– Ребята, у вас выпускной курс. Вам, наоборот, надо поднапрячься. И вообще, Тема, будешь умничать, поставим тебя не только на роль Гико, но и на Армена во втором составе.
– Да ну… А для партии Гаянэ кого выберете?
Вава обвела глазами всех, кто был в зале.
– Да вон, хотя бы Мартынову Настю. А что? Вполне достойная балерина…
Анастасия все съежилась под колючим взглядом его светлых глаз.
– Только деревянная. Танцевать с ней? Вы серьезно? Там же поддержки. Думаете, я смогу ее поднять? – произнес Мартовицкий с сарказмом.
И улыбнулся. Ему, очевидно, казалось, что это смешно. Но глаза Насти вмиг наполнились слезами. Она физически ощутила, как забурлила от негодования кровь. Шум в ушах заглушил все окружающие звуки. Девушка порывисто обернулась к педагогу и дрожащим голосом сказала:
– Я… Я не буду танцевать. Если хотите, исключайте меня из училища.
Самой ей показалось, что это говорила не она. Какой-то чужой голос.
– Артем! Настя! – Вава стрельнула в Мартовицкого убийственным взглядом и собиралась еще что-то сказать, но девушка уже ринулась прочь из зала.
Артем выглядел растерянно. Он не ожидал такой реакции и с опозданием понял, насколько перегнул. Догонять Настю бросилась Татьяна, однако вскоре вернулась ни с чем.
В общежитии Анастасия так и не появилась.
Глава 6. Беглянка
Этот побег был защитной реакцией. Но с каждым часом, приближавшим ее к ночи, Настя успокаивалась и все яснее осознавала – ее поступок выглядел глупо и по-детски безответственно. Страшно было представить, какой переполох случился после ее выходки. А фраза, брошенная педагогу… Вот так сжечь за собой мосты – чистейшее безумие. Теперь ей некуда идти, а возвращаться назад стыдно. Вспоминая о своих злоключениях, она испытывала отчаяние, подступавшее острыми приступами, а потом временно сменявшееся наивной надеждой на то, что никто ее странному демаршу не придал значения.
Большую часть времени девушка просто слонялась по городу и маялась, размышляя – вернуться в общежитие или нет? Настя поела в кафе, попробовав, наконец, целых два вида тортов – «Наполеон» и какой-то еще, название которого она не запомнила. Отвела душу. И плевать, что о ее фигуре думает Мартовицкий. Обида сменилась злостью на Артема. Этот его гонор, хамство и высокомерие… Она никому не позволит так с собой обращаться.
Пока сидела за столиком и наблюдала за суетящимися людьми, появилось время все обдумать. Мир, в котором она так нелепо оказалась, все глубже затягивал. Он был и чужим, и родным одновременно. В городском пейзаже она узнавала знакомые здания. Они, как и люди с годами, в ее времени изменись, но остались узнаваемые черты. При мыслях о доме накатила щемящая грусть. Все явственнее было предчувствие, что она туда не вернется. Чтобы не расплакаться, нужно было подумать о чем-то другом…
Что же могло привести к трагедии и гибели балерины? Действительно ли это была Татьяна? Что, если все случилось из-за ее романа с Тайгряном? Или потому, что ей досталась ведущая партия в балете? Этот вид искусства жесток и превращает танцоров в яростных соперников, готовых на все.
Но могла ли, например, Тома решиться на убийство? Настя в подобное не верила. Да и Тамара Николаевна совершенно не была похожа на убийцу. После обнаружения останков она так же искренне поразилась, как и они с Костиком. Даже тридцать лет спустя такие вещи не забываются. Будь она виновницей, не смогла бы спокойно держаться в присутствии следователя. Потом Настя подумала, что судит по себе. Неизвестно, какой эта взрослая Тамара человек.
