— Да-а, — задумчиво произнес диверсант Сергей. — Одна такая Тайфун Маруся стоит целой комсомольской организации… Дедушка, водички у вас можно попросить? А то я до меда дорвался и…
— Сейчас вынесу, — дед побрел к сеням.
— Да зачем вам ноги бить? Я… — бросился за ним Сергей.
Оба исчезли в темноте сеней.
— Ишь! Разогнался! — повторил Сашка Цыган. — Шустрый какой.
Тайфун Марусю у нас в Гарбузянах любили все — от самых маленьких дошколят до старых дедов и бабок.
Бывают такие люди, на которых стоит только взглянуть — и уже невольно улыбаешься приветливо и весело. Не была она, Тайфун Маруся, красавицей (та же самая Клава немного красивее), но было в ней что-то такое бесспорно симпатичное, что располагала к ней сердца буквально всех. И эти ямочки на щеках, и эта белозубая улыбка, и курносый вздернутый носик, и эти непослушные пряди, которые все время падали на лоб и которые она то и дело смешно сдувала с глаз… А главное — зажигательный характер (или, как говорят взрослые, темперамент), в сочетании с добротой и отзывчивостью к людям, — все это не могло не нравиться.
Я просто не представляю себе наших Гарбузян без Тайфун Маруси.
И поэтому не удивительно, что…
— Попробовал бы он ее поцеловать! — пылко воскликнул Марусик.
— …Так бы по морде получил! — подхватил Журавль.
— …Что летел бы до самого Киева! — поставил точку Сашка Цыган.
Тем временем из сеней появились дед Коцюба и Сергей. Сергей вытирал тыльной стороной ладони губы. А дед продолжал начатый в сенях разговор:
— …Был у нас когда-то председатель Михаил Львович. Вот это был человек! При нем наш колхоз разве таким был! На всю Украину гремел. В центральных газетах писали… Аллею на шоссе видел? Он посадил. При нем была специальная бригада дедов — деревья сажали. В соседних колхозах — ни деревца. Голо. Из одного колхоза другой видать. А у нас… Чья-нибудь корова об дерево почешется — штраф десять рублей. А животноводство! Коровы не молоком — сметаной доились. Специальный дед сидел, тесал расчески для коров. Расчесывать. Потому что пластмассовые, считал, негигиеничны. Коровы как куколки были… Не на машине — на бричке ездил. Возле каждой бабы остановится, следует, за ручку поздоровается, расспросит обо всем. Что они скажут — бригадирам втык давал… Для него центральной фигурой не бригадир был, а рядовой, как ты говоришь, хлебороб…
— А куда же подевался ваш Михаил Львович?
— На пенсию пошел. Болеть начал… Сердце… Прислали Степана Михайловича. Тот бричку поломал, машин понакупил, — и сам, и бригадиры — все ездили, из окна руководили. И деревья не сажали, а на доски распиливали. Раньше молодежь не убегала, а при нем поразбежалась кто куда. Агроном и тот убежал. Разве можно было выдержать? Руками размахивает, кричит. Домахался! Совсем колхоз развалил. Слава богу, вот сняли наконец. Новый теперь. Я его еще не видел. Несколько дней всего. Сидит, дела принимает. Говорят, деловой, принципиальный. Кто его знает. Посмотрим. Про Михайловича тоже говорили… Вот идем в хату, я тебе интересный документ покажу.
Дед Коцюба и Сергей зашли в хату.
Ребята еще долго ждали, притаившись за тыном, но так и не дождались. Видимо, разговор деда с диверсантом Сергеем затянулся.
Да и пора было возвращаться на Бамбуры, ведь уже должны вот-вот прийти с работы родители. И ребята отправились домой.
Вот такая придибенция, как говорит отец Сашки Цыгана Павел Максимович, произошла с ними вчера.
А теперь возвратимся в сегодняшнее утро.
Глава вторая, в которой вы узнаете об удивительном сне Журавля и о необычном приключении, которое случилось с ним во сне
…Наконец солнце решило, что уже пора, и, отогнав от себя белое облачко, похожее на барашка, брызнуло золотыми слепящими искрами, прямо в закрытые глаза Журавля. Журавль дернул веками и открыл глаза. И сразу поднес к глазам руку, закрываясь от солнца.
Несколько минут он лежал неподвижно, хотя уже проснулся. Уже понял, что это был сон, но ему не хотелось расставаться с необыкновенным чувством, которое он испытывал во сне и которое еще сохранялось в его сердце. Такого сна он не видел никогда…
Наконец он поднялся. Наскоро позавтракал и побежал к ребятам. Ему очень хотелось быстрее рассказать свой сон.
Сашка Цыган и Марусик уже встали, давно позавтракали и сами шли к нему. Он встретил их возле ворот.
— Ой, ребята! Какой я сон видел!
