В Баиас де Уатулько было девять бухт и тридцать шесть пляжей, к некоторым из них не добраться даже по суше. Я изучил их все – плавая, ловя рыбу, ныряя с маской – так же, как и джунгли на берегу.
Не один раз меня ловила волна, что довольно опасно, и меня проволакивало и несло, хотя, к счастью, я успевал опустить мачту и пришвартоваться, а также удержать весла и спасательные жилеты, и шверт. Позже я научился преодолевать буруны и управлять судном, зачерпывая не слишком много воды.
Родриго, один из многочисленных кузенов Алехандры, дразнил меня из-за паруса и весел. Он все подначивал, чтобы я купил катер, но я ненавидел вонь и шум. Каждый раз, когда он заводил об этом разговор, я только многозначительно потирал пальцы: «А на бензин у тебя деньги есть?». Он всегда был на мели, а потому ничего не говорил в ответ. Родриго достиг волшебного четырнадцатилетнего возраста, и все его небольшие карманные уходили на девочек, лас ниньяс. Иногда я брал его с собой ловить рыбу и лобстеров, но Алехандра запрещала давать ему лодку, которую он выпрашивал у меня, чтобы произвести впечатление на девчонок.
– Ты, может, и не утонешь, мой дорогой, и я знаю, что Родриго плавает как рыба, но его подружки! Пусть достанет собственную лодку. Не хочу, чтобы он плавал к дальнему берегу. Он их потопит или еще того хуже!
Я не очень понимал, что может быть хуже, чем быть потопленным, но постепенно сообразил, о чем речь. Это опасение звучало странно, если учесть, что и у Алехандры водились дружки, которые время от времени оставались ночевать.
Она залилась румянцем, когда я упомянул об этом, но ответила:
– Мне не четырнадцать и не тринадцать. Вот в чем разница.
Чтобы обойти этот запрет, Родриго пытался договориться со мной, чтобы я сам катал на лодке его и подружек, однако суденышко было слишком маленьким. Я предложил катать его девчонок без него – но это не сработало.
Каждые три месяца я взбирался по холму в джунгли и прыгал к Сэму в Калифорнию. Обычно я перевозил Консуэло и какие-нибудь подарки, но однажды Сэм присоединился ко мне, чтобы порыбачить на досуге.
Так мне исполнилось одиннадцать, а потом и двенадцать.
В основном я придерживался правил. Я не прыгал возле дома Алехандры или там, где могли быть люди. Если мне хотелось попрактиковаться, я брал свою лодку на рассвете и плыл к Исла ла Монтоса, каменистому острову на востоке Танголунда Бэй. Обычно я добирался туда за час до того, как появлялись первые лодки с туристами.
Я вел себя осторожно, а потому был потрясен, когда они все-таки меня нашли.
Пять
Спуск под землю
Я был предупрежден за десять минут – невообразимое количество времени, в общем-то. Даже не пришлось прыгать. Не сразу, во всяком случае.
Я находился в бюро переводов, «Сигнификадо Кларо», отвечая на телефонные звонки, пока Алехандра работала в офисе брокера в другой части квартала. Американская пара покупала дом, чтобы жить там, выйдя на пенсию. Они немного понимали испанский, но предусмотрительно пожелали быть абсолютно уверенными в значении каждого слова, которое они подписывают.
Наш зубной врач, престарелый доктор Андрее Ортега, позвонил и попросил позвать Алехандру. Я объяснил, что ее нет на месте, и предложил передать сообщение. Он попросил меня, то бишь Гильермо Лосаду.
– Это я, доктор.
Он быстро заговорил по-испански.
– Какие-то иностранцы только что были здесь с агентом ФАР – Федерального агентства расследований. У них были снимки зубов. Твоих. – ФАР – это мексиканский эквивалент ФБР в Штатах. – Симки американские и на них другое имя… Гильермо. – Он помолчал. – Мне пришлось дать им твой адрес. Они только что ушли.
Мое сердце загрохотало, как волны, разбивающиеся о берег после шторма. Бу-бум. Бу-бум.
Предательские зубы. Мне поставили две пломбы восемь месяцев назад. Вот что бывает, когда не пользуешься зубной нитью!
– У них адрес агентства Алехандры?
– Нет, его не было в твоей карте. А ее карту я им не показывал.
– Спасибо, доктор. Спасибо большое.
Я повесил трубку. Первой мыслью было прыгнуть к Сэму, но офис доктора Ортеги находился в Сайта Кpyc, в другом поселке. Им понадобится как минимум десять минут, чтобы попасть в Ла Крусеситу, только тогда они окажутся возле дома.
Так что сначала я прыгнул в дом. Я хранил свои деньги в черной шестиугольной фаянсовой шкатулке с крышкой, отделанной резными треугольниками. Думаю, шкатулка нравилась мне больше денег.
Я кинул ее на середину кровати, в пятно света. За тем занялся содержимым платяного шкафа, – хватал ящики, вываливал содержимое на кровать и запихивал обратно в шкаф. В три, охапки я опустошил две свои книжные полки.
