И шел вперед, и горестно стонал.
Меджнун с горою беседует и вместе с горным источником на свое горе сетует
Он пред горой могучей оказался, -
Ее хребет людей не опасался.
Свою вершину к солнцу подняла,
Как меч разя небесного орла[55].
Во всех карманах - лалы и топазы,
Невиданно прекрасные алмазы.
Заискивало море перед ней,
Прося бесценных одолжить камней.
Ее просил пустынный край окрестный
С ним поделиться силою чудесной.
Ключей она таила без числа, -
Для них родною матерью была.
Господь ее назвал благословенной,
Ее считали "колышком вселенной"[56].
Меджнун, на эту гору поглядев,
Запел приветно-огненный напев.
Он пел, горячим опьянен напевом,
Звучал ответным горный склон напевом.
Меджнун решил, что это друг его;
Душою овладело торжество.
Сказал: "О небосвод! Нашел я друга!
Мир обошел и вот - нашел я друга".
Он размотал клубок любовных бед:
"Отшельница! Прими же мой привет!
Ты знаешь о беде моей сердечной,
Пусть осенит тебя творец, предвечный.
Я вижу, ты в печали, влюблена,
Несчастных жалоба тебе слышна.
Я верю - друг ты настоящий, верный.
Влюбленных горе - как гора безмерно.
Ты камнем в грудь ударила себя.
Из глаз-ключей ты слезы льешь любя.
Но в чем искать причину огорченья?
Иль ты в сетях несносного мученья?
Бьет кровью из груди живой родник, -
Взрастил какие розы твой цветник?
А сердце все водою источилось,
Чьей красотой, скажи, оно пленилось?
Давай беду оплакивать вдвоем
И голоса в один поток сольем!"
Гора рыдала, видя, как страдал он,
С горою вместе горестно рыдал он,
Затем в пустынный вновь пошел простор,
В край, где его Лейли стоял шатер.
Меджнун газель освобождает от сетей и излагает основы своих скорбей
Меджнун увидел сети для газелей,
Они в степи безрадостной чернели.
И в них газель, несчастна и слаба, -
Велела так жестокая судьба.
Согнул ей шею рок, связал ей ноги,
Ее глаза - в слезах, душа в тревоге.
Меджнун стоял, печалился над ней,
Глядел - и слез кровавых лил ручей.
Снести жестокость не хватило силы,
Он кротко произнес: "Охотник милый,
Ведь ты же - человек, так неужель
Не пожалеешь бедную газель?
Охотник, сжалься над душой несчастной,
Не совершай жестокости напрасной.
Не надо быть безжалостным, ловец,
Сам головой заплатишь под конец.
Ловец, отдай газель скорей мне в руки,
Не предавай газель ты смертной муке".
Ловец ответил: "Я охотой жив,
Когда бы я, к тебе свой слух склонив,
Газель щадя, ее в живых оставил, -
Без пищи я б детей своих оставил".
Одежду передал Меджнун ловцу -
Без листьев стало легче деревцу.
И снял он путы с пленницы прелестной
И жизни дар ей возвратил чудесный.
К ее щеке прильнув, он издал стон,
Глаза прижал к глазам, и плакал он:
"Ты - легкий ветерок в степи безбрежной,
С глазами нежными, с походкой нежной,
Травинка у пустынного ручья,
Жасмин, попавший в дикие края.
Любой страны ты б украшеньем стала,
Прекраснее ты нежной розы алой.
Несчастного в пустыне не забудь -
И направляй мой одинокий путь.
О, подружись со мною, горемыкой,
Побудь теперь со мной в пустыне дикой.
От влажных глаз не убегай слезой,
Останься здесь и будь всегда со мной.
Глаз родники послужат водопоем,
Обитель здесь же мы с тобой устроим,
В моей глазнице ты найдешь покой.
Ресницы, слезы - не трава ль с водой?
О ты, глазами схожая с любимой,
Мне облегчай мой гнет невыносимый.
Когда я вспомню о ее глазах,
Ты успокой повергнутого в прах".
Так человечью суть в себе смирил он,
И тем газели сердце покорил он.
