– Да заткнись ты! – устало сказал Ярослав, понимая, что водила прав. – Мало ли, кто его оприходовал! Меньше надо по ночам шляться. Езжай на Невский, всё равно упустили.
Ярослав взял рацию и вышел на Мамедова. Тот говорил спокойно, по-деловому, будто не лежал в это время в объятиях любимой женщины.
– Ушёл, значит? – подвёл итог Али, выслушав сбивчивый доклад Солодовникова. Тот, разумеется, умолчал про выстрел в убегающего рыбака. – Да кто ж от тебя ещё не уходил, козёл? Фанера ты слюнявая – одни понты, и только. Я тебе что говорил? Если преследование невозможно, помешать ему! Или ты никакой был? Задницей, что ли, слушал?
– Али, ну там никак было не помешать! Мост разведён, Озирский в лодке, уже на середине. Да ещё баржа его прикрыла, как нарочно. Кабы он поближе ко мне был, может, и получилось бы достать его пулей…
– Славик, а ты мыть не пробовал? – Мамедов говорил спокойно, но холодно. – Ты что мне гонишь, падла? Я тебе что приказал? Надо было завалить его! Я лично вручил тебе глушитель. Ещё в машине, когда стало понятно, куда он едет и что хочет сделать. Их двое в машине было?
– Да, он и водила, – подтвердил Солодовников.
– Водилу – к праотцам. Озирского – к нам! Тут бы мы его и поспрашивали по-дружески. Он ведь уже к агенту ехал – дебилу ясно. Потому так и страховался! Не на прогулку среди ночи он через Неву поплыл. Инструкции тебе были даны или нет?
– Были, – обречённо ответил Ярослав.
Он уже представлял, как оттопчется на нём Мамедов, чтобы выгородить самого себя перед Уссером. Но вины он с себя не снимал – действительно, попался, как лох.
– Он себя разоблачил! – продолжал Мамедов. – Заглотил крючок, на наше счастье. А ты буркалы вывалил! Погоди, увижу тебя, вправлю мозги. Твоё счастье, если Воронин на «ять» сработает. А если нет, обоих вас причинными местами свяжу и кину в реку. Ясно?
– Ясно. – Ярослав вытер обильно струившийся по лицу пот. Мамедов не шутил – он действительно мог так и сделать. Одна надежда, что Уссер не разрешит – всё-таки верных людей у него не так много.
– С-сука! – устало сказал Али и тяжело вздохнул.
Солодовников услышал ещё и женский голос. Внезапно его обуяла злость. Они тут бегают по набережным, а он гужуется с Элеонорой. А потом ещё и орёт на них, оскорбляет людей. Сам бы попробовал этого трюкача поймать! Потому такой и бешеный, что после траха пришлось проснуться.
– На том берегу полгорода! Выясняй теперь, куда он поехал. Всё дело накрылось из-за тебя, урода. Ладно, возвращайся, теперь уже бесполезно ждать. Будешь при мне до тех пор, пока Воронин не вернётся. Всех бы вас, опущенных, на Луну послать за такую работу! – И Мамедов отключился.
Ярослав достал платок из кармана «косухи», тщательно вытер лицо. Похоже, за ними никто не гнался, и выстрел в психа остался незамеченным. Дрожащими пальцами он вытащил из пачки сигарету, закурил.
Потом, будто очнувшись, зашипел на водилу:
– Чего стоишь, сохатый? Езжай на «третью квартиру». Там приказано ждать, чего Воронин добудет у своей простячки. Только смотри, про психа этого – ни слова. Понял? Если пасть откроешь, дня не проживёшь…
– Да нужно мне! – испуганно сказал водила и яростно повернул баранку. – Пропадите вы все пропадом, лишь бы надо мной не капало…
* * *
– Молочка парного хочешь? – Филипп отодвинул пепельницу и встал.
Андрей сидел напротив него, в кожаном кресле, разложив лист на коленях, и изучал схему. В руках он бездумно вертел Магдин циркуль.
– Что? – Озирский не сразу понял вопрос. – Ах, да… Конечно, хочу. В последний раз я его пил в деревне под Новгородом семнадцатого августа. Теперь у меня с этим связаны не очень приятные ассоциации, но молоко я всё равно люблю.
– Ты те события встретил в деревне? – Филипп уже хотел выйти, но остановился в дверях.
– Нет, я уже вернулся в город. Мы как раз работали по делу Стеличека…
– Понятно. – Обер вспомнил, о чём говорил Семён Ильич на «третьей квартире». – Сейчас вернусь, и мы кое-что обсудим.
Он принёс две расписные глиняные кружки, прямо из холодильника. Андрей отложил папку со схемой, припал к краю кружки, жадно ворочая кадыком.
Потом оторвался и выдохнул:
– Блаженство! Мне бы так пожить, да не выйдет. А за тебя я рад, честное слово. Корова, огород – что ещё нужно для счастья?
– Да, мне здесь хорошо, – согласился Филипп, тоже отхлебнув молока. – Я бы мог и не такой купить, а обычный, городской. Говорят, можно будет вскоре это делать…
– А жильцов куда? – удивился Андрей.
– На улицу, – хмыкнул Готтхильф. – Сами захотели этой власти. Зажрался народишко, надо его вразумить маленько. Да не бойся, я тут останусь! – успокоил Андрея Филипп. – Мне эти бетонные коробки на Гражданке надоели. Места нам пока хватает. Да и что ты завидуешь? У самого в центре теперь хоромы. – Филипп замолчал, задумался и будто бы позабыл про гостя.