Сашка Цыган снисходительно улыбнулся:
— Ну, давай! Только быстро. Не тяни. Чтобы, пока пойдем до Липок, успел. А то там, может, неизвестно, что и делается. Оставили деда с этим диверсантом, а он…
— Да, наверно, вчера еще и ушел, — махнул Марусик рукою. — Турист. Зачем ему тут, в Липках, крутиться?
— А я почему-то думаю, что он остался у деда ночевать, — Сашка Цыган нахмурил брови. — Подозрительный он какой-то, этот турист.
— Да!.. Не выдумывай! — снова махнул рукою Марусик.
— Он, по-моему, нарочно к деду. Ну, куда ему было идти этой дорогой?
— Мало ли куда… — Марусик развел руками. — Туристы потому и туристы, что идут, куда захочется.
— Ну, посмотрим, — сказал Сашка Цыган. — Давай, Журавль, рассказывай свой сон!
— Так вот, — начал Журавль. — Значит, так… Сниться мне… — Он всегда начинал одинаково, с этих слов. — Снится мне, будто иду я по селу из Бамбур в Липки, как вот мы сейчас идем. Только один, вас нет…
— Неправда, так быть не могло, — сказал Марусик.
— Да не перебивай, ну! Всегда ты перебиваешь. Так вот… Иду я, иду. Дохожу до Липок. Смотрю, возле одной из хат, забитых досками, сидит диверсант Сергей. Сидит, как ребенок, просто на земле, расставив ноги, и… плачет. Горько так плачет, слезы по щекам льются ручьями и на бороде каплями свисают.
Я к нему:
«Что такое? Чего это вы?»
А он плачет, заливается, слова сказать не может.
Наконец проговорил:
«Такое горе! Такое горе!»
«Да что такое? Что случилось?»
«Ой, — говорит, — ой, только что сейчас Тайфун Марусю Кащей Бессмертный украл».
И плачет — заливается.
Я на него — хлоп-хлоп! — как на сумасшедшего.
«Тю! — говорю. — Что это вы такое говорите? Какой Кащей Бессмертный? Разве он существует по правде? Он же только в сказках…»
Тут Сергей на меня глянул так, словно не он, а я сумасшедший. И покачал головою.
И я — как это только во сне и бывает — начинаю вдруг верить, что Кащей Бессмертный действительно существует и что он и правда украл нашу Тайфун Марусю. У меня защемило в горле, но тоже навернулись слезы (Журавль сразу покраснел и отвернулся).
«Что же, — говорю, — делать? Что же теперь будет?»
А Сергей смотрит на меня и говорит:
«Надо идти ее вызволять. Я бы и сам пошел, но ты же видишь — у меня деревянные ноги… Липовые…»
Я пригляделся и вижу — действительно из штанин джинсов выглядывают деревянные рассохшиеся, потресканные ноги.
«Так вот почему он сидит на земле» — всплыла мысль.
«Придется тебе уж самому» — вздыхает он.
«Я, — говорю, — сидит черный кот. Он тебя доведет». Смотрю — на завалинке сидит черный как ночь кот и смотрит на меня умными, просто-таки человеческими глазами. И кивает головою: правда, дескать, доведу. «Ну, хорошо», — говорю я.
Кот прыгнул с завалинки и медленно так, не спеша, направился к липовой роще. Я — за ним.
Вошли мы в рощу. Кот впереди, я за ним. Идем да идем. Роща все густеет.
«Ого, какой он дремучий, этот лес! А я не знал», — думаю. А кот обернулся, словно прочитав мои мысли, подмигнул мне и улыбнулся совсем по-человечески. Идем дальше. Лес уже такой густой, что и неба не видно. Темно, как ночью. Но кота я хорошо вижу. Он словно прожектором освещенный, как в театре. Долго мы шли дремучим гаем. Вот впереди посветлело. Вышли мы на поляну.
Кот неожиданно захлопал крыльями (откуда они у него взялись?), поднялся и полетел. Потому что это уже не кот, а черный ворон… А я смотрю и вижу — стоят посреди поляны три хаты. Одна — на курьих лапах. К двери табличка прибита, и на ней написано: «Баба Я. К.».
Другая с пожарным щитом во всю стену. На двери табличка: «З. З. Горыныч».
Третья — с зарешеченным окошком и табличкой на двери: «К. К. Бессмертный».
Над зверями каждого домика часы висят, которые показывают не только время, а и число, день недели, месяц и год…
Все хаты железными оградами огорожены. На краю поляны — арка, и на ней большими буквами написано: «Дачный кооператив «Три погибели».
Спрятался я за деревом, наблюдаю.
У хаты на курьих ножках какая-то особа в джинсовой юбке, в вельветовом жакете, в кроссовках. И с садовым опрыскивателем в руках. Вроде и не старая, но изо рта два кривых золотых зуба торчат. И длинный нос аж до подбородка свисает. В темных очках. На голове — кепочка, в каких сейчас модницы ходят.
