Всех, кто так или иначе был связан с отправлением культа, с 1925 года неофициально лишили избирательных прав.
Инициирование обновленческого раскола, травля в печати Патриарха Тихона, вербовка ОГПУ «своих людей» в епископском корпусе привело к дезорганизации Центрального церковного управления, а после 1927 года поставило Церковь в зависимость от политических интересов большевистского руководства.
1927-29 годы стали временем принятия целой серии законодательных актов, осложняющих положение религиозных конфессий и в первую очередь РПЦ. Одной из основных задач данного законодательства было ухудшение и без того тяжелого положения духовенства.
21 февраля 1927 года Наркомат труда СССР своим постановлением лишил «бывших и настоящих служителей культов; членов [их] семей» права на пенсию и пособие по безработице. Это означало «официальное» признание духовенства нетрудовым элементом со всеми вытекающими отсюда последствиями
Следующим шагом стал циркуляр Наркомзема РСФСР от 13 марта 1928 года о правах на землепользование служителей культов. Теперь для того, чтобы получить для ведения хозяйства участок земли, священнослужителю приходилось обращаться в уездные земельные управления, которые могли отказать им, если сочтут необходимым. Теоретически наделение землей служителя церкви должно было проводиться в самую последнюю очередь. Однако на практике наделение священника землей было абсолютно нереальным делом.
В 1928 году на собрании московского партактива Сталин указал на необходимость «связать широкую массовую антирелигиозную кампанию с борьбой за кровные интересы народных масс». Коллективизация означала для большевиков антиклерикализацию деревни и в целом усиление антирелигиозной борьбы.
5 июня 1928 года Наркомпрос постановил «приравнять служителей религиозных культов и их детей в отношении взимания с них платы за обучение к лицам, живущим на нетрудовые доходы». Это означало, что дети священнослужителей не могли получить образование, так как большинство приходских священников имело очень низкие доходы и оплатить учебу своих детей для них было сложно.
Параллельно с принятием вышеперечисленного законодательства в аппарате ВЦИК был подготовлен проект инструкции «О порядке проведения в жизнь декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви.
В начале 1929 года был разослан совершенно секретный циркуляр «О мерах по усилению антирелигиозной работы». Борьба с религией приравнивалась к классово-политической. Собственно говоря, это и был новый этап наступления на религию.
8 апреля 1929 принят Закон о религиозных объединениях, который вместо традиционного прихода вводил пресловутую «двадцатку» – религиозное общество: «Религиозное общество есть местное объединение верующих, достигших 18-летнего возраста, одного и того же культа, вероисповедания, направления или толка, в количестве не менее двадцати лиц, объединившихся для совместного удовлетворения своих религиозных потребностей».
Церкви и церковное имущество рассматривались как государственная собственность, которую власти, как бы делая одолжение верующим, передавали для использования бесплатно. Собрания и различные обряды могли проходить только с разрешения местных исполкомов; они же могли удалять из общества отдельных его членов.
Религиозным обществам запрещалось «создавать кассы взаимопомощи кооперативы, производственные объединения; оказывать материальную поддержку своим членам; организовывать специальные детские, юношеские, молитвенные и другие собрания, как и общие библейские, литературные рукодельческие, трудовые, по обучению религии и т.п. собрания, группы, кружки, отделы, а также устраивать экскурсии и детские площадки, открывать библиотеки и читальни, организовывать санатории и лечебную помощь»...
Репрессии 1930-х затронули лояльных и нелояльных, православных и иноверных. По мере строительства социалистического общества борьба с религией и Церковью лишь усиливалась, а официальная пресса позволяла себе все более оскорбительные характеристики «религиозных мракобесов». Сталин определил догмой высказывание: «поп – сообщник кулака, которому нет места в колхозе».
Борьба шла и по идеологической линии. Религия – это сильный объединяющий фактор. Вспомним татаро-монгольское иго, Золотую орду, когда именно православная церковь объединила русских людей, сплотила их в борьбе с врагом, помогла выстоять в лихое время.
Православие издавна сплотило крестьянство и стало одним из условий его самоосознания себя, как единого социального слоя. Без разрушения православия невозможно было уничтожить крестьянство как самостоятельную часть общества. Именно по РПЦ пришелся основной удар безбожной власти. И не случайно Емельян Ярославский относил победоносное завершение наступления на церковь к тому же времени, когда планировалась окончательная коллективизация всех оставшихся единоличных хозяйств – к концу тридцатых годов.
