Анна вскочила.
— Вы имеете в виду… Клод? — Ей тут же припомнилось все, что говорил о своей кузине Франциск. — Но она ведь такая скучная!
— Да, это строгая, богобоязненная женщина.
Анне показалось, что кто-то уже говорил ей эти слова о Екатерине Арагонской. И, конечно, это было верно в отношении обеих благородных леди. Но почему же, почему бы этим высоким дамам, которым Анне выпало служить, не быть немного веселее?
Трудный день выдался для Анны, и когда он, наконец, подошел к концу, она почувствовала себя старше и опытнее. Как знать, быть может, эта новая житейская мудрость, растолкованная отцом, была самым главным ее приобретением во Франции.
Глава 6
Скучная монотонная жизнь фрейлин при королеве Клод имела шанс оживиться под влиянием одного из самых значительных событий последнего десятилетия, когда Генрих Тюдор пересек Ла-Манш, чтобы встретиться с Франциском Валуа в долине у Андрези[6]. Каждый из монархов привез с собой весь двор, и для них специально был раскинут палаточный город с яркими шатрами и павильонами. Такого веселого праздника никому еще не доводилось видеть. И такой нарочитой демонстрации дружеских чувств и скрытого соперничества тоже. Каждая сторона пыталась превзойти другую блеском своих экипажей, богатым имуществом и роскошной одеждой. Женщины опустошали фамильные сундуки, полные парчи и бархата. Многие тогда скорее согласились бы разориться, чем выглядеть хуже других. Долина пестрела от знамен и гербов. «Поле Золотой Парчи» — так назвал народ это место.
Всю весну Париж жил в веселой суматохе ожидания этого празднества. За неделю до предстоящего события мужчины стали настойчиво навещать портных, а женщины только и говорили, что о нарядах.
Анна отдала бы все на свете, лишь бы попасть на этот праздник. Тем более, что вся ее семья намеревалась быть там. На этот раз даже Джокунда. Да и к тому же Анна придумала фасон такого платья, какого не было ни у одной из ее соперниц.
Но и тут Клод обманула ее надежды. Словно нарочно, последние дни ее беременности приходились как раз на торжественную неделю в июне. И только когда все развлечения в Андрези закончились, Анне то ли в порядке исключения, то ли потому, что в качестве сиделки от нее не было никакого проку, было разрешено поехать повидаться с родственниками. Она отправилась вместе с посыльным, который вез королю сводки о здоровье жены.
И если у Анны и оставались надежды покрасоваться перед каким-нибудь галантным французом в своем новом платье, то им не суждено было сбыться. Она приехала как раз в самый разгар подготовки к отъезду: некоторые палатки были уже сняты, и самая влиятельная публика была почти готова отъехать. Но все равно было так приятно собраться всей семьей за столом, обменяться новостями, пошутить вместе с Джорджем. В разговорах о доме, о близких сердцу вещах время пролетело так быстро, что только когда настал час ложиться спать, Анна с тревогой отметила слишком долгое отсутствие сестры за семейным столом.
— У Мэри разыгралась мигрень, и она рано ушла спать в вашу с ней палатку, — разъяснила Джокунда.
Пожелав спокойной ночи, Анна обняла их всех и весело пошла по направлению к своей палатке. Как все здесь было для нее ново и романтично! Спать в палатке, как когда-то ее дяди в военных лагерях в Шотландии! Даже если она и пропустила на этом празднике все самое интересное, о чем с таким жаром рассказывал Джордж, то все равно после тоскливой жизни при дворе французской королевы это место казалось ей раем.
Откидывая полог палатки, Анна вдруг, к своему удивлению, услышала всхлипывания. Она заглянула внутрь. Слуги или забыли, или были слишком заняты другим делом, но огня в палатке не было, хотя уже начинало темнеть. Она смогла разглядеть наполовину упакованный походный сундук, несколько вещей, оставленных в спешке на стуле, поблескивающую горку драгоценностей; брошенных у зеркала и, наконец, свою сестру, лежавшую ничком на складной походной кровати.
— Мэри! — позвала она тихо.
В этом чудном уголке на фоне солнечного заката, когда последние лучи яркими веселыми полосками проникали в палатку, плач казался чем-то нереальным, неуместным.
Споткнувшись о серебряные туфельки, Анна подошла к постели и, нагнувшись, легонько потрясла сестру за плечо.
— Разве ты не рада видеть меня? — спросила она, недовольная таким приемом.
В ответ Мэри Болейн только еще сильней зарыдала, обнимая руками подушку.
Анна придвинула стул и села возле нее.
— Что с тобой? — спросила она уже спокойнее.
Но ответ она уже знала.
— Все кончено, — застенала Мэри, подняв красное, распухшее от слез лицо.
— Ты хочешь сказать — между тобой и королем?
Анна смотрела на свою младшую сестру с любопытством и благоговейным страхом. Последний раз она видела ее что-то около двух лет назад, и теперь ей было трудно представить, что эта девушка, с которой они когда-то вместе играли, ели и спали, могла быть любовницей короля. Но ведь Мэри была так хороша! Анна протянула руку и взяла прядь мягких светлых волос, предмет ее постоянной зависти. Они струились как золото, а концы сразу ласково обвились вокруг ее тонких пальцев. Мягкие и доверчивые локоны, как и сама Мэри.
— Для тебя это так важно? — спросила Анна.
— Л-лучше б-бы я у-умерла! — зарыдала та с новой силой.
Впрочем, у Мэри глаза всегда были на мокром месте. Джордж, бывало, дразнил ее за это. Такое же проявление чувств со стороны Анны говорило бы о подлинном горе. Но это только, если бы она была настолько глупа, чтобы так убиваться из-за мужчины.
— Но ты ведь не любишь его? — пыталась вразумить ее Анна.
Мэри с упреком взглянула на сестру своими голубыми, полными слез глазами.
— Ведь так же! — настаивала Анна.
— Нет, наверное, не люблю…
— Я понимаю, каково тебе сейчас, ты зла на весь мир, не хочешь никого видеть, ругаешь и жалеешь себя, — успокаивала ее Анна, пытаясь представить себя на месте сестры. — Но ведь ты можешь уехать домой на время, пока разговоры не улягутся.
Взор Анны, уже привыкший к сгущающейся темноте, блуждал по комнате, пока не остановился на богатом ожерелье, очень подходящем к ее собственной лилейной шее.
— Но, конечно, там тебе некуда будет надеть свои платья и драгоценности, — вздохнула она.
— Это-то меня меньше всего волнует, — в очередной раз всхлипнула Мэри, оставаясь даже в этом удрученном состоянии восхитительно хороша. — Обидно, что он так жестоко обошелся со мной. Увез во Францию, окружил вниманием, а затем, когда я ради него пошла на все, выбросил, как ненужную перчатку.