Матрена вздрогнула. Таких мыслей она и допускать не хотела.
– Эх, как бы доче-то моей передать, где я… С кем бы весточку послать, что меня, невинную, оболгать пытаются и сгноить ни за что, ни про что, – сказала прачка, а затем замолчала.
Вспомнила.
***
Алекс не сразу сообразил, что его разбудило. Какой-то звук.
Он поднялся на постели, которую прежде делил с Маруськой – сейчас ее место занимала Драгунская – потряс головой и прислушался.
Снова. Скрежетание, словно кто скребется в стекло. Точно: бросают комья сухой земли.
Алекс встал, открыл окно, высунулся. Неосмотрительно, но с нынешним идиотским занятием совсем потерял хватку.
На улице стоял сопляк из театра. Обычно он бегал по поручениям.
– Лексей Иваныч! Вас какой-то бродяга ищет! Господин Щукин велел передать, чтобы срочно пришли.
– Чего-чего?
Как будто в порядке вещей: ходить на встречи с бродягами. Что за дерьмовая шутка?
– Это по поводу госпожи Елены…
Вспомнился вчерашний день и слова Надьки. Видно, старый приятель прислал кого-то из своего отребья. Все же надумал передать, что потаскуха теперь живет с ним? Ну если так, то что ж. Пусть заплатит, что на нее потрачено, и пользуется всласть.
Но хотелось бы, конечно, просто порешить обоих.
– Скажи – скоро буду.
Алекс принялся одеваться. Драгунская приоткрыла глаза, улыбнулась:
– Уходишь?
– Ты тоже уходишь.
Похоже, не приняла всерьез.
– Вставай! Живо!
Поднялась, однако все равно пришлось торопить: уж больно медленно собиралась. Алекс же в кои-то веки и впрямь спешил в театр.
В зале сидел, с тревогой озираясь по сторонам, костистый рабочий. Рвань – вся одежда истрепана.
Над ним нависал Щукин. Увидев Алекса, просиял, указал пальцем:
– Это он! Вести от госпожи Елены принес.
– Все не так было, – стал препираться гость. Бас не вязался с сухим телом. – Я только сказал, что видел вашу даму…
– Что там у тебя? – вмешался Алекс.
Выяснение деталей нисколько не заботило.
– А вы еще кто? – дерзко спросил рабочий.
Закатав до локтя широкий рукав, Алекс ударил гостя прямо в свежую ссадину на переносице. Потекла кровь. Зажав нос ладонью, он смотрел с удивлением, но без особого страха.
Легкий и прежде умел подбирать людей.
– А теперь говори, что хотел.
– Я ничего…
– Он сказал, что видел госпожу Елену в тот день, когда… – начал Щукин.
– Заткнись.
– Не знаю, чего вам от меня надо. Пойду, пожалуй, – рабочий привстал.
Положив руки ему на плечи, Алекс вернул гостя в кресло.
– Что передал твой хозяин?
– Да нету у меня хозяина! Без работы я. Уж второй месяц.
Вспоминая слова посыльного, Алекс занял место рядом с рабочим. Может ли быть, что он сам не так понял?
– Принеси мне выпить, – велел Щукину.
Тот оскорбленно замер.
– А ну, пошевели жиром!
Вышел, громко вздыхая.
– Так что ты хотел сказать про Маруську?
– Я вообще только спросил: дама, говорю, тут у вас была. Красивая. Вернулась ли? Ей еще рот заткнули на улице, а потом утащили…
Ну нет, тут точно скрытое сообщение.
– И куда же?
– Да бог весть… Я-то случайно заметил. Смотрел на нее, когда она с кем-то стояла. Ну, после разошлись они, она отошла – и тут как кто-то на нее бросится…
– Кто?
– Да не разглядел я в потемках… Но там еще один господин все видел. А больше никого не было.
– А другой кто?
– Да почем мне знать? – рабочий отпустил руку. Струйка крови вырвалась, шустро сбежала по подбородку и упала на застиранную поддевку. – Говорю же: в сквере я сидел. Они тут стояли, у входа. Второй за дамой вышел и позвал ее. Но как увидел, что схватили – за кустами затаился. Зря: там фонарь, видно хорошо.
– Так… Ты кто будешь?
– Макар я. Веселов. А ты?
Прост, как три копейки. Наверху такое приходилось встречать нечасто.
– Алексей. Так, стало быть, Макарка, где тебя найти?
– А чего меня искать? Я живу в квартале рабочих, на улице Зеленой, в доме Бехтерева… Номер три.
Алекс усмехнулся.
– Чего?
– Улица ваша.
– Ну да. Никакая она, в самом деле, не зеленая. Серая. Но так ведь некрасиво.
Мысли разбегались, как клопы из разворошенной перины.
– Так что ты сюда пришел?
– Да просто. Гляжу – театр. А я – без работы. С завода меня погнали, говорю ведь. Ну, думаю, спрошу – может, разгрузить чего надо… Перенести…
– А Маруська – вот так к слову пришлась?
