнел:
– Ты, Степаныч, с ним познакомился?
– С кем?
– С Рябининым.
– Не имел возможности, – отмахнулся Михеев.
– Вот видишь… Рябинин – малый геройский, честный. Он мне дал подробнейший отчет об инциденте. Давненько я приглядывался к Невзорову, не доверял. А тут появился новый человек, зыркнул свежим глазом и все уразумел! Разогнал шкурников – правильно! Я уже звонил Луцкому, думаю, решим вопрос… Стрелять, конечно, не надо было, но… – директор развел руками.
Партсекретарь молчал, насупившись. Трофимов порылся в ящике стола, достал исписанные листы, бросил Михееву:
– Вот его объяснения, прочти. И еще: не смейте мне парня трогать! У меня таких кадров – по пальцам пересчитать. Кстати, вам завтра с Рябининым в губком ехать, зал для партконференции обустраивать, вот и познакомитесь!
Глава X
Вечером в губернском театре давали спектакль. Съезжалась празднично одетая публика. Были здесь и нэпманы с любовницами и чиновные большевики с женами, просвещенные комсомольцы и всяческая непролетарская молодежь. Там и сям мелькали сюртучные старички непонятного сословия и прогуливались вызывающе раскрашенные старухи в пронафталиненных гардеробах.
Давали «Бесприданницу», любимую пьесу труппы и заместителя полномочного представителя ОГПУ[6] Черногорова. Именно его приезда и ожидал на крыльце директор театра Дудиков. «Зампред», как именовался для краткости Черногоров, никогда не опаздывал – обычно он прибывал за полчаса до начала представления. Вот и сегодня, ровно в половине восьмого, к театральному подъезду подкатил черный лимузин. Дудиков бросился открывать дверцу машины. Выйдя из автомобиля, Черногоров чуть-чуть поморщился (он не любил подобострастия), так, чтобы не заметили уличные зеваки, но и так, чтобы обратил внимание подхалим Дудиков. Вместе с Черногоровым прибыли его приближенные – чины территориального и губернского ГПУ. По случаю выхода в свет вся компания облачилась в цивильное платье и напоминала группу заезжих буржуазных дипломатов. Женщин среди чекистов не было – с любовницами показываться строго воспрещалось, а выход в общественные места жен допускался только по особому распоряжению зампреда.
