Девять секунд ничего не происходит, потом снова появляется изображение. В комнату входит мужчина, делает четыре молодцеватых шага к зеркалу, останавливается и разглядывает свое отражение. Это высокий, стройный, красивый мужчина лет пятидесяти с небольшим, с внушительной копной седых волос. На нем дорогой, темный, со вкусом подобранный костюм. Олицетворение консервативного английского стиля. Указательным пальцем мужчина проводит по бровям, приглаживая все неровно лежащие волоски, затем поворачивается и непроизвольно принимает идеальную позицию для кинопробы. Вид в фас.
«Отлично».
Ваня возвращается в комнату. Слегка покачиваясь на каблучках, которые утопают в ковре, она идет к комоду за презервативом. Джентльмен снимает пиджак и вешает его на спинку стула, затем аккуратно ставит под стул ботинки. К тому времени, как Ваня, тщательно смазав презерватив вазелином, надевает его на указательный палец, мужчина уже полностью раздет, на нем остаются только тонкие черные носки до середины икры. Он ложится на кровать, но смотрит в противоположную от камеры сторону. В объектив попадает его голый зад.
Ваня, все еще в комбинации и туфлях, залезает на кровать и встает на колени за спиной мужчины. Она нежно смазывает вазелином ректальную область королевского адвоката, сопровождая движение пальца тихим пением хорватской колыбельной «Mamu ti jebem u guzicu» . Затем она осторожно вводит палец джентльмену в анус и начинает трахать его. Громкость сербохорватской мантры повышается по мере ускорения движений пальца. «Picka. Mamu ti jebem u guzicu…» Мужчина начинает яростно мастурбировать. Примерно через минуту седовласый джентльмен достигает пика удовольствия. Все свершилось.
Я нажимаю на «STOP».
«Получилось!»
Пора перемотать пленку назад.
На прошлой неделе, фактически в предыдущем тысячелетии, я присутствовал на представлении под названием «Река в огне». Власти организовали на Темзе полуночное огненное шоу под бой часов. Планировался мощный выброс оранжево-красного пламени на высоту двадцатого этажа. Благодаря пиротехническим средствам это пламя должно было пронестись через центр города на скорости восемьсот миль в час. «Превращение воды в огонь!», «Элементарная алхимия в грандиозном масштабе!». На самом деле на баржах посреди грязной реки установили несколько очень больших свечей, которые погасли, не успев как следует разгореться.
Не то чтобы меня это беспокоило. Мне было наплевать. Ложь, подделка, фальшивка. Эти суки только и могут придумывать рекламные слоганы, а результатов никогда нет. Я пошел туда не из-за шоу, а чтобы облегчить содержимое карманов ничего не подозревающих толстых ублюдков. И ничего не подозревающие толстые ублюдки не подкачали. Я собрал хороший урожай.
Я делал это не из-за денег, хотя кое-что из украденного в дальнейшем очень пригодилось. Это просто нужно было сделать. Все ликовали, возлагая на наступление нового тысячелетия свои ожидания и надежды; кто-то должен был восстановить равновесие. Привнести немного реальности в сложившееся положение вещей. Предполагается, что эти люди – матерые и опытные горожане, не правда ли? Эксперты по жизни в городе. «Приезжайте в Лондон». В Лондон, жители которого мочатся, гадят и блюют на собственных улицах; тем временем клика некомпетентных юристов, торгующих на улицах рекламными слоганами, трахает их в задницы и заставляет платить за это удовольствие.
Поэтому я устроил свое шоу. Маленький несанкционированный одноразовый перформанс для одного понимающего зрителя – для меня. Творческая кража. Берешь и даешь. В любом случае ни у кого другого это не получилось бы. Поблизости не было ни цыган, ни карманников, которые работают на Оксфорд-стрит и в метро. Они врезаются в туристов и неловко шарят у них по карманам. В результате получают однодневный проездной билет, который можно продать за соверен. Иногда мобильный телефон. Никакого чувства стиля, никакой оригинальности. Никакой драмы. Я же давал виртуозное представление. У меня был рюкзак и две проворных приятельницы, Правая Рука и ее партнерша, Левая Рука. Мои руки такие ловкие! Они славятся легкими, мягкими прикосновениями. Можно сказать, что они точны, как цифровая техника. Однако стоит держаться от них подальше. Понимаете? Это называется стиль, сука. Ум! То, чего у этих кретинов никогда не будет. Я беру, и я даю. Это искусство. Искусство, черт побери!
