Я стоял перед Ким. По-прежнему в трусах. Была она теперь удовлетворена и счастлива? Или еще чего-то не хватало? На пять минут отлучился в Baltman, вернулся в строгом темном костюме, приличной обуви, на шее символ власти – галстук. Оглядел Ким взглядом исполнительного директора, одновременно надевая на запястье золотой Rolex. Затем схватил ее подмышку и отнес в кабинет директора, там повалил на живот прямо на захламленный стол и задрал на голову подол платья. С треском расстегнув брючную молнию и поплевав на ладони, я внедрился в свои владения.
Тебе могут принадлежать небоскребы и детские сады, департамент конкуренции и центральная больница, ты можешь считать себя хозяйкой всех лесов и полей, ты даже можешь каждую заснеженную вершину гор снабдить табличкой «частная земля», ты можешь при желании пробуравить дырку в планете и вместе с сотнями других небесных тел нанизать ее на бечевку и носить как ожерелье, можешь заставить всех богов и их жирующих посредников на земле делать себе святой педикюр, но здесь, на этом древесно– стружечном столе трахаю тебя я, последний в мире менеджер, бездеятельный исполнительный директор, не нуждающийся в правлении председатель правления. Аминь, на фиг.
Я как раз заканчивал, подбирал концы, отсоединял питание, когда на столе внезапно зазвонил телефон.
Телефон звонит!
Телефон! Я застыл, со мной вместе замерла и Ким. Я отдувался, один, само собой, и смотрел на телефонный аппарат. Тот не замолкал. На другом конце кто-то был. Вспомнились только что данные обещания, не самые скромные, надо сказать. Я что, перешел черту? Все надрывается. Вышел из Ким, одернул на ней платье, но оставил лежать на столе, быстро привел себя в порядок и снял трубку.
3 августа
Я плохо спал. Измучили кошмары, но утренний свет стер все эти нереальные сцены и картины, отправив их куда-то в черные дыры человеческого сознания. Как ни старался, ни черта не смог припомнить. Только жутковатый озноб, сопровождавший в ночных метаниях, не отпустил и с рассветом, прилип на весь день как приставучий репейник.
Даже не умывшись, спустился в книжный магазин. Там принялся за поиски большой карты, чтобы повесить ее на стенку. Слава богу, здесь их было навалом. Наиболее подходящей показалась политическая карта мира с масштабом 1: 35 000 000. Забрал ее плюс коробочку разноцветных кнопок и пошел в свой кабинет. Возможно, я не слишком подхожу на роль Папы или Генерального секретаря ООН, но лучшего директора в этом торговом центре Ülemiste сейчас днем с огнем не найти, это факт.
Ким по-прежнему лежала на животе, стол словно бы для мягкости устлан десятками, если не сотнями документов в формате А4 – можно подумать, что она ночь напролет самозабвенно работала с бумагами. Не стал ее будить. Содрал со стены все эти идиотские грамоты в рамках и прикрепил свою карту. Перед глазами распростерся весь мир, размером 240 х 125 сантиметров.
Воткнул синюю кнопку в Таллинн. Долго вертел в пальцах красную кнопку, наконец, нашел то, что искал. Воткнул в Сеул, Южная Корея. С высоты птичьего полета – примерно 80 сантиметром. Но это если напрямик через всю карту, как летит муха. А если над землей, как летят самолеты, то будет где-то в районе 7000 километров. Понятно, что о самолете сейчас речи нет. Изучил карту взглядом таксиста. Нонсенс, ни одной магистрали. Где хочешь, там и езди, с по-детски наивным популизмом позволяет политическая карта мира. Единственное, с чем необходимо считаться – это государственные границы. Передвигайся ты хоть пешком, хоть на корове верхом, по скоростному шоссе или вплавь по озеру, на черте, что разделяет одно государство от другого, всегда преградит путь человек с ружьем и потребует от тебя и твоей коровы действующего удостоверения личности, и если у тебя его нет или в нем отсутствует виза на въезд в данное государство, тебя без долгих церемоний отправят назад в то озеро, из которого ты, смертельно усталый, только что вылез – вон, и вода с твоей одежды и с розовых копыт твоей коровы еще капает. Триатлон будет продолжаться хоть до самой смерти – до тех пор, пока ты не выправишь себе рейсовые документы. Если только в один прекрасный день не предстанешь перед пограничником с солидным чемоданом, наполненным пачками бумажек размером 155 х 66 миллиметров, с которых улыбается лучший в мире проводник через границу Бенджамин Франклин. На всякий случай ты еще можешь указать погранцу на свои инициалы, которыми для надежности покрыт саквояж, и только тогда, только, черт бы побрал, тогда тебя перестанут держать на мушке. Welcome to Mongolia, mr Lui Vutoon! Или China, или Russia, или Estonia, без разницы.
