— Документы!
— Меня знает вся Одесса! — гордо выпятил грудь скрипач. — Я Ксендзовский. Вторая скрипка оперного театра.
Олег, дрожа от волнения, достал свою метрику, сфабрикованную Сергеем Матвеевичем накануне отъезда из Севастополя.
— Что в футляре?
— Что еще может быть в футляре? Не понимаю! Конечно, скрипка.
— В чемодане?
Олег молчал, беспомощно переводя взгляд с караульного начальника на Розочку и Фиру Давыдовну.
— Осмотреть!
Музыкант сам извлек скрипку из футляра и тронул жалобно запевшие струны.
— А в середке тут ничего не спрятал? — подозрительно спросила кожаная тужурка.
— Я не сумасшедший, чтобы портить инструмент! Пожалуйста, смотрите, сколько вам угодно, только осторожнее. Это не телега и не ружье, а музыкальный инструмент.
— Открой чемодан!
Плоский ключик никак не входил в замочную скважину. Пальцы Олега дрожали. Сейчас найдут письма и расстреляют. Волнение гимназиста заметили все. В Розочкиных глазах, похожих на фиалки, отразилось сострадание. Она умоляюще взглянула на мать, словно прося защиты. Но лицо Фиры Давыдовны вдруг сделалось холодным и непроницаемым.
— Кузьменко, открой! — небрежным тоном приказал начальник.
Кожаная тужурка выхватила ключик из рук Олега, и замочек слабо щелкнул. Ноги гимназиста подкосились. Ему захотелось сесть.
— Бельишко тут, — говорил Кузьменко, выкладывая на стол ветхое тряпье. — Может, еще что спрятал?.. А?
Все было тщательно пересмотрено. Фира Давыдовна, накинув пенсне на нос, сама проверила вещи. Но, не найдя ничего подозрительного, стала на сторону Олега и решительно взяла его под свою защиту.
— Товарищу можно верить, — сказала она. — Я беседовала с ним в лодке и знаю, чем он дышит. Это наш человек.
Потрясенный Олег, не веря своим глазам, складывал в чемодан белье. Гимназист узнал лукавые руки Сергея Матвеевича, уничтожившие письма беженцев. «Он меня спас», — подумал Олег с благодарностью и вспомнил высокого седого старика, вручившего на пристани карандаш с таинственным письмом. А вдруг еще начнут обыскивать? Холодные мурашки снова поползли по спине Олега. Но опасения его оказались излишними.
Караульный начальник опять накручивал костяную ручку телефонного аппарата, и на этот раз не без успеха. Ему удалось соединиться с губвоенкомом. Розочкина мать взяла трубку.
— Товарищ Тарас? Узнаете? Это совсем хорошо! Буду очень благодарна.
Через полчаса возле сторожки прогудел автомобиль, и Фира Давыдовна, заняв место рядом с шофером, посадила в машину Розочку, Олега и скрипача Ксендзовского.
— Если вам поздно и неудобно сейчас являться к вашим знакомым, — шепнула Розочка, — вы можете остановиться у нас. Я скажу маме. Хотите?
— Хочу.
— У нас большая квартира. Вы нас нисколько не стесните.
Розочка наклонилась к матери и, получив согласие, довольным тоном сказала:
— Мамочка говорит: пожалуйста, сколько угодно!
Скрипача высадили неподалеку от театра. Машина снова помчалась по неосвещенным улицам и, сделав два-три поворота, остановилась возле большого каменного дома.
Розочка говорила правду: в большой квартире Фиры Давыдовны жила только одна черноглазая седая старушка. Она широко раскрыла объятия.
— Фирочка! Розочка! Живы! Вы живы! Как болело мое сердце!
Морковный чай с сахарином пили в столовой. Сверкала белизной свежая скатерть. Старинные часы на мраморном камине отбивали мелодично секунды. В чистой высокой комнате было уютно, тепло и спокойно. Недавнее путешествие по морю в шаланде контрабандиста Никифора показалось Олегу далеким сном.
После чая Розочка рассказала гимназисту про своих родителей. Отец ее, старый революционер, два раза был в ссылке и бежал из Сибири за границу. Сейчас он командует красными войсками.
— Мама работала в Крыму в подполье, — с гордостью сказала Розочка. — Она знает иностранные языки. А у Врангеля много французских и английских солдат. С ними работать очень опасно. Могли подослать предателей. Мама держала конспиративную квартиру и писала листовки на иностранных языках. Мы каждый день дрожали. Ночью было страшно… А сейчас так хорошо! Никого не надо бояться. Можно говорить о чем угодно. В Одессе наша власть! Советская! Пусть здесь боятся белые. Я их ненавижу! Они хотят задушить революцию, но это им не удастся.