Отечественная война стала недолгой оттепелью для русской православной церкви. Стали открываться церкви и монастыри, в семинарию пошли учиться молодые люди. А сейчас, в пятидесятые, в правление Хрущёва, снова началось наступление на «дурман сознания».
Рэм Кузьмич Хотяшев внимательно прищурился на высокую икону Господа Вседержителя.
– Ну, посмотрим… – неопределённо проговорил он, изучая лицо Иисуса Христа.
– Что, Рэм Кузьмич? – не расслышал священник.
Уполномоченный по делам религии повернулся к нему, улыбаясь кончиками губ.
– У меня к вам имеется официальное предписание, уважаемый Илиодор Карпович.
– Слушаю, Рэм Кузьмич, – без намёка на страх ответствовал отец Иона.
– Вы завтра утром проповедь опять говорить будете, не так ли?
– Абсолютно верно, – согласился отец Иона. – Без проповеди никак.
– Что так?
– Проповедь в канву Божественной Литургии вплетена, – объяснил с охотою отец Иона. – Да и как людям без проповеди, без ведо́мого нас Божественного Слова спасаться?
– И о чудачке этой станете говорить, с Волобуевской?
Отец Иона помолчал, уставясь в пол. Потом глянул на уполномоченного ясно и открыто.
– Про какую чудачку? – переспросил он.
Хотяшев шумно выдохнул сквозь зубы.
– Не заливай, поп, будто не знаешь, про какую чудачку я тебе тут толкую. Та, что в столбняке три недели стоит!
– Ах, про эту…
– Про эту, про эту, – раздражённо бросил Хотяшев.
Отец Иона снова не торопился с ответом. Подумал.
– Просят люди отклика от Церкви, – осторожно ответил.
– А ты её видел? Они её видели? – озлился Хотяшев.
– Кто видел, рассказал тем, кто не видел.
– Фамилии скажи! – потребовал уполномоченный.
– Чьи фамилии? – сделал вид, что не понял, отец Иона.
– Кто видел дуру эту стоящую?
Отец Иона спокойно смотрел на еле сдерживающего ярость Хотяшева.
– Не знаю, Рэм Кузьмич, – тихо молвил. – Никакие фамилии мне не известны.
– Да всё вам известно! – взорвался Хотяшев. – Нечего мне тут навешивать!
– «Навешивать», Рэм Кузьмич, не имею права совести, веры и должности.
Хотяшев сжал кулаки.
– Как же я ненавижу вашу братию! – процедил он. – Обманом живёте, а туда же: совесть! Да какая у вас совесть, у попов! Обираете народ, последнее требуете, а за что? За сказки липовые!
– Где же сказки-то, Рэм Кузьмич? – спросил отец Иона. – Сказками не мы, а вы обманываете: уверяете, что ничего нет: ни Бога, ни души, ни рая, ни ада, а только «великая троица»: Маркс, Энгельс и Ленин – насмешка и издевательство над Пресвятой Троицей: Богом Отцом, Богом Сыном и Богом Святым Духом; а кроме этих трёх антихристов вы предлагаете социальную утопию, которая никогда не осуществится, и пустоту после смерти. Это ли не сказки, Рэм Кузьмич?
Лицо уполномоченного пошло пятнами.
– Ты, отец, в своём уме?! Я тебя за такие речи в пять минут в тюрьму посажу и под расстрельную статью подведу! Антисоветчик!
– Стало быть, заслужил на старости лет, – с непонятной кроткой радостью выдохнул отец Иона.
– Чего заслужил, болван поповский, мракобес?! Медали за тупость и пулю в лоб?! Россказни о девке каменной?!
– Мученичества Бог сподобляет, слава Господу моему…
Хотяшев сплюнул на пол.
– Ну, вот что, мученик новоявленный, – хмуро сказал он. – Слушай внимательно, а то я закрою твою церковь и паству разгоню, сто раз пожалеешь, что с советской властью не сотрудничаешь. С завтрашнего дня о доме на Волобуевской – чтоб ни звука ни звучало. только упомянешь – запрещу любые проповеди произносить, даже в великие праздники народ поздравлять. С амвона завтра перед всем народом объявишь, что чуда на Волобуева нет, что это обман попов, выдумка, пустые слухи. Соврёшь, в общем, что-нибудь, вам, попам, не впервой. Это понятно?
– Понятно, – кратко ответил отец Иона.
– Я лично буду на каждой службе присутствовать, – сообщил Хотяшев. – И следить за каждым словом. Понятно?