Николай Николаевич охотничьим взглядом осмотрел все полки. Его внимание привлек темно-серый пряник — носорог. Прочитав под ним этикетку, Потемкин вытянул губы дудочкой и задумался. Нерешительность его продолжалась не больше минуты. Отогнув в сторону булавки, он вынул носорога и сунул в карман. Затем, закрыв шкаф на ключ, вернулся к себе в кабинет. Отыскав нож, он принялся скоблить фигурный пряник. Твердость его не уступала кирпичу.
Николай Николаевич с сердцем отшвырнул нож и стал разогревать самовар. Вскипятив воду, он опустил носорога в кастрюлю с горячей водой. Чтобы дольше сохранилось тепло, он закутал ее шерстяной фуфайкой, а сверху накрыл подушкой и меховой шубой.
— Вся наша жизнь — пар, — задумчиво прошептал Потемкин и принялся наводить порядок в кабинете. Во время уборки письменного стола он выдвинул средний ящик и увидел письмо, привезенное Олегом.
— Бред сивой кобылы! — недовольно пробормотал Николай Николаевич и сердито задвинул ящик.
Но спрятанное письмо не давало покоя. Неудержимая сила влекла его к письменному столу.
— Чушь! Чушь! — шептал Потемкин, борясь с неодолимым желанием перечитать письмо. — Выбросить вон и забыть… Разорву — и конец.
Он достал папиросную бумагу, покрытую убористым шрифтом пишущей машинки, с твердым намерением ее уничтожить, но не удержался и вновь прочитал письмо с первой до последней строчки:
«Его Светлости Князю
Николаю Николаевичу Потемкину.
Ваша Светлость!
Прежде всего разрешите мне напомнить Вам о себе.
В ноябре 1916 года я имел счастье познакомиться с Вами в Петрограде, когда Вы изволили хлопотать по своему делу в Правительственном Сенате. Судьба случайно свела наши столь различные пути и позволила мне, скромному херсонскому полицмейстеру, оказаться далеко не бесполезным Вам. Именно через меня Вы нашли верную дорогу к Престолу, и Ваше дело, тянувшееся почти двадцать лет, было разрешено счастливо и мгновенно. Монаршим изволением Вам, единственному потомку угасающего славного рода Потемкиных, был присвоен титул Светлейшего Князя.
Я позволил себе напомнить все это Вашей Светлости не с целью добиться от Вас какого бы то ни было изъявления благодарности, а движимый исключительно чувством глубокого патриотизма. Слепой случай, дал мне однажды возможность сыграть в Вашей жизни решающую роль, и я надеюсь, что и настоящее письмо будет иметь в Вашей судьбе значение, если не большее, то столь же важное, как и незабываемая встреча с Вами в 1916 году. Пишу Вам об этом как дворянин дворянину.
Несчастная Россия наша находится на краю гибели. Уничтожены лучшие сыны Отечества — Корнилов, Алексеев, Колчак. Застрелился Каледин. Бежал за границу Деникин. Единственный оплот Белой России находится в Крыму, но и тут не все обстоит благополучно. Барон Врангель, человек нерусской крови, не пользуется достаточной популярностью. Мы живем в обстановке интриг, заговоров, политических слухов. Истинно русские люди тоскуют о подлинно верховном правителе, диктаторе, способном править Россией подобно Монарху. Тут называют десятки имен. Но, Боже мой! Какие имена! Плакать хочется! Я тотчас же подумал о Вас и назвал Ваше имя. Оно вызвало бурный восторг! Вы — единственный потомок великолепного князя Тавриды, предводителя и фельдмаршала военных сил Российских, единственно возможный преемник верховной власти в России.
Дозвольте перечислить Вам, Ваша Светлость, те пункты, кои могут служить лучшим подтверждением моих слов.
Имя Светлейшего Князя Потемкина, которое Вы носите, передаваемое из уст в уста, из поколения в поколение народным преданием, живет и поныне среди населения южной России, где сейчас формируется белая мысль, ибо великий предок Ваш недаром заслужил титул князя Таврического, благоустроив Новороссию и создав города Севастополь, Херсон, Николаев.
Все христолюбивое воинство пойдет за Вами, ибо какой русский офицер не знает славных подвигов Президента военной коллегии, Светлейшего Князя Григория Александровича!
Дворянство будет с Вами — ибо знатнейший екатерининский вельможа Потемкин был вторым дворянином в Империи после Государыни.
Крестьянство должно вспоминать с чувством глубокого благоговения и благодарности потемкинский закон о невозвращении беглых крепостных помещикам, ежели они успели уже переступить границу Новороссии.
Украинцы должны чтить память своего великого гетмана, окончательно присоединившего Украину к России.
Настоящее письмо было в проекте прочитано мною группе офицеров, поклявшихся умереть — или увидеть Вас преемником Врангеля. Ах, если бы Вы были сейчас здесь, Ваша Светлость! Мы подняли бы Вас, как знамя, и пронесли от берегов Черного моря до священных стен Кремля!