Олег молчал. Он понимал: Розочка красная, она за революцию и за Ленина. Кто такой Ленин, гимназист толком не знал. В белогвардейских газетах его называли немецким шпионом. Покойный отец тоже его ненавидел и все время говорил маме, что Ленин погубит великую Россию. Он уговаривал ее бежать к Деникину, спасаться от большевиков и чрезвычаек. А мама сказала, что ей бояться нечего. Они спорили целый день и целую ночь, а утром отец, злой и бледный, поехал с Олегом на вокзал.
Чувство осторожности подсказало гимназисту, что с Розочкой не следует говорить про отца. Не надо говорить и про Павлюца и про таинственный карандаш. Лучше всего молчать и слушать. Олег вспомнил грека Згуриди. Его повесили за коммунизм. Так было написано крупными буквами на плакате. Значит, он тайный революционер. Почему же он обманул мешочников?
Хотелось, чтобы Розочка рассказала про Ленина и коммунистов. В сердце Олега в последнее время закрадывались сомнения: не врут ли белые газеты? Им можно было не верить, но неужели отец мог говорить неправду?..
Розочка не стала рассказывать о Ленине. Она взяла с этажерки толстый альбом в плюшевом переплете и нашла фотографическую карточку пышноволосого веселоглазого студента, снятого возле бамбуковой тумбочки. На другом фотоснимке тот же мужчина в косоворотке, но уже с курчавой бородой и без пышной шевелюры, утерял прежнюю веселость в глазах и был задумчив.
— Это и есть мой папочка! — воскликнула девочка, сияя глазами-фиалками. — Правда, очень красивый?
Она готова была рассказывать об отце бесконечно, но на пороге комнаты вдруг появилась Фира Давыдовна.
— Роза, надо ложиться спать. Нашего гостя мы устроим в столовой на диване. Тетя ему уже постелила. Идите, Олег, ложитесь.
Гимназист заснул сразу же, едва растянулся на прохладной простыне, пахнущей нафталином. Проснулся он поздно. Его разбудил луч солнца, перекочевавший с подушки на лицо. Фиры Давыдовны не было дома. Розочка, засучив рукава, занималась на кухне стиркой. Она отжимала белье и складывала в эмалированный таз. По обнаженным худеньким рукам девочки хлопьями сползала мыльная пена.
— Вы засоня! — закричала она, скручивая упругим жгутом выстиранную сорочку. — Смотрите, сколько я белья настирала!
Веселая и проворная Розочка напоила Олега чаем и накормила кукурузной лепешкой. Гимназист стал прощаться.
— Я могу вас проводить, если хотите, — предложила девочка.
— Спасибо. Я один найду.
Но девочка быстро переоделась. Они вышли из дому и зашагали по залитым солнцем улицам города. Розочка болтала без умолку. А Олег хмуро слушал ее и поминутно ощупывал карандаш в кармане. Предстоящий визит на Большефонтанную к неведомому Сергею Сергеевичу Павлюцу его смущал. Гимназист мысленно повторил: «Иван Михайлович просил помочь доехать до Петрограда».
Розочка довела гимназиста до дома, где жил Павлюц.
— Вот это тридцать четвертый дом по Большефонтанной. Если вы недолго здесь пробудете, я могу вас подождать в сквере. На той скамеечке.
— Хорошо. Я скоро!
Павлюца дома не оказалось. Об этом Олег узнал от немолодой красивой женщины с заплаканными глазами, открывшей ему дверь.
— А когда он придет?
— Никогда! — ответила она и вдруг закрыла лицо руками. — Его арестовали ночью…
Олег потоптался в передней, поклонился плачущей женщине и вышел в большом смущении на лестницу. Путь в Петроград был закрыт.
По расстроенному лицу гимназиста Розочка догадалась о неудаче.
— Вы так скоро! Почему? Дома никого нет?
— Да. Знакомый уехал и не скоро вернется, — соврал Олег.
— Ну, и что же?
— Я думал, он мне поможет достать пропуск и билет. А сейчас я не знаю, что делать даже.
— Вы — смешной! Мама позвонит по телефону, и вам дадут пропуск.
Девочка говорила уверенным тоном. Олег задумался. Если за Фирой Давыдовной прислали автомобиль, значит, она очень важное лицо в Одессе. Значит, она может помочь.
Розочка потолковала с матерью. Фира Давыдовна позвонила по телефону товарищу Тарасу, и всемогущий товарищ Тарас велел выдать Олегу пропуск на выезд из Одессы. И, — это было верхом счастья и роскоши, — Олегу достали билет в делегатский вагон. Он мог ехать, как командированный ответработник, со всеми удобствами, заняв место на верхней полке.
Розочка пришла проводить гимназиста на вокзал. Она принесла полбуханки хлеба и две маленьких селедки. Девочка дождалась третьего звонка. Она бежала по перрону рядом с поездом и махала носовым платком, А когда пропал из виду белый платок и исчезли глаза, похожие на фиалки, Олег отошел от окна. Он с особой остротой вновь почувствовал свое одиночество.
