То была старая история. «Как Мэри могла попасться на эту удочку? Чего же другого она ожидала?» — думала Анна, чувствуя себя гораздо опытнее в таких делах.
— Он сам сказал тебе об этом? — спросила она с интересом.
От такого предположения на лице Мэри, несмотря на ее горе, появилось некое подобие язвительной улыбки.
— Королям не пристало иметь дело с такими неприятными сторонами жизни, — пояснила она с горькой усмешкой.
— А как тогда?
Мэри села, вытерла глаза и накинула на плечи горностаевый палантин.
— Он просто перестал приходить, — ответила она печально. — Я обычно лежала и ждала его, а тут вдруг на подъезде к Кале отец сказал мне, что ему приказано срочно готовиться к моей свадьбе с сэром Уильямом Кэари.
— Может, ты ждешь ребенка? — спросила Анна.
— Откуда мне знать, прошло еще так мало времени.
Как это странно — быть матерью ребенка, который, случись ему родиться в законном браке, мог бы стать правителем Англии! Будет еще один Фицрой, такой же хорошенький мальчик, как сын Бесс Блаунт. Но, судя по всему, этого ребенка Генрих признавать не собирается. Может потому, что время не совсем удачное: он и так просит папу о разводе. Анна подумала о том, что ее будущий племянник или племянница может походить на короля, и постаралась найти для Мэри слова утешения, что было не так просто: она давно уже не общалась с сестрой, да и раньше они никогда не были так близки, как, например, с Джорджем.
— Но ты ведь и так должна была выйти за Билла Кэари, — напомнила она Мэри. — Может, ты еще и полюбишь его. Он славный человек.
— Но всего лишь из рыцарского сословия. Если принять во внимание, что я отдала Его Величеству самое дорогое, что есть у девушки, он мог бы подыскать мне кого-нибудь получше!
Слышать эти слова от убитой горем Мэри было несколько странно.
«Тут задето ее самолюбие, а не сердце», — решила Анна. Какое-то время она еще посидела в опускающихся сумерках, думая о том, как бы она сама вела себя на месте Мэри. Но нет, она бы никогда не оказалась на ее месте, она бы не позволила себе ни такой доверчивости, ни слез.
— Мэри! — вдруг обратилась она к сестре.
— Да!
— А каково быть любовницей короля!
— Восхитительно! Как на тебя все смотрят, когда он обращается к тебе на людях! Как женщины завидуют тебе! А эти взгляды украдкой, а наслаждение от нечаянного прикосновения! Гораздо интереснее, чем в браке.
Мэри уже улыбалась и вертела на пальце кольцо с опалом — подарок короля. Лицо ее горело от возбуждения, а в голосе звучали такая нежность и сожаление о прошедшем, что Анна почувствовала себя неловко.
Но темнота располагала к откровению, и она продолжила разговор:
— Нет, мне интересно, каков он как любовник?
— О, конечно, он уже не молод, если ты это имеешь в виду. Но он умен, выдержан и всегда знает, чего хочет. Быть его любовницей — значит быть окруженной роскошью и вниманием, чувствовать свою значимость. — Мэри подтянула ноги и села, обняв колени. — И ты знаешь, Нэн, мне кажется, что даже если бы Генрих Тюдор не был королем, то все равно в нем есть что-то такое, что после него ухаживания других мужчин кажутся скучными.
— Может быть, — ответила Анна с сомнением.
Все это было ей мало понятно. Мысль ее возвращалась к бедному Биллу Кэари, которому придется подбирать остатки с королевского стола. Очевидно, что Мэри просто не хватает сострадания, чтобы пожалеть его. А, впрочем, какое ей до всего этого дело? У нее своя жизнь. И уж у нее-то все будет, как надо. Но теперь не благодаря положению Мэри, Анна никогда этого не хотела. И Джокунда будет рада, милая правильная Джокунда.
— Я так устала сегодня после дороги и всех разговоров, — сказала она, зевая. — Давай умоемся и ляжем спать. Должно быть, так интересно спать в палатке!
Но для Мэри ничего интересного в этом не было: лежать без сна и ждать любовника, который не придет.
Глава 7
— Жизнь там текла, как в монастыре. Всем двором ходили к обедне, затем Клод читала скучные церковные проповеди, а мы сидели за пяльцами — нашим постоянным занятием.
Анна опять была в Хевере. Сейчас туда же с королем прибыли из Гринвича Томас Уайетт и Джордж. Они ушли с Анной во фруктовый сад, чтобы не мешать Генриху и сэру Томасу, которые ходили взад и вперед по лужайке у дома, что-то обсуждая. Втроем, как и раньше, они бродили по саду в надежде тайком нарвать фруктов под носом у старого Ходжа, да и без плодов этот уголок сада был им мил еще и тем, что напоминал о детстве, где они вместе играли под сводами старых стен. Тут они особенно чувствовали свое уединение и радость встречи. Внимая жалобному рассказу Анны, молодые люди наперебой выражали ей свое сочувствие.
— Там не было танцев? — спрашивал Джордж, лакомясь сочной айвой.
— Ее Величество считала их искушением дьявола. Иногда в самый разгар ее скучных церемоний мне так хотелось пуститься в пляс, закружиться в morris-dance[7], чтобы посмотреть, как вытянутся лица у этих строгих француженок.
— И музыки тоже не было? — удивлялся Уайетт, который скорее был бы готов отказаться от пищи.
Анна печально вздохнула в ответ.
— Только церковное пение. И нам не разрешалось разговаривать с мужчинами.
Тут Джордж так рассмеялся, что чуть было не подавился айвой.
— Представить только: моя сестра и вокруг ни одного мужчины! — выпалил он между приступами смеха.
— Знай я об этом раньше, лучше бы спал ночами, — ухмыльнулся Уайетт. — Всегда буду благодарен за это добродетельной королеве Франции.
Анна бросила в него вишней, а вторую ягоду положила себе в рот. Она сидела на нижней ветке яблони, слегка раскачивая ее, а Уайетт стоял рядом, опираясь о ствол. Брат Анны при полном придворном наряде сидел рядом на траве, скрестив ноги.
— В этих добропорядочных набожных женщинах есть что-то такое, от чего меня просто тошнит, — сказала Анна, состроив брезгливую гримасу. — Вот если бы считалось хорошим тоном избегать того, чего не перевариваешь!
Уайетт засмеялся и посмотрел на нее понимающе.
Анна изменилась за это время, хотя и трудно сказать, в чем именно. Конечно, она повзрослела, но еще в ней появилось что-то такое, чего он не ожидал увидеть.
— Вы, должно быть, очень жалели, что оставили службу у нашей принцессы, — сказал он с нежностью.
Анна перестала раскачиваться, резко повернулась и посмотрела на него серьезным взглядом, который не смогла скрыть за маской веселости.
— Я больше всего хотела быть с ней, Томас, и я бы осталась, но отец не позволил. Я так боялась за нее.
