— Прошу. Кто короткую спичку вытянет, тому и отдуваться.
— Что, сам тоже потянешь? — обратился Сафа к Чеперу.
— А ты как думал?! — не очень вежливо ответил тот и обернулся к строю: — Вечер, выйди. Кто не хочет участвовать, тоже.
Никто не шелохнулся. Все понимали, что тот, кто выйдет сейчас из строя, автоматически перестанет быть югом.
— Вечер, ты что, оглох?! — опять произнес Чепер. — Тебе сказали выйти.
— С какой стати? — заявил Вечер.
Чепер больше не настаивал. Он первым подошел к Майку и вытянул спичку, которая оказалась длинной. Он показал ее негру, отшвырнул в сторону и вернулся в строй. За Чепером потянулись остальные.
Вечер подошел, когда в ладони Майка оставалась половина спичек. Негр снисходительно улыбался, наверное, чувствуя себя кем-то вроде бога, который держит в руках чужую жизнь и смерть.
«Интересно, как бы ты улыбался, жирный, будь на моем месте», — подумал Вечер и потянул спичку из заметно отощавшей стопки. Спичка оказалась длинной. Вечер бросил взгляд на негра, который явно наслаждался каждым таким моментом.
— Смотри, чтобы не разорвало от удовольствия, — не удержался Вечер и, повернувшись лицом к своим, с облегчением перевел дух.
Короткую спичку вытянул Док. Он сначала медлил, но потом, когда стопка в руках Майка стала стремительно таять, а короткой спички никто так и не вытянул, вдруг заторопился. Он опередил Грегора, который не спеша, словно шел к стойке бара за кружкой пива, направлялся в сторону Майка, и, встав перед негром, потянул за хвост свою судьбу. У Дока были светлые волосы, опускающиеся ниже скул, и серые, широко расставленные глаза. Он замер, внезапно ссутулившись, потом резко обернулся к югам и уставился на них, словно прося о помощи. В это время огромная лапа Майка разжалась, и спички из нее посыпались в траву — еще целых пятнадцать шансов на жизнь. Потом негр схватил Дока за рукав и потянул к себе. Док попятился, продолжая смотреть на югов.
— Эй ты, лиловый, — крикнул кто-то, — оставь его!
Юги подались вперед, к негру, но в это время из джипов вылезли люди с автоматами и наставили их на югов.
— Эй! Кажется, мы договорились, — крикнул Сафа.
Юги замерли. Потом к Доку подскочили четверо блатных из базарных и поволокли его в посадку.
— Запомните их рожи, — сказал кто-то за спиной Вечера.
— Будь спок. Как сфотографировали, — ответили ему.
Док было уперся, потом, бросив последний взгляд на своих, неожиданно смирился и пошел. И этот момент больше всего прошиб Вечера.
— Сучья смерть! — проговорил Миха. — Даже сопротивляться нельзя. Зарежут сейчас как барана.
— И кто зарежет! — добавил Узбек.
Дока далеко не повели, кончили сразу у кустов, перерезав горло. А потом отпустили, он упал лицом в траву, и тишина сразу стала натянутой, как гитарная струна.
Похоже, даже Сафа понял, что переборщил. Он как-то суетливо махнул своим людям рукой и полез в машину.
— Воспитывает нас, гад, показуху устроил, педагог! — обронил Шеф.
Потом все поехали в «Парадокс». Вечер попросил Узбека остановиться недалеко от центра и вышел. В «Парадокс» он идти не хотел.
— И правильно, — одобрил Узбек. — Юги сейчас нажрутся до чертей, а тебе это ни к чему. Подходи завтра в чайхану, будем тренироваться. И привыкай к тому, что сегодня видел, потому что еще не раз придется столкнуться.
Вечер кивнул и пошел по улице к центру. Квартал сменялся кварталом, а на душе по-прежнему было мерзко. Он подошел к центру, когда спустившиеся сумерки уже вовсю заливали город грязно-серой патокой. Несмотря на вечер, стояла духота. Двери встречных кафе были нараспашку, а на их открытых верандах негде яблоку было упасть.
Возле кафе «Лира» Вечера окликнули. Он повернул голову и увидел Колю, который смотрел на него из своих «жигулей», припаркованных почти вплотную к веранде кафе. Коля был в белом костюме, из распахнутого окна его машины неслись слова модной в этом сезоне песенки «Это лето пистолетов». В ней рассказывалось о том, как молодой гангстер ходил на свидание с пистолетом, который вечно ему мешал, и он боялся, что девчонка его обнаружит. Но без пистолета ему тоже было нельзя. В один вечер она ему сказала, что он может его не скрывать. Ей даже нравится. На следующий вечер он пришел уже с двумя стволами.
— Садись! — сказал Коля, и Вечер забрался в «жигули».
