В Rimi за кассы посадил манекены с нарисованными злыми лицами. Для одной кассы сделал исключение – за ней сидел веселый и любезный надувной пляжный крокодил. Именно у этой кассы возник хвост из пары десятков угловатых подростков с доверху набитыми алкоголем, куревом и противозачаточными средствами корзинками у ног.
Пол охотничьей лавки усеял толстым слоем раненых. У всех пуля или в руке, или в ноге, во всяком случае, ранения не смертельные. Для пущего эффекта истратил для этой сцены пару упаковок классического томатного кетчупа фирмы Feliks, которая утверждает, что этот продукт любят целыми семьями и он пригоден для того, чтобы приправить все, что выглядит как мясо. Для достоверности надо было найти кого-то, на чью снайперскую меткость все это списать. На глаза попался висящий на стене трофей – голова благородного оленя с роскошными ветвистыми рогами. Небольшой симпатичный Colt уместился меж желтыми клыками его открытой пасти как влитый.
Из лавки со всяким барахлом притащил в детский магазин самое большое изображение иконы. Повесил святошу на стенку и припарковал перед ним все двенадцать детских колясок, в каждую из которых запихал парочки из игрушечного отдела: двух медвежат, двух львят, двух жирафиков, двух лягушат, двух каких-то странных птенцов и так далее. В последней коляске свое жалостное пристанище обрели две ангельские куколки с предусмотрительно закрытыми, чтобы не видеть реальности, набожными глазками.
На прилавке аптеки инсценировал эротический фрагмент жесткого порно – три девицы-фармацевта в сетчатых чулках и куцых белых халатиках увлеченно занимались друг с другом оральными научными изысканиями. На ручку двери повесил табличку, выполненную в манере гостиничной эстетики: PLEASE DO NOT MASTURB!
В фирменном магазине Samsonite заполнил выставленные в витринах последние достижения чемоданного мира улыбающимися головами самых красивых манекенов, отпилить которые мне стоило немалого труда и истраченных калорий. Результат превзошел все ожидания. Полный чемодан сияющих глаз над сладострастно приоткрытыми ротиками. С предварительно упакованными чемоданами Samsonite даже рейс в ад станет приятной и умиротворяющей эго-поездкой. Bon sacvoyage!
К вечеру я выдохся как свинья, самозабвенно посвятившая свой длинный, но продуктивный день неблагодарному делу ковыряния в навозе. Поленом свалился рядом с Ким, рассеянно погладил ее по волосам и выразил надежду, что приз этого года за лучшее оформление дома господин президент лично присудит нашему торговому центру Ülemiste. На нежности и чтение отченаша сил уже не было.
1 августа
Первый день нового месяца и новые осадки. На сей раз град. После долгой оглушительной тишины стук градин подействовал удручающе. Все же град – это далеко не дождь. Попробовал постоять на крыше, но уже секунду спустя, потирая ушибленные места, сбежал. Вдобавок похолодало. Впервые за все это время по телу побежали холодные мурашки, что поначалу даже позабавило, но быстро стало неприятно. Пошел искать теплую одежду. В Timberland’е нашел приятную фланелевую рубаху. Даже носки натянул, такие мягкие, специально для походов. Прошелся по центру, разглядывая плоды вчерашних усилий. И кого это я собирался обрадовать? Тоскливо поежился.
Взял в Rimi большую бутылку виски и колу, там же нашел бокал размером с цветочную вазу и наполнил его градом с крыши. Устроился в книжном магазине Apollo. Одна часть виски, две части колы, сотня градин – вполне приличный экологический напиток получился. Первую порцию заглотил одним махом. Градины были такими холодными, что горло противно онемело, и боль отпустила не сразу. Зато внутри разлилось тепло.
Побродил меж длинных стеллажей. Какое множество книг, сколько слов и предложений, миллионы букв. Мягкие мысли в твердых обложках и наоборот. Как много жизне– описаний, прожитых кем-то судеб, кем-то написанных, рассчитанных на чье-то внимание. На чье? Мое? Неужели мне и впрямь суждено положить свою жизнь на прочтение чужих историй? Последнее поручение последнему в мире человеку. Честно говоря, к такой судьбе я пока не готов. Благоговейно стоял перед полкой. Несколько метров, как в высоту, так и в ширину. Прошелся пальцем по корешкам сотен книг, каждая из которых прятала в себе уникальные детали чьих-то жизней: невероятные с субъективной точки зрения события, раздутые памятью чувства, судьбоносные знакомства, фрагментарные воспоминания, удачи, в которые трудно поверить, неоцененные по достоинству неудачи, какая-нибудь умело поданная исповедь, смелое (но старательно взвешенное) раскаяние, наивные ожидания юности, несбывшиеся надежды стариков. Все это и еще миллион подробностей написаны одинаковыми черными буковками на одинаково белой бумаге. Сброшюрованные жизни, благодарные за любой знак внимания, даже за поверхностное любопытство или притворный интерес. Проглотить их, что ли, по очереди, призвать на помощь собственный желудочный сок и попытаться как-нибудь переварить весь этот биографический винегрет? А ежели в результате произойдет вздутие живота или и вовсе понос начнется, что мне тогда делать? Хорошо, аптека под рукой, тут же за углом.