В директорском лэптопе открыл Google.Maps. We could not calculate directions between Tallinn, Estonia and Soul, South Korea. Ага, так, значит. Thanks a lot, mr Larry Page and Sergey Brin! Очень надеюсь, что вы вместе со всем человечеством провалились в какую-нибудь космическую жопу, и что все это растерянное стадо о семи миллиардов голов никогда, слышите, ни на минуту не оторвет глаз от ваших унылых ртов, когда вы миллион раз подряд будете твердить одно и то же: we could not calculate directions between this bottomless asshole and our beloved Mother Earth.
Что же делать? Шаг за шагом припомнил все подробности вчерашнего телефонного разговора. Прежде всего, это восклицание – по моей скромной оценке оно длилось минуты полторы, на протяжении которых я десяток раз ошеломленно встревал в него со своим «алло». «Estonia?», – удивился принадлежащий молодой восточной женщине голос, когда она, наконец, немного успокоилась (по правде, так совсем немного) и догадалась спросить, куда попала. Я услышал, как быстро забегали по клавиатуре ее пальцы. Она охнула. «So Far!». Далеко от чего, в свою очередь поинтересовался я. И тогда она заговорила быстро и возбужденно, сообщила, что звонит из Сеула, это столица Южной Кореи, что осталась совершенно одна, живет так уже целый месяц и, похоже, вот-вот у нее поедет крыша. На первых попавшихся автомобилях она исколесила вдоль и поперек свою страну, и никого – хоть шаром покати, все будто испарились в одно мгновение, остались только птицы и насекомые, животных тоже нет, она живет в одном крупном универмаге (название прозвучало как Hyunday Department Store), чтобы быть поближе к еде и прочим нужным вещам, и вот, впав от безысходности в глубокую депрессию, она стала произвольно набирать номера по телефону, делает это, кажется, уже три или четыре дня, и тут вдруг я поднял трубку. Она заплакала. Я не знал, как ее утешить. Поплакав, она продолжила. Корея маленькая страна, сказала она, согласно официальной статистике, едва пятьдесят миллионов населения, в нынешнее время статистике, конечно же, верить не стоит, но тем не менее. У нее возникла вполне оправданная надежда на то, что если даже кому-то или чему-то и удалось в мгновение ока переместить куда-нибудь все эти пятьдесят миллионов, то Китай, с его населением, значительно превышающим миллиард, должен был каким-то образом противостоять этой силе, задавить ее хотя бы массой. Короче, она погрузила в вездеход канистры с топливом, запаслась недельным пайком и поехала прямиком через враждебную Северную Корею, которой поначалу ужасно боялась, подозревая, что это великое истребление – дело рук бесноватого тоталитарного режима северных соседей, но вскоре успокоилась, когда очутилась на абсолютно свободных дорогах, из-за своей пустоты показавшиеся необъяснимо широкими. Она ехала через маленькие города и села, где единственным брошенным транспортом были опрокинувшиеся в канавы повозки, которые таскали за собой не животные, а, как она установила по следам, босые люди. Сравнив след от своей кроссовки с логотипом DC с одним из оставленных на земле, она поняла, каким лилипутским государством в действительности был их северный сосед. В Пхеньяне она без единой эмоции проехала мимо гигантских плакатов с изображением всех трех поколений диктаторов. Она их больше не боялась, они испарились вместе с остальными, оставив после себя серый город с золотыми статуями и сдохшие от инфарктов ржавые троллейбусы. С приближением китайской границы у нее снова затрепетало сердце. Скоро она въехала в приграничный город Дандонг. Он был пуст. Она перекусила и немного поплакала, но решила ехать дальше в надежде, что древние стены Пекина смогли хоть кого-нибудь спасти от невидимого врага. Девятьсот километров без сна, останавливаясь лишь для заправки и отправления естественных потребностей. Город встретил далекую гостью укутанной смогом зловещей тишиной. Она медленно поехала по широким авеню, лавируя между тысячами брошенных машин и лежащих на боку мопедов. То и дело подавала сигналы, изучая в боковые окна окрестности. В Запретном городе, защищавшем на протяжении многих веков насилия династии Мин и Цин, она сбилась с ног, сорвала свой тоненький голос и окончательно утеряла надежду. Еще в тот же день, на который опустилась призрачно безмолвная ночь, она рванула обратно домой, в универмаг Hyundai, где и выплакала все глаза.
