Это было счастье.
Мальчик был слаб и не любил гимнастический зал, где над его хилостью многие смеялись, теперь же отец Даниэль водил его в специальный маленький зал для преподавателей и занимался с ним одним! Эмиль упражнялся до изнеможения, уже две недели спустя отметив и первые результаты — у него появились мускулы! Он восторженно щупал их, то и дело сжимая руку в локте. Отец Даниэль уверял, что, если он будет заниматься усердно — у Эмиля будут такие же плечи, как и у него. В это Эмиль, хоть и верил каждому слову отца Дюрана, поверить просто не мог. Он не любил ходить в душ с наставником. Тот просто подавлял его величием своего сложения, кроме того, Эмиль был несколько застенчив. Заметив это, Дюран стал отправлять туда его одного. Преодолеть надлежало телесную и душевную слабость, но зачем же подавлять скромность — оплот целомудрия?
Дюран начал заниматься с малышом практически по всем предметам, и Гаттино, боясь, что разочарует своего кумира, слушал в три уха и одержимо заучивал параграфы, читал от корки до корки все книги, рекомендуемые отцом Дюраном, прислушивался ко всем его суждениям, как к словам дельфийского оракула, неосознанно копировал даже походку и жесты Дюрана.
Понимая, насколько дорожит Эмиль его симпатией, насколько ревниво и любовно относится к нему, Дюран не сразу приступил к расспросам. Нельзя было дать понять мальчику, что интерес Даниэля простирается дальше заботы о нём. И потому педагог попросил совета своего сына в важном деле.
Ректор коллегии недавно вызывал к себе всех преподавателей, объяснил Дюран. И вот по какому поводу. Закрытая школа имеет, сказал ректор, свой тон, свои традиции, и, создав высоконравственный тон между воспитанниками, можно преобразовать эти традиции в орудие управления. Если между воспитанниками будет считаться за стыд обмануть, за низость — злоупотребить доверием, тогда дисциплина может быть предоставлена тем воспитанникам, кои в глазах сверстников достойны такого положения. Такая школьная аристократия, управляя по праву, будет уважать себя, товарищей, воспитателей, и честь заведения в её руках будет несокрушима. Вот что сказал ректор. От него, Дюрана, требуют, чтобы он выбрал таких воспитанников в своём классе. Что Эмиль посоветует? Кто лучший? Кому можно доверить управление классом в его отсутствие?
Эмиль задумался. Потом начал рассуждать вслух. Себя он выдвигать не хотел. Его просто не будут слушать.
— А что ты скажешь о де Моро? Он тебе нравится?
Эмиль улыбнулся.
— Да, Ворон сильный и такой смелый! К тому же он очень честный, никогда ничего не возьмёт чужого, ненавидит воровство…
— А может, как ты полагаешь, лучше рекомендовать Филиппа? Или Потье? Я не думаю, что подойдёт Мишель Дюпон — он слишком ленив, чтобы управлять. Как ты думаешь?
Эмиль снова улыбнулся.
— Да, его утомляет все, что дальше кухни, бильярда и матраса — он сам так сказал. Но он добрый.
— Ну, а Филипп — он может руководить?
— Д'Этранж? Да, наверное. Он ведь такой знатный! Кому и руководить, как не ему?
— А Потье?
Котёнок улыбнулся.
— Отец Жан говорил, что он не доверил бы этому шуту гороховому даже вязать метлы. Но это шутки, конечно. Гастон такой умный, столько всего знает, иногда он подменял отца Жана и вполне справлялся.
— А де Венсан? — лицо Дюрана ничего не выражало, хотя он задавал именно тот вопрос, ради которого и затеял этот разговор.
Эмиль выпрямился и набрал в легкие воздух. Лицо его окаменело.
— Мне кажется, лучше всех подойдёт Дамьен де Моро. Или д'Этранж, — проговорил он наконец. — У них родители — известные люди, они хорошего происхождения, хорошо учатся, их уважают.
Дюран согласился, но потом вспомнил: «Но ведь и де Венсан происхождения знатного…»
Эмиль не спорил с этим, но мнения не переменил, выразив его ещё тверже, чем раньше.
— Гораздо больше подойдут Дамьен или Филипп. Или Потье.
Дюран прекратил разговор, видя, что Эмиль не хочет говорить о Лоране, после чего отвёл малыша в столовую, проследил, чтобы его накормили, подчеркнув, что кто плохо ест — у того плохо растут мускулы, затем зашёл в кабинет греческого к отцу Горацию — доложить о провале. Де Шалон в задумчивости почесал кончик носа.
Лоран де Венсан стал подлинным вызовом отцам-иезуитам.
Глава 4. Истерики и артисты
В этой главе из обрывочных фраз отцам-иезуитам удается понять, что истеричность может порой скрывать актерское дарование, а за кривляньем — таиться светлый ум.Бог весть как, но товарищу Дюрана и де Шалона, отцу Аврелию Сильвани, удалось заставить своих питомцев не только забыть о его внешности, но спустя две недели признать, что лучшего педагога нет на свете. Как им повезло! Он был самым умным, самым смелым, самым… красивым. Слыша на переменах восторженные отзывы Франсуа де Миреля, с которым он был знаком и часто скрещивал рапиры, Дамьен де Моро не знал, что и подумать. Его педагог соседнего класса просто пугал сумрачным взглядом тёмных глаз, Сильвани казался ему ужасным колдуном из мрачного старого замка.
Но однажды Дамьен и отец Гораций пришли на корт и тут столкнулись с учениками соседнего класса, слушавших отца Аврелия, рассказывавшего своим мальчикам, что средние века фехтование считалось одной из «семи благородных страстей» рыцаря.
— На старых гравюрах встречаются изображения индивидуального обучения фехтованию. Оно велось на боевом оружии, но постепенно появились облегченные и безопасные образцы тренировочного. В середине XVI века центром фехтования стала Италия. В 1610 году там появилась рукоятка для рапиры с поперечником, которая и сегодня называется итальянской. Несколько позже развилась французская школа классического фехтования, и в 1633 году Беннар Ренне описал ее боевую стойку, передвижения, выпад и вольты, соединения и переводы.
Гораций и Дамьен приблизились и стали внимательно слушать итальянца.
— В конце XVII века французы изобрели «фиоретти», рапиру с защитным острием в виде бутона цветка — мушки. Одновременно возникает расхождение между французской и итальянской школами. Французы отказались от рубящих ударов, разработали тактику боя и создали ряд учебных пособий. Французская школа стала популярной. Однако, несмотря на прогрессивность, в ней — ряд недочётов. Так, она рекомендует боевую стойку с отклонением туловища назад и перенесением тяжести тела на левую ногу, прямое положение туловища на выпаде, взмах кисти вооруженной руки для смягчения силы укола. Итальянская школа фехтования этих недостатков не имеет. Вы не согласны, отец Гораций?