После кафе девушка не спеша добрела до общежития. Было уже почти одиннадцать вечера. Комендант ее точно не пустит. Зоя Яковлевна – дама суровая и принципиальная. Настя присела на облицованный мраморной плиткой борт фонтана. С наступлением ночи район старого города с его зданиями дореволюционной постройки и узкими улочками стал выглядеть зловеще. А одежда уже плохо защищала от осеннего холода. Несмотря на то, что дни еще были теплые, ночами температура сильно опускалась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ощущение безысходности при мысли, что она может больше не увидеть родителей, друзей, свой дом, захлестнуло с головой, как высокая холодная волна. Улица, освещенная фонарями, начала расплываться в цветных кругах набежавших слез. Настя зажмурилась, чтобы не дать им течь из глаз. Нужно заставить себя перестать думать об этом. Ночью все всегда видится в более мрачных красках, чем днем. Анастасия не понимала, куда подевался ее обычный оптимизм.
От дурных размышлений отвлек свет фар появившегося из-за поворота автомобиля. Девушка испугалась до спазмов в желудке. Потому что машина почти проехала мимо, но потом вдруг притормозила и сдала назад. Когда серая «Волга» поравнялась с Настей, стекло опустилось.
– Нормально? Я ее по всему городу ищу, а она здесь сидит. Запрыгивай, – в окне автомобиля появилось лицо Артема Мартовицкого.
– Куда? – не поняла растерявшаяся девушка.
– П-ф-ф… В машину! Тебя все равно не пустят в общагу.
– Пустят, – из гордости заупрямилась она.
– Не спорь. Садись, – Артем говорил чуть снисходительно, как с ребенком.
Почувствовав это, Настя решила показать, что она далеко не дитя. И хотя первым порывом было снова убежать, она все же совладала с собой, встала, взяла свою сумку и собралась спокойно уйти.
– Подожди ты. Надо поговорить, – парень вышел из машины.
Все же Анастасии хотелось узнать, как отреагировала Вава на ее побег и услышать от Артема извинения. Поэтому, в конце концов, она сдалась.
– Ну и куда мне теперь тебя девать? – Мартовицкий откинулся на спинку сидения и стал задумчиво барабанить пальцами по рулю. – Кстати, ты прости за ту дурацкую шутку.
– Извинения не принимаются! – у Насти даже от сердца отлегло.
Она так ждала подходящего момента, чтобы сказать эту фразу!
– Ну и сиди, обижайся, – не стал настаивать молодой человек.
Анастасия теперь вновь показалась себе глупым ребенком, а не взрослой, почти совершеннолетней девушкой. Раз уж села к нему в автомобиль, то не вежливо так себя вести. Спрашивать о том, что было после ее ухода, уже не было желания. Стыдно даже вспоминать об этом. Лучше сделать вид, что ничего не произошло.
– Артем, а сколько тебе лет? – завела она разговор.
– Двадцать один.
– Ого. Ты взрослый… Даже старше Паши…
– Дался вам всем этот Паша! – вспылил парень.
Настя поняла, что для танцовщика упоминание о возрасте, а тем более сравнение с соперником очень болезненно. Заметив, что она потупилась, глубже забившись в угол между креслом и дверью, Мартовицкий смягчился.
– А тебе сколько?
– Второго ноября будет восемнадцать.
– Скорпион, как Танька? У нее день рождения третьего.
– Да? – удивилась Настя и с опозданием подумала, что не знает, какого числа день рождения у той Анастасии Мартыновой, под видом которой она тут живет. Неудобно окажется, когда все узнают, что она, выходит, наврала.
– Таня тебе нравится, да?
– С чего ты взяла? – он бросил на нее короткий взгляд и снова уставился впереди себя на руль.
– Ну, ты даже знаешь, когда у нее день рождения. Хотя она недавно поступила в училище.
– Раньше нравилась, – по его кислой мине было понятно, что чувства оказались не взаимны.
Выходит, Тайгрян – соперник не только в балете…
– Придумал! – вдруг оживился парень. – Крестный, когда звонил, говорил, что сегодня какую-то иностранную делегацию к нам привезли. Для них ночью в музее специальная экскурсия. Можно попробовать прорваться туда. Все лучше, чем на улице мерзнуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– В краеведческом? Я там была на днях с Томой. Не хочу. И вообще, может, я все-таки тут посижу до утра?
– Нет, я тебя саму не оставлю. Не хватало еще, чтоб к тебе пристали какие-нибудь придурки. Или милиция забрала.
– А что, может?
– У тебя паспорт с собой?
– Нет.
– Значит, может. До выяснения того, почему ты одна по улицам слоняешься. Моя милиция меня бережет.