— Ты чего здесь? — спросил он.
— Гуляю, — ответил Коля.
— Гуляешь? — Вечер удивленно покосился на него.
— Ну да.
— Так, может, в кафе зайдем?
— Да там публика вся на пуантах. А я парень простой.
— А костюмчик-то на тебе из дорогого магазина.
— Две получки вбухал, — сказал Коля.
— Ты жену-то не убил? — спросил Вечер.
Коля махнул рукой:
— Повезло ей, что ты мне тогда подвернулся. Больше не пытался.
— За что ты ее?
Коля махнул рукой:
— Да мне вечно с бабами не везет.
— Мне тоже, — сказал Вечер.
Коля посмотрел на него и зашелся в смехе, потом, отдышавшись, заявил:
— Ну, брат, развеселил ты меня. У тебя много их, что ли, было?
— Да не было еще. Просто есть тут одна. Такие глазища… Но как ее ни встречу, у меня всегда морда разбита.
— А ты говоришь — не везет.
— А какое же здесь везение? — удивился Вечер.
— Везение здесь в том, что у тебя есть такая, стоящая.
— Она не моя.
— Да неважно, — сказал Коля. — Важно, что она просто есть. У меня вот никого теперь нет. Кстати, у тебя же сегодня морда вроде цела.
— Ну?.. — Вечер непонимающе взглянул на Колю.
— Так поехали, подвезу. Где она живет?
— На Народной.
— Не так далеко, — произнес Коля. — Едем?
— Едем! — после некоторого колебания согласился Вечер.
И Коля тронул машину.
— Цветов надо купить, — сказал он, проезжая мимо цветочного базара.
— Купить-то недолго, — обронил Вечер. — А вот дарить-то их как?
— Не дарил еще?
— Нет.
— Ты купи, я научу. Семь красных роз, если деньги есть.
Минут через пятнадцать они были на Народной. Вечер держал в руке букет из семи роз и не представлял, как он его подарит. «Тут и без того полный стрем, да еще букет этот», — думал он.
— Я подожду на всякий случай, — сказал Коля, когда Вечер выходил из машины.
Вечер кивнул и двинулся к знакомому дому.
Он шел, пытаясь рассмотреть что-либо за забором, пока справа и чуть позади не раздался негромкий короткий рык. Вечер обернулся и увидел среди кустов, на полускрытой темнотой лавочке, женскую фигуру и собаку у ее ног. Отсюда ему не было видно выражения глаз девчонки и псины, но в эту минуту он мог дать голову на отсечение, что и у человека, и у животного они одинаково насмешливые. Он медленно подошел, пряча букет за спиной.
— Вечер, тебя хоть на этот раз не побили? — спросила девчонка.
В ее голосе звучала ирония.
— Нет.
— Странно.
Вечер забыл все слова, которым научил его Коля. Их надо было произнести перед тем, как дарить цветы, но он просто молча протянул букет девчонке.
— Это мне?! — удивленно спросила она, вставая с лавки.
— Тебе.
— Спасибо, Вечер! — сказала она уже совсем другим тоном. — Давай пройдемся.
Они шли по улице, Шериф, отпущенный с поводка, плелся в метре позади.
— Слушай, а почему ты все время дерешься?
— Так получается, — пожал плечами Вечер.
— А что говорят твои родители, когда ты приходишь домой избитым?
— У меня нет родителей.
— Совсем?
— Совсем.
— Так вот почему ты сказал тогда, что не знаешь, как назвали тебя родители. А с кем же ты тогда живешь?
— Один.
— Как странно, — произнесла она. — Кто же тебя тогда кормит, одевает?
— Я сам.
Девчонка посмотрела на него. В темноте ее глаза показались Вечеру темными.
— Ты молодец, — оценила она. — Не представляю, как бы я жила одна.
— Послушай, меня здесь приятель на машине ждет, — сказал Вечер, ободренный ее словами. — Может быть, проедемся до центра и где-нибудь посидим?
— Нет. Уже поздно, — ответила девчонка. — Может, в другой раз. А знаешь что, у меня в следующую субботу день рождения. Я тебя приглашаю. В восемь вечера. Как раз спадет жара.
— Спасибо, — сказал Вечер. — Обязательно буду.
— Кстати, меня зовут Виолет, — произнесла она на прощание.
Июль был в разгаре. Он катил на город волны жаркого марева, от которых не было спасения.
Парадокс установил кондиционер, и к нему в заведение валом валил народ, включая и югов. Они пили ледяное пиво и счастливыми глазами смотрели через большие окна на улицу, где от жары сворачивались листья на растущих возле кафе кленах.
Вечер подъехал к «Парадоксу» вместе с Узбеком. При такой дикой жаре они провели две тренировки — Узбек был неумолим.
