молокососы мне им в лицо тыкали!
— Остынь, Ник.
Но друг вскакивает на ноги и орет вслед пацану:
— Ты слышал, ушлёпок! Еще хоть раз увижу, будешь обрубком в носу ковырять!
Я дергаю друга за футболку, и он снова падает рядом на ящик.
— Достал… — продолжает злобно шипеть.
— Оставь его, Холт! — я повышаю голос. — Это не любопытство, а чувство опасности выгнало его сюда. Ему не все нравится! Хоть один с головой!
— И что? — дергает плечами Николас. — Кто его спрашивает?
— Никто. Но возможно, что именно он когда-нибудь выберется из того дерьма, в которое его сначала засунул папаша, а теперь сует Крис! Ты же не думаешь, что Мэт сегодня будет спать?
На дороге мелькает полицейский патруль, и я встаю. Говорю громче, обращаясь к друзьям:
— Кончай там уже, Лу! Ник! Нам пора!
Мы входим с Холтом в дверь гаража и проходим мимо барахтающейся парочки через боковой бокс в основной, в котором стоит пикап «Додж» с разбитой фарой и глубокой вмятиной на крыле, к внешнему выходу. Выйдя на улицу, поджидаем Лукаса и Тильду возле наших с Ником мотоциклов.
Лукас сильно похож на брата — тот же рост, темные кудрявые волосы и черные круглые глаза. Он намного худощавее Кристиана, но в широкой кожаной куртке это не так заметно. К тому же в сентябре вечереет уже раньше, и я надеюсь, что недостаток сходства получится скрыть. Тому, кто случайно запомнит его имя, в будущем будет сложно отличить братьев друг от друга даже под присягой, и мне это кажется хорошим выходом, чтобы хоть как-то прикрыть старшему Палмеру зад, раз уж он сам до этого не додумался.
Когда наконец из гаража появляются Лукас и Тильда, я объясняю задачу блондинке. Несмотря на продажную натуру, мозги у девчонки есть, и зубы тоже.
— Детка, сейчас проедемся по Сендфилд-Року и заглянем в пару людных мест. Тебе придется висеть на Лукасе пиявкой и называть его Крисом столько раз, пока он не оглохнет и сам в это не поверит. Все поняла?
Она одергивает на бедрах короткое платье и поправляет светлые, крашеные волосы, которые сбились на затылке. Улыбается с вызовом, коснувшись кончиком языка края лукавых губ.
— А на тебе нельзя повисеть, красавчик? Я бы не отказалась.
Я беру переброшенную через сидение мотоцикла короткую кожаную куртку и надеваю на себя. Достаю из кармана джинсов ключи и вставляю их в замок зажигания.
— Нет. Ненавижу объятия, они меня душат.
Тильда отпускает смешок и вдруг замечает, скользнув взглядом по моему паху:
— Я об этом догадалась, Райт. И хоть сегодня ты меня не захотел, но я еще помню, как именно ты предпочитаешь заниматься любовью.
Она не успевает договорить, последнее слово все еще висит в воздухе, а холод уже сковывает мою грудь и сдавливает горло.
Меня коробит от всего, что может быть связано с этим гребаным чувством, но больше — от хитрого выражения лица блондинки, которая, похоже, забыла с кем имеет дело.
Резко схватив пальцами слабое запястье, я дергаю ее на себя, сжимая челюсти.
Тильде правильно кажется, что она сказала что-то не то, и девчонка бледнеет.
— К-картер, прости! — лепечет тем тише, чем ближе оказываются мои глаза. — Я не хотела…
— Тогда заткнись, Стронг! И лучше сама! Если не хочешь, чтобы я тебе помог!
Парни уже завели свои мотоциклы и ждут нас. Я отталкиваю Тильду, надеваю шлем и сажусь на свой черный «Ducati». Столкнув его с подножки, завожу мотор и коротко киваю девчонке в сторону Палмера.
— Чего ждешь? Садись к Крису, вечер будет длинный! И пока не разрешу, о Лукасе забудь!
— О! — быстро соображает Тильда, вновь показав зубы. — Поняла!
— Лукас?
— Да? — откликается друг, передавая второй шлем блондинке.
— Тебе придется поговорить с Мэтью — ты остался с ним дома. И хоть сдохни ночью, а завтра утром ты должен быть на тренировке у Херли.
— Это все, Райт? — улыбается друг.
— Нет, есть еще кое-что. Когда вернешься, передай Кристиану, что он чертов тупой ублюдок!
Мы проезжаем мимо управления полиции и сигналим двум копам, патрулирующим участок. Отираемся у пляжа, где все еще много людей; заезжаем в дорожную забегаловку, в которую раньше не заглядывали, и довольно шумно, но мирно себя ведем.
Тильда с Лукасом изображают влюбленную парочку, и девчонке шикарно дается импровизация, когда она вдруг ревнует «Криса» к одной из официанток и закатывает ему ссору со слезами…
Уже поздним вечером мы вчетвером приезжаем на утёс — есть в Сендфилд-Роке такое место над дальним пляжем, обращенное к океану, куда подступает лес и где любит собираться молодежь, если хочет оказаться подальше от любопытных глаз. Встаем полукругом в свете фар и глушим двигатели.
Сегодня здесь собралась компания Рея Уолберга, вокруг стоят тачки и мотоциклы, недалеко от обрыва горит костер и движутся под музыку силуэты — вечеринка в самом разгаре, и из блютузных колонок в два горла орет «Rammstein».
Эти ребята постарше нас, но мы все родились в этом городе и давно с Реем знакомы, так что какая-то парочка продолжает заниматься сексом на одном из капотов, не обращая на нас внимания. А сам он целуется с длинноволосой девчонкой, сжимая одной рукой банку с пивом, а другой ее задницу.
Наконец он отрывается от своего занятия и приветствует нас взмахом руки, щедро глотнув выпивку из горла.
— Здорово, Райт! Что, решил проветриться? Не далеко ли забрался?
Чтобы не перекрикивать музыку, мне приходится подойти ближе и пожать парню руку.
— Привет, Уолберг! Типа того.
— Ты что-то здесь забыл?
Я смотрю на его девчонку, и он крепким шлепком пониже спины отправляет ее к костру.
— Джулия, малышка, иди погуляй! Я сейчас!
На крупном лице Рея появляется кривая улыбка, и я отвечаю ему тем же. Наверняка он заметил брата Кристиана, с которым не очень ладит, и догадался, что мы здесь не просто так.
Я сую руки в карманы куртки и пожимаю плечами:
— Возможно. Как насчет крепкого косяка? Говорят, ты сейчас мастер самокруток и скупил в городе всю папиросную бумагу. Вот я и решил спросить, так ли это?
— Кто говорит?
Мне незачем ходить вокруг да около, я давно предполагал, что Рей не только сам курит травку, но и сбывает её, поэтому криво улыбаюсь.
— Я.
Мы стоим вдвоем, Ник с Лукасом остались позади, и смотрим друг на друга.
Через минуту я считаю нужным добавить:
— У меня в карманах полно сюрпризов, Рей, тебе не понравится.
Ему уже не нравится, но он достаточно хорошо меня знает, чтобы нервничать. Случись
