Сказка про стального коня
Многое изменилось в жизни ребят с того дня, как надели они красные галстуки. Даже в ночном другие сказки стали рассказывать. Обучая ребят военной маршировке, перестроился даже дед Кирьян. Попросили его как-то ребята рассказать сказку почудней, он ведь на это был большой мастер. А старик и говорит:
— Довольно глупых, расскажу умную — про стального коня. Послушайте, ее мне мужики на бревнах у пожарного сарая рассказывали.
Ребята охотно расселись вокруг.
— Я в ту пору привел своего коня на пожарке дежурить. Привязал его к пожарной бочке и залег подремать.
И такое услышал, что заснуть не мог.
— …Есть, говорят, на свете такой конь, не простой, а стальной. Пьет, говорят, он не воду, а керосин. Жрет, говорят, он не овес, не траву, а масло. А сила, говорят, в нем такая, что, если его запрячь, все наши деревенские телеги один допрет. Все наши сохи-бороны один потянет.
— Любят поврать мужики на бревнах, — махнул рукой Сережка.
— Да постой, а может, не врут? — заинтересовался Степан.
— Не одни старики, с ними Иван Кочетков сидел, — пояснил Кирьян. — Иван соврать не даст! Так вот, значит, есть такой конь, в брюхе у него огонь. Кто сядет на такого коня — тот в богатыря обратится. Прослышал про этого коня Ленин. Собрал вокруг себя самых главных комиссаров всей России и говорит: «Посоветуемся, дорогие мои товарищи, как нам стать самой сильной страной на свете?
На чем, — говорит, — держится наша держава? С одной стороны, держит ее богатырь — наш рабочий, с другой стороны — богатырский мужик, то есть крестьянин. Ну, — говорит, — рабочий у нас подкован, а мужик? Ведь это, говорит, — колосс на глиняных ногах. По силе, — говорит, — своей мужик землю качает, а по слабости своей — от любой беды былинкой гнется…»
Вообразили ребята ржаной колос на глиняной ножке и головами покачали: в дождь его размоет, в жару растрескается.
— «Так вот, — говорит Ленин своим товарищам, — надо нам пересадить русского мужика с его старой древней клячи на коня стального. И тогда не будет на земле богатыря сильней нашего пахаря-хлебороба!»
— Да уж тогда кулакам не поклонимся, сами свою землю спашем-засеем, не вытерпел Урван.
— «А вот где его взять-то, этого коня?» Тут и призадумались все наши самые главные народные комиссары, которые в Кремле. Есть такие кони за морями, за горами, в американской стране, у тамошних буржуев. Есть-то они есть, да не про нашу честь — неукупные кони. Каждый на вес золота. Сколько весит конь, столько за него золота и положь! Тогда его американский буржуй и продаст.
«Они, — говорит Ленин, — жадные. Они на золото все продадут, не то что стального коня».
«Да где же нам взять столько золота, Владимир Ильич?» — говорят самые главные комиссары-товарищи.
А Ленин на них смотрит хитрым глазом и надоумливает: «А вы, — говорит, — поскребите, пометите, как-нибудь на одного коня наберите и у буржуев его откупите… для образчика. А уж там мы сами таких выкуем. Нам хотя бы одного на развод достать!»
— У кулаков надо золото поскрести! — сказал Иван, бывший Бесштан. Глаза его разгорелись, сонный вид как рукой сняло.
И пошел у ребят разговор о стальном коне. О том, как достать его на развод у жадных буржуев. Не смогли заснуть всю ночь.
А деду Кирьяну того и надо. Ему одному коней стеречь скучно. Веселей, когда ребятишки вокруг не спят. Скорей ночь пролетает.
Обед у кулака
К столованью учительницы у Алдохиных готовились заранее, чтобы перед людьми похвалиться. Резали барашка.
Ставили тесто из белой муки. Варили брагу на меду.
Матвей с утра приглаживал сапожной щеткой рыжие вихры, сдабривал их деревянным маслом. Чистил конскую сбрую. А в полдень запряг в дрожки коня, надел сапоги, на них новые калоши. Поверх рубахи натянул жилетку, продел золотую цепочку от часов поперек брюха и, заломив картуз, лихо подъехал к школе.
Пусть учительница к ним не пешком идет, а на дрожках едет. Не у гольтепы какой-нибудь обедает, а в богатом доме. И чтобы весь народ видел, поехал Матвей не ближней дорогой, а вкруговик, по всему селу.
Анна Ивановна взяла в руки зонтик и села на дрожки.
Ехала, кусая губы, чтобы не рассмеяться.