– Дама-то? Ну да. Гляжу – лицо ее на наклеенной картинке. Ну, и спросил.
Ничего… Нужно все проверить, и тогда станет ясно, что тут за сообщение.
Вот только в голове просветлеет. Сейчас в ней будто котелок каши.
– Ну так что, Алексей? Пойду я? И, ежели что, я зла на тебя не держу, – рабочий показал рукой на нос.
Надо же.
– Жена твоя, что ль?
Алекс кивнул.
– Ну, тогда бывай!
Рабочий поспешил к выходу. Через миг за ним громко захлопнулась дверь. Алекс поморщился. Хорош вход в долбанный театр. Всегда бесил.
Откинулся на сиденье – и оно тоже взвыло. Сколько тут отвратительных звуков.
Он закурил и задумался.
Если вдруг Маруська у Легкого не по своей воле, то чего он хотел от Алекса?
***
Едва унеся ноги из театра, Макар бегом припустил к складам. Не то, чтобы опаздывал – просто хотелось поскорее убраться.
Так его еще нигде не встречали: сначала схватили, едва рот открыл, а потом – сразу в зубы, без разговоров.
Гиблое место! Еще говорят – культура… А он-то думал, что нет ничего хуже Старого города – где, впрочем, ни разу и не бывал.
Проклятый Червинский!
Зато имелась и польза – теперь встречи с сыщиком можно не опасаться. Уж найдется, что рассказать. Макар не только вышел на главного – похожего на беса чернявого Алексея. Молод – лет тридцати, не больше, а злобы, что в сатане.
Нет, он даже о том, что внутри творилось, разведал. И в доказательство мог предъявить свой разбитый нос.
Все-таки, что бы ни говорили, имелось у него какое-то непростое чутье. Не случайно он на тот театр сразу решил указать, еще до того, как увидел, что даму от него тащат. Вот и угадал: секретов там хватало.
Впрочем, надо надеяться, что на этом знакомство с культурой и кончится. Больше Макар по театрам – ни ногой.
Внезапно он остановился, как подкошенный. Зачем свой адрес-то назвал? Вот болван! А все оттого, что слишком перепугался.
Рабочий сделал глубокий вздох. Так когда-то учил мастер: «говорят тебе, что ты совсем негодящий – а ты стой себе, молчи да дыши». И впрямь, помогало.
Отдышавшись и снова порадовавшись расставанию с Алексеем, Макар задумался о грядущем.
Сегодня он вместе со Степаном и двумя рабочими с мануфактуры Павловой – ныне все хозяйство покойницы забрал в свои руки управляющий – собирался окончательно обговорить все детали и разойтись на неделю.
Само по себе занятие Макара совершенно не привлекало. Одно дело – кошелек на улице, а другое – то, что предлагал щедрый на неважные идеи Степан.
Макар вовсе не забыл, что именно приятель и виноват – пусть не со зла – в его нынешнем положении. Помнил он и о том, что предыдущее подобное начинание привело к знакомству с Червинским.
Но четвертная бы точно избавила всю семью от забот на месяц. А если Степка не обманул, и Макару перепадет не одна такая, а целых четыре? И всего лишь за ночь! Это не десять часов у станка каждый божий день, за исключением воскресного.
Если все так и пойдет, они скоро в люди выбьются. Поди, собственный дом купят. Без домовладельца и аренды. Дашутка на швею выучится, как мечтает. Мать станет чаи гонять сутки напролет, а Петька – сахарными петушками лакомиться.
Широко улыбаясь грезам, Макар еще больше ускорился.
6
– Батюшка ваш меня отослал. Как помню – воскресенье было, когда я его живым видала в последний раз, – Аксинья всхлипнула, но больше для виду. – Я и сама выходной собиралась просить – к сестре сходить, да за утро раздумала. Распря у нас с ней вышла аккурат накануне… А Сергей Мефодьевич как раз вернулся откуда-то в добром настрое. Но как меня заметил – так сразу и огорчился. Походил-походил, да и ко мне на кухню. Иди-ка, говорит, Аксинья, где-нибудь погуляй. Родных навести, или, если вдруг желание будет, в синематограф загляни. Я отвечаю: да некуда мне идти, дел нет. А он на чай мне дал, да щедро – целый пятерик! Тут уж как можно упрямиться? Собралась я да и пошла, в самом деле. К сестре все же пришлось податься, хотя и разлад у нас с ней случился…
– А вернулась когда?
– Так на второй день. С утра и пришла.
– Черный ход ты открыла?
– Нет, не я. Не приметила даже, отперт ли он. Мы через него и не ходили, почитай, никогда.
– И потом что?
– Захожу, зову вашего батюшку, зову… Тишь. Думала, снова куда вышел. За уборку принялась. Вот, гляжу я в его спаленку – а там он и лежит… – вздохнув, кухарка перекрестилась.