Запасшись Эспумизаном и несколькими блистерами угольных таблеток, поставил у ног ведро и принялся листать чужие жизни. Популярный певец, глоток виски, бывший легкоатлет, виски, вышедшая на пенсию актриса, виски, оправдывающийся политик, виски, достойный восхищения бизнесмен, виски, легендарный художник, виски, действующая жена президента, виски, диктатор-психопат, виски, еще один диктатор (на этот раз с раскосыми глазами), виски, молоденькая ясновидица, виски, блестящая телезвезда, виски, мечтательная балерина, виски, застенчивый футболист, виски, гламурный модельер, виски, худощавая повариха, виски, еще виски. Напала икота. Затем выблевал с полведра и решил на сегодня с чтением закончить.
А как могла бы выглядеть моя история жизни? Заглянул в ведро.
Начало простое и понятное. В качестве вступления ничего лучше не придумать, чем снимок с маминого выпускного вечера. Черным фломастером обведем окружностями головы трех парней и одной девушки, от скафандров мальчиков до девочки проведем стрелки, украсив их стилизованными изображениями сперматозоидов – для однозначного понимания. Теперь берем красный цвет, чтобы выделить интересующие нас (и, само собой, миллионы гипотетических читателей) детали. Сделаем это честно, не виляя. Нарисуем четыре треснувших сердечка. Женщине над левой грудью, троим мужичкам прямо на промежности. Теперь перевернем страницу, пропустив не слишком интересные для нас девять месяцев, чтобы вывести на сцену моих предков. К сожалению, читателю придется довольствоваться лишь двумя персонами преклонного возраста. Заметим, что этим фактом мы упускаем прекрасную маркетинговую возможность. История человека с двумя дедушками и двумя бабушками, безусловно, продавалась бы живее. Но что поделаешь. В том безвременье у меня в руках еще не было ни одной ниточки управления судьбами. Итак, на второй странице моей жизненной истории стоят счастливые господин и госпожа Вутт с пакетом на руках, в котором кряхтит их одно-единственное связующее звено с далеким и захватывающим будущим. Берем уже полюбившийся фломастер, на этот раз коричневый, и покрываем светлый пакет известными всему миру логотипами с величественно переплетенными буквами L и V. Принудив себя к большему верхоглядству, чем того хотелось бы, проанализируем полученный результат с позиции среднего читателя. Заметит ли он богатые метафорами детали, в которые так тонко вплетена судьба жалобно вякающего в пакете существа, его жизненный путь? А на этом пути в будущее единственно ценный багаж у человека – это его потомки. Не имея их, нечего и надеяться добраться до пункта назначения. Качественные чемоданы от Louis Vuitton. The art of packing. Искусство паковать в том и состоит, чтобы не слишком туго пеленать своего ребеночка, чтобы у него всегда была возможность свободно дышать, а при нужде и пукать. Тогда можно надеяться, что в потайном кармане чемодана он всегда будет таскать с собой своих черно-белых предков. Но растолковывать все это мы не станем, оставив читателя наедине с его фантазией, и с высоко поднятой головой учтем риски остаться непонятыми и для истории малозначительными. Перевернем страницу и перепрыгнем через семь счастливых лет пока незнакомого индивида, поскольку они никому не интересны. Куда это мы попали? В переизданный и дополненный свод правил дорожного движения? Что означают эти два указателя населенных пунктов, зачеркнутый Пярну и еще не зачеркнутый Таллинн? И что это за узнаваемая пара стареющих ангелов, так триумфально реющих над нашими указателями? Они похожи на двух птичек, призванных токовать в вечности. Но пора вновь перевернуть страницу. Оо, какая красота! Летний вечер, гигантское небесное тело, часть которого уже разбудила жителей противоположной стороны полушария, и перед ним, прямо на тонкой ниточке горизонта две фигуры, склонившиеся над фотоальбомом. Хрупкие, ищущие равновесия, красивые и неуверенные в себе, на чем-то сосредоточенные. Летим к ним незримым ветерком (такая фантастическая способность у нас имеется), тихонько пристраиваемся за спинами матери и сына и затаиваем дыхание. Жадному взору открывается калейдоскоп запечатленных мгновений. Вот бесцветное фото провинциальной девочки в белых гольфах, облизывающей двусмысленно скользкое мороженое, на фото с поблекшими красками два испуганных глаза, рассматривающие море из безопасного убежища детской коляски, вот и первое робкое любовное признание в виде текстового послания, вот интернетовский видеоклип довольно удачного трюка на руле и множества таких, где оператор радостно вскрикивает «ой, больно!», а вот и запечатленный смартфоном спонтанный поцелуй с сидящей за рулем автомобиля девушкой, и, разумеется, нет недостатка в традиционных видах уютной атмосферы нынешнего житья-бытья нашего героя – вот он, развалившись на широком кожаном диване с литровой бутылкой Johnnie Walker меж колен, оперирует с одного пульта сразу сотней телеэкранов, а на кухне размером с актовый зал в двадцатилитровой кастрюле варит десяток пельменей, вот, вальяжно опершись на Субару, он победоносно улыбается потенциальным завистникам – личная машина, личный манекен, личная парковка, личный торговый центр, его озеро, его город, его земля, его сошедшая с орбиты планета.