– Ты чего хотел мне сказать? – напомнил о себе Андрей, допивая остатки молока.
– Когда вы пресекали затею Стеличека, ты пользовался агентурой? – напрямую спросил Обер. Он смотрел исподлобья, пустыми, бесцветными глазами.
– Естественно. Ты же знаешь, что иначе работать невозможно. Свои люди должны быть везде. Без них милиция бессильна.
Филипп взял схему, сложил её вчетверо и опять отдал Андрею.
– Ты только на себе её носи, не потеряй нигде. Тебя, конечно, учить не надо, но мне так будет спокойнее. Я не прошу назвать имя агента в группировке Стеличека, но хочу предупредить. И ему, и мне угрожает реальная опасность. Уссер на вчерашнем сходняке прямо заявил, что взялся за поиски двух агентов – у себя и у Дмитрия. Мало того, и Семён, и Али Мамедов правильно предположили, что у осведомителей есть общий координатор. Пока их волнует вот эта самая пара. Разумеется. Один агент ничего не должен знать про другого, и я не хочу знать. Уссер очень интересуется именно тобой, потому что ты знаешь всех, – прямо сказал Филипп. – Ты говоришь, что тебя вела «восьмёрка» цвета форель?
– Да. Во всяком случае, светлая. – Андрей перестал улыбаться и задумался. Новостью это для него не стало, но в устах Филиппа любое слово звучало зловеще.
– Это машина Ярослава Солодовникова, телохранителя Али Мамедова. Теперь, когда ты использовал нестандартный способ переправы через Неву, они утвердятся в своих подозрениях.
– А иначе было никак, – объяснил Андрей. – Будь мост сведён, я бы от этой «восьмёрки» век не отделался. К тому же, я не мог на машине Кондратьева ехать в Песочный. Мне обязательно следовало сменить транспорт, чтобы запутать преследователей. Да другого парня, что ждал меня у Петропавловки, я не хотел подвергать опасности. За Невой наблюдение прекратилось – даю гарантию. Но всё-таки я решил покрутиться тут, для страховки. И к твоей усадьбе подъехал с другой стороны…
– Это всё хорошо – на сегодня, – согласился Готтхильф. – Но я полагаю, что они от тебя не отстанут.
– Что ж! – Андрей прищурил глаза. – Поглядим, кто кого.
– Я всегда восхищался твоей отвагой, – честно признался Филипп. – Ему жуткие вещи говорят, а он знай ржёт! Из чего ты только сделан? Прямо как киборг какой-то…
– Из колючек, ракушек и зелёных лягушек, – сразу же ответил Озирский. – Все мальчишки из этого сделаны, как известно. Да, кстати, это Уссер придумал так перевозить «сено»? Или ты ему подсказал?
– Не я – это точно. А сам или нет, кто его знает? У Сёмы и без меня советчики найдутся. Тот же Али Мамедов, гениальный негодяй. «Золотым» мальчиком был, в богатой семье рос. Ладно, я озверел от своих несчастий. Но у него-то всё в порядке до сих пор! А столько народу погубил, что даже мне не снилось. Родители оба живы, жена была молодая, сын – всё путём. Нет, потянуло на остренькое! Они, конечно, вместе с Сёмой сильно рискуют. В Интерполе насчёт них уже известно. Но жажда наживы превыше инстинкта самосохранения. Ещё раз повторяю, Андрей, – береги того агента! Стеличек носом землю роет, так хочет до него добраться. Этот человек «коза ностро»?
– Нет, но член семьи. Впрочем, теперь уже семьи нет. – Андрей не собирался запугивать Арину Скресанову-Сакварелидзе намёками на возможную охоту за ней. Девочка всё равно ничем не сможет себе помочь, только окончательно сорвётся.
– Член семьи – это ещё хуже. Если будет раскрыт, его зверски уничтожат. Я бы пропустил эту партию «сена», ляд с ней. Всё равно полностью каналы не перекрыть, раз такой огромный спрос. В Иране за это вешают, причём каким-то особо жестоким способом. Но всё равно люди занимаются этим, и сюда везут товар. У нас же сейчас вообще никакой власти нет, и мы от этих транзитов не отобьёмся. Везде с этим кто-то борется, а у нас… – Филипп художественно просвистел похоронный марш Шопена. – Эта конфискация погоды всё равно не сделает. Но дело в том, что состав заминирован, и может рвануть даже случайно. Лешек Мациевич обратил на это внимание Уссера, но тот только посмеялся. Он надеется таким образом не только спрятать концы в воду, но и надолго напугать ментов. Представляешь, что будет, если рванёт целый нефтеналивной состав? У меня лично воображения не хватает. По-моему, им с Мамедовым этого даже хочется. Андрей, сразу хочу предупредить, что после этого нам нельзя будет встречаться очень долго. Я хочу убедиться, что опасность не грозит ни тебе, ни мне. О семье тоже не могу забыть, как ты понимаешь. Сёма прямо сказал, что если операция «Камикадзе» сорвётся, он поднимет все группировки на поиски агентов. Это очень опасно, и я даже не знаю, что нам делать. Тебя-то он точно захочет расколоть…