Я связал уголки одеяла, и получился узел размером почти с меня. Но все равно он прибыл со мной в заброшенное стойло в конюшне Сэма в Калифорнии. Я прыгнул обратно, схватил простыни и плащ, висящий за дверью, доску с парой рисунков, приколотых к ней, несколькими набросками Алехандры, изображением Родриго с одной из его подружек и мое фото, где я был снят в лодке. Все это тоже отправилось в стойло. Я вернулся, сдирая со стены рисунки, отрывая уголки, если они слишком крепко приклеены. И аккуратно сложил их стопкой в стойле.
В прошлый раз, когда убили папу и маму, они забрали все мои рисунки.
Я прыгнул в третий раз, и теперь комната выглядела странно, необитаемо. Жаль, я не мог напылить там по всем поверхностям, чтобы они подумали, что комната уже много месяцев заброшена, – просто не знал, как это сделать.
Я позвонил с домашнего телефона Алехандре в офис брокера.
– Слушаю, – сказала она, когда ее подозвали.
– Я тебя люблю. – Никогда раньше этого не говорил, но теперь сказал. Так, как если бы она была мамой или сестрой.
– Гильермо, ты что, спятил?
– Они пришли, и я должен сматываться.
Она переключилась на английский. Она не понимала меня, но дело было не в словах, а в ситуации.
– Кто приехал? Почему ты должен… о, нет! О, нет! – До нее дошло. – Быстрее уходи!
– Не ходи домой. Они будут следить. – Я повесил трубку и вышел через заднюю дверь.
Через пять минут я был во дворе отеля «Вилья бланка», тут-то они и показались. Мое лицо скрывала газета, и я заказал лимонад, чтобы оправдать свое присутствие. Газета тряслась в моих руках, и мне пришлось прижать локти к столу, чтобы унять дрожь.
Они приехали на двух машинах, один за другим пристально всматриваясь в дом. Одна машина припарковалась выше по улице, другая въехала на гостиничную стоянку, меньше чем в сорока футах от того места где я сидел.
Следить – вот все, что мне оставалось, не считая прыжков, но я понял, что и они здесь по той же причине, – отсюда можно было наблюдать за домом. Номера на машине местные, и она не из проката. Водитель мужчина в мятом белом костюме, выглядел как мексиканец. А вот его пассажир – нет.
Последний раз я видел его в Сан-Диего, в ночь, когда взорвалась квартира.
Почему-то руки перестали трястись.
Я слегка подвинул стул, чтобы видеть в арку стойку регистрации. Я не слышал слов, но Мартин, портье, качал головой. Мужчина в белом костюме достал кошелек и раскрыл его, показывая что-то портье. Я увидел, как глаза Мартина расширились, затем он поднял трубку и что-то сказал в нее.
Сеньор Эрас, менеджер, пришел к ним из офиса. Переговоры шли еще минуту, потом они вызвали Видаля, посыльного. Они разгрузили багажник, всего три сумки, но одну из них человек из Сан-Диего схватил, едва Видаль за ней потянулся.
– Я сам, – сказал он достаточно громко, так что я услышал с другого конца вестибюля. – Там хрупкое. – У него все еще слышался этот бристольский акцент.
Мне хотелось прыгнуть прочь, совсем, но я хорошо помнил ночь, когда они убили полицейского на улице у дома. Они, возможно, знали, когда я прыгаю, даже не видя этого.
Я наблюдал, как они поднялись по лестнице, пока Видаль вкатывал тележку в грузовой лифте. Когда они исчезли из вида, я пошел к дверям, ведущим во внутренний двор отеля. Стоя там, я мог видеть вторую машину, припаркованную на другой стороне, откуда они имели возможность следить за фасадом дома Алехандры.
Видаль вернулся через минуту.
– Хороши ли чаевые? – спросил я, сделав характерный жест пальцами.
Он скорчил гримасу.
– Проходимцы. Жмоты.
– На какой они стороне?
Он указал большим пальцем налево, в сторону дома Алехандры. На четвертом этаже, окна во двор.
– Почему спрашиваешь?
– Потому что они ищут меня! – Как только это сказал, я почувствовал, как мое лицо исказилось, и я вот-вот заплачу. Я сделал глубокий вдох и взял себя в руки. – Так что ты меня не знаешь, ладно? Я ухожу, но мы же не хотим, чтобы Алехандре причинили вред, правда?
– Ну конечно!
Все, кто знал Алехандру, были о ней высокого мнения.
– Я твой должник.
Он задрал подбородок и ухмыльнулся.
– Ну а как же!
На краю пляжа торговцы расположились с палатками, продавая туристам сувениры – черную керамику, гватемальскую одежду, раскрашенные деревянные штучки с резьбой, сделанные из тропической древесины. Я нашел маленькое зеркальце в камедевой оправе за двадцать американских долларов и купил его, не колеблясь.