Не спорю, сам процесс облегчения чужих карманов был во многом таким же, как всегда. По крайней мере технически. Мне и раньше пару раз случалось выступать в роли карманника. Но это доставило мне мало удовольствия. Возбуждения, на которое я рассчитывал, не было. Не возникало ощущения События. В этот раз все было по-другому. Представление на реке оказалось дерьмовым, но все равно там плотной толпой собралось вместе два миллиона счастливых, обкуренных, пьяных и поющих людей. Все были очарованы несколькими цветными огнями в небе. Все счастливо обнимались со стоящими рядом. Люди подходили очень близко друг к другу и обнимались, словно на самом деле прекратили ненавидеть друг друга, словно на одну секунду перестали быть суками. Я вам спою «Старое доброе время» [11] , уроды. «Знакомства прежние забыть…» Ты забыл следить за своими вещами, приятель, большое спасибо. «Возможно ли когда?» Вы не против, чтобы я это у вас забрал, сэр? «И давние года…» Взял! «Знакомства прежние забыть…» Заканчиваю пение, пора идти! А впереди тьма-тьмущая ребят в синей форме. Это была хорошая ночь. Новое начинание. Путь вперед.* * *
После шоу я решил отправиться на праздничный перепихон. Ваня скорей всего все еще работает в это время.
Я ходил к ней уже примерно полгода – с тех пор, как она приехала из Хорватии. Девушка стоила заплаченных денег – очень красивое лицо и хорошее тело при разумной цене. Будь она англичанкой, брала бы в два раза дороже. Может, в три раза. Я думаю, это один из плюсов иммиграции. Дешевая, квалифицированная рабочая сила.
Я стал медленно пробираться сквозь толпу. Вверх по Станд, мимо Трафальгарской площади, дальше к Пиккадилли и Шеперд-маркет. По пути я тихонечко напевал себе под нос старую песенку Робин Гуда: «Он крадет у богатых / И отдает шлюхе. / Воровать хорошо! / Воровать хорошо! / Воровать хорошо!» Иногда, Джонатан Марк Тиллер, говорил я сам себе, ты на самом деле бываешь самым умным парнем в мире. В этом долбаном мире.
Стоило мне остановиться на Пиккадилли-серкус, чтобы полюбоваться на нее – сияние «Burger King», блеск «Dunkin’ Donuts», – как ко мне тут же подошел американский турист:
– Привет! Вы не могли бы мне подсказать, как пройти на Пиккадилли-серкус?
Последние два слова он произнес неуверенно, словно места под таким названием вообще не могло существовать.
Я не ответил, просто развел руки в стороны, затем повернулся к нему с выражением лица, которое, как я надеялся, говорило: «А как ты, ублюдок, думаешь, что это такое, черт побери? А теперь отвали».
Это не сработало.
– Я приехал сюда снимать кино, и мне сказали, что искать нужно на Пиккадилли-серкус.
Пока он говорил, я разглядывал его лицо сверху вниз и снизу вверх.
– Что искать? – спросил я слегка заинтригованно.
– Актеров. Я снимаю сегодня вечером у себя в гостинице и подумал, что вы могли бы…
«Тебе отсосать?»
– Я так не думаю, приятель. Но да, это как раз то место, которое тебе нужно, – только ты опоздал примерно лет на десять…
Я оставил американского фрукта и пошел дальше вверх по Пиккадилли, по северной стороне. Вдоль Пиккадилли стоят впечатляющие серые каменные здания, которые подобно гигантским привратникам следят за происходящим и не пускают нежелательных лиц. Они подозрительно приподнимают брови, если кто-то осмеливается подойти близко к земле обетованной, Мейфэру. «Может, будет удобнее пойти другой дорогой, сэр? По улице, более подходящей для… скажем так, вашего положения… Сэр».
Но сегодня меня никто не гонял. Возникло ощущение, словно я прошел какое-то испытание. Словно теперь я подхожу. Они не вручат мне ключи, но, по крайней мере, отвернутся, пока я буду вскрывать замки. Это определенно было новое начинание.
Я повернул направо, на Уайт-Хорс-стрит и на Шеперд-маркет. Небольшой микрорайон с кучей поворотов, освещенный красным светом. Сюда сметается грязь со всего Мейфэра, чтобы она не бросалась в глаза. Этакое мини-Сохо, только лучше. Здесь лучше говорили и лучше одевались. Днем это место было так себе – слишком шикарно, на мой вкус. Но наступал вечер – нормальный вечер, после того как пиво после работы выпито, а поздние посетители ресторанов убрались вон – и район раскрывал свою истинную суть. Идеальное место для разборчивого индивидуалиста, уличного вора-артиста, не похожего на других.
Я остановился, чтобы поправить на спине рюкзак, потом повернул налево, потом – направо на Маркет-Мьюз. Остановился у открытой двери с табличкой «Модель 2 этаж» и стал подниматься по лестнице. Вверх по деревянной горе в графство Полового Акта. «Еще одна хорошая шутка, Джонни-бой». По пути наверх я помахал камере видеонаблюдения на стене и нажал на пластиковую кнопку звонка с надписью «Нажмите». Дверь открыла Рита – невысокая полная женщина с огромной обвисшей грудью, почти лысая, если не считать несколько пучков желтовато-седых волос. На ней были старые розовые тапочки и слишком большой спортивный костюм кремового цвета, поверх которого она накинула банный халат, бывший когда-то розовым. Рита – это горничная Вани, женщина, принимающая клиентов.