Когда она ела в горнице Алдохиных, там было даже темновато: столько любопытных глядело в окна.
А Матвей, как жених, сидел рядом с учительницей и то и дело вытирал полотенцем катившиеся по лбу крупные капли пота.
Сам Силантий резал на деревянном блюде мясо и крошил учительнице в чашку.
Сама Силантьиха с поклоном подносила брагу и говорила:
— Мы образованность чувствуем. Мы для учености ничего не пожалеем. Кушайте на здоровьице.
Их младшие дети, ученики Анны Ивановны, сидели за столом все в новых рубашках и вытирали носы вышитыми полотенцами, постеленными у всех на коленях.
Учительница гордости никакой не показывала, пила-ела безотказно.
— Какое вы рассуждение имеете по вашей образованности насчет дальнейшего хода экономической политики? — спрашивал Силам важно. — Будет ли в чем преимущество производителям товарного хлеба или же политика будет склоняться к поддержанию кооперирования бедноты?
— Как я рассуждаю согласно моей образованности, — отвечала вежливо учительница, — политика будет склоняться к поддержанию кооперирования бедноты.
— Угу, — соображал кулак и задавал новый вопрос: — А как вы мыслите, ежели взять в расчет недостачу тягловой силы, может ли наше правительство закупить у заграничных государств всевозможные машины для перепродажи их лицам, имеющим возможность платить наличными, включая золотую единицу царского образца. То есть имеющиеся на руках у некоторых граждан николаевские деньги не бумажного, а золотого содержания? Или же согласно политике поддержки неимущих слоев деревни Советская власть предпочтет вручать оные машины в кредит всевозможным артелям и прочим там коммунам?
Он даже вспотел, произнеся такую речь.
— Я так соображаю, — отвечала учительница, — что Советское правительство не соблазнится никаким золотом, запрятанным в кубышках, а будет вручать машины артелям и коммунам сельской бедноты.
После обеда Матвей снова усадил учительницу на дрожки и сказал:
— Прокачу до мельницы, Анна Ивановна, покажу, как у нее крылья машут, а у нас колеса вертятся!
— Что ж, валяйте, — улыбнулась учительница. «Жених» припустил коня, и они помчались.
А Силан посмотрел вслед, как пыль клубится, пожевал конец бороды и прогудел:
— Умна, честна, чего думает, то и говорит… И чего это такие с беднотой дружат, а не с нами?
И так шумно вздохнул, что кошка на печке испугалась и спрыгнула.
Обед у бедняка
А вот как проходил обед учительницы у бедняка. Пригласил Анну Ивановну не кто иной, как Данилка, теперь уж не Болилка, а просто Данилка.
Жили они вместе с бабушкой в старой бане. Была у его родителей когда-то неплохая изба, но померли они в одночасье от сыпного тифа. Бабушка в ту пору еще у попа жила, и богатые соседи растащили избу по бревнышку. Сказали, что за долги. Оставили сироте одну закопченную баньку.
Вот тут и поселились они с бабушкой Агафьей, когда выгнали ее из поповского дома по старости.
В эту осень дела у них поправились. Хлеб с их полосок убирал не Силан Алдохин исполу[1], а Иван Кочетков.
А этот ничего с них не взял как с бедняков.
Поэтому у Данилы с бабушкой и оказалось-и каши на всю зиму и муки столько, что хоть каждый день пироги пеки. То ли с поповского меду, добытого партией свободных ребят, то ли с ушицы из окуней бабушка встала с постели, стала на своих ногах топтаться и строить планы хорошей жизни.
Купила она телочку, чтобы к тому времени, когда Даниле придется жениться, у них корова была. Мечтала купить жеребенка, чтобы Данила на своем коне в дом невесту привез.
Бабушка Агафья вместе с учительницей решила пригласить и своего благодетеля, Ивана Кочеткова.
И он не заставил себя долго упрашивать. Явился еще накануне и спрашивает, чем учительницу угощать будут.
Не надо ли чего? Может, какие нехватки?
Бабушка засмеялась, руками замахала: какие нехватки, угостим, мол, учительницу лучше, чем у богатеев, деликатней. Ведь бабушка, она недаром в господских да поповских домах жила. Как приготовить курочку молодую повкусней — это она умеет.
А главное, у бабушки есть сюрприз, до которого никаким Алдохиным не додуматься.
Тут старушка стала на колени перед сундуком и из-под самого низу, перебрав все старинные платья, достала мешочек, от которого по всей баньке пошел удивительно приятный запах.
— Кофий у меня припасен на такой случай, Иванушка, — кофий натуральный, эфиопский.
И дала понюхать мешочек Кочеткову, потом Данилке.
