Солнце наполовину ушло за горизонт, когда Вечер несмело произнес:
— Тут такое дело, посоветоваться хочу.
— Говори, — продолжая смотреть на закат, сказал Чепер.
— Ну, — помялся Вечер. — Есть, в общем, одна особа…
— И?.. — взглянул на него Чепер.
— Вот как встречу, потом неделю у меня из головы не идет. Иногда даже снится. У нее фиолетовые глаза.
— Может, это любовь? — с легкой улыбкой посмотрел Чепер на Вечера, и тот смутился.
— Да брось ты, Чепер, какая любовь, мы ведь серьезные люди.
И Чепер вдруг засмеялся, а потом сказал:
— Значит, я несерьезный.
— Ты любишь Зарину? — спросил Вечер.
— Да.
— Тогда зачем посылаешь ее на рискованные дела?
— Она сама этого хочет, и я не могу ей запрещать. Мы свободные люди.
— Она очень красивая, — сказал Вечер.
— Все в этой жизни должно быть красиво: твоя девушка, закат, твой мотоцикл, одежда, твои поступки и ты сам. И даже то, как ты зарабатываешь на жизнь. И тогда ты почти совершенен, как ангел. Только пахнешь бензином, духами своей женщины и чем-то еще, присущим только тебе. И тогда этот мир тебя не задевает, потому что ты уже в другой лиге и с полным правом можешь рассмеяться ему в лицо, поскольку он все больше принимает облик джентльмена, выволокшего из «Инфинити» свое пузо вместе со своей купленной, корыстной и безмозглой сукой в дорогих шмотках. И твой смех будет естественным, без натуги, потому что ты молод, красив и свободен, а они просто два жирных окорока, нафаршированных деньгами.
Вечер слушал, раскрыв рот, и запоминал. Он не все понимал, но эти слова волновали его.
Чепер посмотрел на него, усмехнулся и спросил:
— Вечер, ты хоть одну книжку в своей жизни прочитал?
— Нет.
— Ты прочти. Я тебе хорошую дам, «Три товарища».
У Чепера в кармане зазвонил телефон. Он поднес аппаратик к уху, и улыбка сползла с его лица.
— Поехали! — сказал он Вечеру. — Соседа зарезали в «Банане». Говорил ему, не ходи туда, нарвешься. Там блатные собираются.
Байк Чепера несся по темным переулкам, как проклятый. Потом, когда вылетели на улицу с фонарями, Чепер подбросил еще газа.
Вывеска с огромным желтым бананом была видна издалека. В этом баре собирались урки, которые держали базар, находившийся неподалеку. Вечеру приходилось раньше видеть эту публику, и он не завидовал базарным. Их покровители были татуированными с ног до головы вымогателями, пьяницами, а нередко и наркоманами.
Они успели раньше милиции. Бар был пуст. Публика уже разбежалась, лишь за стойкой маячило бледное лицо бармена. Сосед лежал у стойки, раскинув руки. Под сердцем торчала рукоять ножа, рядом валялись опрокинутые стулья.
— Кто? — спросил Чепер у бармена.
Тот в ответ лишь пожал плечами.
— У тебя под носом зарезали человека, и ты не видел, кто это сделал? — удивился Чепер.
— Я стоял на другом конце стойки, — ответил бармен. Вид у него был перепуганный. — Человека зарезать — секунда делов. Рюмку выпить не успеешь. Тех двое было. Кто-то из них, — немного подумав, произнес он.
— Твои постоянные?..
Бармен пожал плечами.
Чепер перегнулся через стойку, аккуратно взял его за грудки и рывком подтянул к себе.
— Кто я, знаешь?
Бармен утвердительно кивнул.
— А чего тогда темнишь?
— Да я и не темню, — сказал бармен, и в это время совсем недалеко раздался вой милицейской сирены.
— Менты, Чепер, — произнес Вечер.
Тот отпустил бармена.
— Нас здесь не было, понял?!
Они выскочили из бара, сели на мотоцикл и через минуту уже были далеко от «Банана».
— Бармен не скажет, — сказал Чепер, останавливая мотоцикл на тихой улочке. — Его потом самого прирежут. Но тут к бабке не ходи, блатных работа. Иначе бы он не молчал.
Чепер больше ничего не говорил, молча смотрел в темноту улицы. Вечер терпеливо ждал. Потом Чепер достал телефон и стал обзванивать югов. Через полтора часа большинство из них собралось в водонапорной башне. После небольшого совещания решили, что сначала надо выяснить, кто это сделал, а уж потом решать, чем ответить.
Но все вышло иначе. На другой день, ближе к вечеру, на базаре между двух ларьков обнаружили трупы Ганса и Дундука. Облепленные мухами, словно падаль, они лежали в лужах собственной крови, которая уже свернулась от жары. Но все равно было понятно, что их освежевали совсем недавно. Потом кто-то из продавцов, торгующих в окрестных модулях, вспомнил, что видел, как они шли к ларькам в сопровождении длинного, налысо стриженного молодого парня, который слегка прихрамывал.