Пусть не смущает Вас отсутствие государственного опыта в делах управления империей. Время нынче такое, что даже Ваш великий предок, гениальный администратор, пришел бы в смущение, ежели не имел бы достойных помощников. К слову скажу, долголетняя беспорочная служба в должности херсонского полицмейстера наградила меня немалым административным опытом. Я лично вижу, что нужно сделать для осуществления полного порядка в империи, и берусь навести его в шесть недель.
Но это вопрос будущего. А сейчас умоляю Вас: не медлите, приезжайте в Крым. Вас здесь ожидают с нетерпением. Мою фамилию, надеюсь, Вы помните. Я известен всему городу, меня Вы найдете легко. На всякий случай, прибыв в Севастополь, бросьте открытку до востребования предъявителю трехрублевой кредитки царского образца под нумером 0037164.
Тот, кто помог Вам получить титул Светлейшего Князя.
P. S! Курьера, доставившего это письмо, следует наградить со щедростью, свойственной славному роду Вашему».
— Болван! Явно выраженный болван! — выругался вслух Николай Николаевич. — Психически ненормальный! Идиот!
Он хотел было немедленно сжечь письмо, но, перечитав несколько раз подпись, воздержался. Жаль было уничтожить курьезную бумажку, но и хранить ее опасно.
Николай Николаевич достал с верхней полки книжного шкафа книжку в сафьяновом красном переплете — «Жизнеописание и труды генерал-фельдмаршала Светлейшего князя Григория Александровича Потемкина-Таврического». Вложив между страницами письмо херсонского полицмейстера, он поставил книгу на прежнее место, а шкаф закрыл на ключ.
— Да, действительно помог, ничего не скажешь! — пробормотал Потемкин и поднял глаза на портрет в огромной золоченой раме. Великий предок, надменно сжав губы, словно с презрением смотрел на нерешительного правнука.
Николай Николаевич поднялся с кресла и, подойдя к трюмо, стал вполоборота. Он постарался придать своему лицу точно такое же надменное выражение, какое отличало его прадеда.
— А ведь похож! — радостно отметил разительное сходство Николай Николаевич и величественно расправил могучие плечи.
Но тут же он внутренне одернул себя, прошептав:
— Чепуха! Чушь! Чушь! Бред сивой кобылы!
Но чепуха настойчиво лезла в голову. Она преследовала весь вечер и мешала спокойно уснуть. Херсонский полицмейстер упорно маячил перед глазами и словно дразнил: «Светлейший, а трус! Трус! Трус!»
Единственный потомок
Николай Николаевич вспомнил первую встречу с автором странного крымского письма, происшедшую четыре года назад в Лесном, в доме подпольного адвоката, отставного капитана Сережкина. Вот тогда-то херсонский полицмейстер, высокий прямой старик с кустистыми седыми бровями, сказал ему:
— Я найду вам кратчайший путь к царскому престолу. Не смотрите, что чин мой незначителен. Я понимаю в некоторых вещах больше, нежели губернаторы и министры. У меня врожденное чувство политической погоды.
Дорогу к престолу мог открыть всемогущий Распутин, по одному слову которого возвеличивались и падали министры. Высокий, чернобородый, с сумасшедшими глазами мужик в длинной, до колен, шелковой рубахе рассеянно слушал рассказ Николая Николаевича о генеалогическом древе рода Потемкиных.
— Ошибочно предполагают, что фамилия Потемкиных происходит от слова «потемки», — почтительно говорил Николай Николаевич. — Родоначальника нашего звали Тарасием, и был он выходцем из Италии, где носил фамилию Потэнцио. У него было два сына — Иван и Илларион. От старшего, Ивана, пошла прямая линия, а от Иллариона — боковая, закончившаяся светлейшим Григорием Потемкиным. В потомстве Ивана Тарасиевича хотя и не было таких выдающихся личностей, как Григорий Александрович, но все же и Ивановичи послужили Руси и царям. При Иване Васильевиче Грозном Ивану Тарасиевичу за усердную службу отдана была Воротышинская волость в Смоленской губернии, сын его был убит при Федоре Иоанновиче в битве с татарами, а внук Андрей при Василии Ивановиче Шуйском пожалован деревнями. Прадед мой, секунд-майор Александр Потемкин, был современником Светлейшего. Дед мой, прапорщик Николай Александрович, владел пятнадцатью тысячами десятин земли в Полтавской губернии, а отец, поручик уланского полка, размотал наследство, и вот я, единственный потомок славного рода Потемкиных, влачу жалкое существование, служу скромным чиновником. Двадцать четыре года добиваюсь присвоения титула, и все безрезультатно… Все средства истратил на адвокатов. Последний отказ Сената был мотивирован весьма странно: «Светлейший князь Григорий Потемкин умер бездетным, посему просьба признана неосновательной». Но кровь потемкинская течет в моих жилах! Отнять этого никто не может!