И не одна газель из тех степей
С Меджнуном подружилась вслед за ней.
Меджнун о своем горе голубку объявляет и сокровенную тайну раскрыть его умоляет
Оборван, шел равниной он пустынной,
В тенетах - видит — голубок невинный.
Что ни ячейка — то врата скорбей,
Здесь каждый миг ждут беды голубей.
Меджнун смотрел - душа от боли сжалась
Как бурный ключ, в нем закипела жалость
И начал он охотника просить
Несчастного на волю отпустить.
Сказал охотник: "Я несчастен тоже, -
Мы судьбами между собою схожи.
Когда б я голубей освобождал,
То пленником страданий я бы стал.
Коль возместить ущерб ты в состоянье,
Тогда исполню я твое желанье.
Меня избавь от горя моего -
И от печали избавляй его".
Тотчас Меджнун снял с пальца жемчуг чистый,
Яснее голубиных глаз, лучистый.
Меджнун тот жемчуг ловчему вручил -
И голубь вновь свободу получил.
Приникнув к лапкам голубя глазами,
Меджнун их красил в алый цвет слезами.
Он птице тайны сердца раскрывал
И сотни страстных песен напевал:
"О ты, высоколетный, быстрокрылый,
Друг всех страдальцев, вечно верных милой!
Твоей одежды блекло-синий цвет
И голос, полный отзвуками бед,
Все о печали говорит жестокой.
По ком же ты в такой тоске глубокой?
Коль, мира облетатель, ты влюблен,
То знай - и я любовью ослеплен.
Побудь одно мгновение со мною, -
Тебе сокровищницу тайн открою.
Себе гнездо в моих кудрях ты свей,
Клюй зерна слез моих, их влагу пей.
О вестник быстрокрылый и чудесный.
Тобой изведан каждый путь небесный!
Письмо моей любимой отнеси,
Ей весть от нелюдима отнеси. -
Скажи, что я страдаю в отдаленье,
И принеси ответ мне в утешенье.
Когда увидишь ты любимой дом
И будешь облетать его кругом,
Пусть хоть один твой круг моим пребудет-
Тебя душа вовеки не забудет.
Проси зерна, усевшись на порог, -
Чтоб оставаться там - оно предлог.
И от меня - молю, тоской волнуем, -
Прильни к порогу с нежным поцелуем".
И сетовал несчастный и тужил,
А голубь тот отныне с ним дружил,
На голове Меджнуна жил вседневно,
И тот о нем заботился душевно.
Его природа столь была блага,
Что всем животным стала дорога.
И хищники пришли в его пределы,
Птиц и зверей там сонм собрался целый.
Страдалец стал царем страны скорбей,
Жил под охраной воинства зверей.
Питал он к людям только отвращенье,
Врагом свое считал он отраженье.
Свою он отогнать готов был тень,
И дымом вздохов свой он застил день...
Новое о Лейли сообщение и любовных превратностей изложение
Я обессилен, кравчий, от похмелья,
Приятное вино мне даст веселье.
Несчастен я, не медли, услужи -
И ножкой рюмки руку поддержи[57].
Ты рассказал, в вине какая сладость,
И этот пир устроил нам на радость.
Так всем поочередно наливай,
Простым и знатным чарку подавай.
Не забывай о сущности Меджнуна, -
Налив ему, налей подруге юной.
Садовник слов, красноречивый перс,
Самшит сажая, грудь земли отверз:
Весну средь луга верности духовной,
Тюльпанный сад горы тоски любовной,
В ком верности был неизменен зов,
Жемчужину печальных жемчугов,
Подобно кладу, в замке укрывали.
Упреки-цепи ноги ей сковали.
Ей были чужды радости и смех,
Забав она чуждалась и утех.
Она отца и матери боялась,
От всех подруг печально удалялась.
К Лейли красавиц влекся целый рой,
Как мотыльки кружатся над свечой,
Чтоб душу от скорбей и бед избавить,
Чтоб чаровницу чем-то позабавить,
Рассказывали с тысячей прикрас
Тот иль другой сладкоречивый сказ,
О прежних повестях напоминали,
Окончив повесть, снова начинали.