— Кузнец, — сразу сказал Чепер, услышав это.
— Хоть бы лысину для приличия спрятал, — сказал Узбек. — Интересно, а завалил-то он хотя бы тех, кого надо было?
Чепер бросил на него взгляд, но ничего не сказал.
Кузнец был лучшим другом Соседа.
— Интересно, блатные допрут, чьих рук это дело? — произнес в раздумье Узбек.
— Допрут, — сказал Миха, который и принес новость насчет трупов. — Но пусть сначала докажут.
— Менты докажут, — сказал Чепер. — Кузнец как специально там засветился. А блатные узнают от ментов. Но подождем, посмотрим, что будет. Ничего не знаем, ничего не слышали. Если будут что-то предъявлять, говорим, что нам лишний труп ни к чему. Если бы мы мстили за Соседа, то базарные отделались бы одним покойничком. Кузнеца кто-нибудь сегодня видел?
Все присутствующие пожали плечами.
Кузнец как в воду канул. Его никто не видел ни на другой день, ни через день. Юги, ничего не предпринимая, ждали, чем все кончится.
Утром в среду Вечер позвонил Чеперу и спросил, можно ли встретиться с ним.
— Приезжай в «Парадокс» в час дня, — сказал Чепер.
Вечер положил телефон на стол и взял в руки меч. «Совсем другое ощущение, не то что бамбуковая палка», — подумал он и до двенадцати дня махал клинком, выполняя различные упражнения.
Возле «Парадокса» одиноко стоял мотоцикл Чепера.
Вечер вошел в кафе. Оно было пустым, если не считать самого Парадокса, который сидел за стойкой со стороны зала и тянул что-то из длинного стакана, и Чепера с Зариной.
Вечер подошел к ним и, поздоровавшись, присел.
— Что у тебя? — спросил Чепер.
— Мне нужна помощь. И ты обещал дать книгу.
— Обещал — дам. А что за помощь?
— Мне нужен твой байк. На полчаса. Всего лишь отъехать от спортзала. И еще кое-что…
Выходя после тренировки на улицу, Вечер не спеша подошел к байку Чепера, стоящему перед «феррари» Макса, дождался, когда тот со своим приятелем Машинским выйдет на улицу, и оседлал мотоцикл. Подбежавший Узелок сунул ему в руки ключ. Он всю тренировку околачивался неподалеку, присматривая за мотоциклом. Вечер всего несколько раз ездил на байке, но тронуться с места и отъехать несколько кварталов для него не было проблемой, что он и сделал, не оглядываясь, но всей спиной чувствуя удивленные взгляды Макса и Машинского.
После следующей тренировки была разыграна еще одна сценка. Когда Вечер вышел из зала, его обступили несколько югов. Один из них, Фред Безголовый, якобы покупал мотоцикл у Вечера. Они долго торговались на глазах вышедшей из зала публики, в том числе и Макса с Машинским, и сошлись на девяти тысячах долларов. Потом Фред отсчитал Вечеру деньги, пожал ему руку, сел на мотоцикл и, бросив как следует газа, умчался.
Оставшиеся юги, Миха и Грегор, как бы только что обратили внимание на «феррари» Макса.
— Ничего тачка, — заявил Грегор, постучав по капоту машины. — Может, дернем ее?
— Да ладно вам, — сказал Вечер, рассовывая доллары по карманам. — Вон хозяин стоит, — он кивнул на Макса.
— А мы вместе с хозяином. Ну, пусть хотя бы до дому нас тогда подбросит, — сказал Миха. И они с Грегором, две двухметровые фигуры, каждая за центнер весом, приблизились к Максу с Машинским. Те невольно попятились, потому что у югов и рожи были под стать комплекции — не дай бог повстречаться в темном переулке. Наложишь полные штаны.
— Да ладно вам, — опять сказал Вечер. — Это наши пацаны из секции. Дойдем до перекрестка, такси поймаем. Надо продажу отметить. Я эту точилу за восемь брал, так что штуку поднял.
В воскресенье Вечер посмотрел на свое отражение в зеркале и, обнаружив, что его синяки стали почти незаметны, а в сумерках их и вообще не будет видно, направился пешком на улицу Народную. Он ошивался на ней почти два часа, но девчонка так и не появилась. В доме тоже как будто было тихо. Лезть через забор, помня о кавказце, Вечер не рискнул, так и ушел несолоно хлебавши.
Вернувшись домой, он вспомнил о книжке, которую дал ему Чепер, открыл ее в половине десятого вечера, а оторвался, когда было уже два часа ночи. Он не сразу вернулся к действительности, а когда это произошло, посмотрел на книгу и обрадовался, потому что непрочитанного оставалось больше половины.
