Сергей.
Бобешко развернулся к деду:
— Как дела, старый? Давно тебя что-то не видно. Зарылся тут, на пустыре. Неделями ни ты людей, ни они тебя. Разве можно? И не страшно тебе тут одному?
— Не страшно. Да и не один я. Пчелы со мной. Вон, слышите, гудят.
— Тебе не страшно. А мне, брат, страшно, — наклонил голову набок бригадир. — За тебя. Случиться с тобой что — отвечай тогда. Как скрутит, не дозовешься никого.
— Как скрутит, — вздохнул дед, — то зови не зови — не поможет. Молодость и здоровье не дозовешься.
— Это все пустые разговоры, — насупился Бобешко. — Ехать не собираешься?
— Куда?
— В Киев хотя бы…
— Собираюсь.
— Вот, — усмехнулся Бобешко. — Наконец-то. Правильно.
— Через неделю. В субботу… Внучка замуж выходит. Галочка.
— Поздравляю тебя, старый! Вот и оставайся там. Правнуков нянчить.
— Нет, — решительно сказал дед. — Пусть уж без меня нянчат. Хватит того, что я внуков нянчил.
— Вот эгоист! — скривился бригадир. — Нет! Нельзя тебе тут жить одному. Нельзя. Человек должен жить в коллективе. Человек — коллективное существо. Не насекомое какое, чтобы…
— Вы насекомых не трогайте, — перебил его дед. — Насекомые — это… Вот видели, например, чтобы строители сдали объект без недоработок? Видели? Не видели. А видели вы, чтобы пчелы, скажем, соты не достроили, не доделали, или муравьи муравейник, или… Нет, не видели. Потому что такого не бывает.
— Прекрати, дед! — закричал бригадир. — Прекрати! Сидишь тут без людей. И, видишь, в голову всякая всячина лезет…
— Именно! — подхватил Бобинец. — Именно — лезет. Намекает, понимаешь, сам не знает на что…
— Знаю. Знаю на что! — в глазах у деда вспыхнули молнии. — Вы вон коровники приняли с недоделками? Приняли. Ветер по ним теперь зимой гуляет. Коровы болеют. А строители премию получили и — только их и видели.
— Ну… — Бобешко на минуту запнулся. — Ну, так, тот кто в этом виноват, уже снят. Значит…
— А разве он один принимал? А правление где было?
— Ну, хорошо, хорошо! — нетерпеливо перебил деда Бобешко. — Хватит! Что-то ты язык распустил. Не затем мы приехали, чтобы дискуссии тут с тобой разводить.
— Именно! — поддакнул Бобинец.
— Так вот! — в голосе Бобешко зазвучал металл. — Есть мнение расширить посевные площади нашего колхоза… За счет земель, что гуляют. В частности и этих.
— Чья мнение? — спросил дед.
— Не прикидывайся, старый! — насупил брови бригадир. — Будем сносить эти развалюхи, этот лесок… Все равно тут никто не живет.
— А я?
— То те же и оно! Ты, старый, один тормозишь нам все дело.
— Именно! Тормозишь! — снова поддакнул Бобинец.
— Так вот, есть мнение, чтобы… того… — Бобешко говорил официальным тоном, как на собраниях. — Чтобы переселить тебя, старый, куда-нибудь в центр села. Или… еще лучше, если бы ты…
— Чье мнение? — повторил дед.
— Ну, знаешь? — повысил голос бригадир.
— Просто интересно, из чьей умной головы выпорхнула эта мысль? Кто это решил меня переселить, со мною не поговорив даже?
— Так вот мы пришли и говорим, — скривился бригадир.
— Кто же так говорит? «Есть мнение! Есть мнение!» Все решено. О чем же говорить? — Губы у деда задрожали. — А куда я в центр села с этими ульями? А? От этих лип? От рощи этой? Для пчел липовый цвет — это же…
— Не говори, дед, глупости. Прекрасно найдут твои пчелы другой цвет. Вон у Демиденко тоже пасека.
— Да разве можно сравнивать! У меня же мед…
— Рощу мы, дед, все равно… — неумолимо сказал Бобешко.
— Нет! Нет! — встрепенулся сразу дед Коцюба. Не поеду я никуда! Слышите? С места не сдвинусь. Только силою, на веревке. Если совесть вам позволит…
— Вот видишь, что делается, когда человек отрывается от коллектива, от людей. Сознательность его перерождается. Он заботится только о себе, о своих интересах. Общественные интересы его не волнуют.
— Именно — не волнуют. Единоличник! — проверещал Бобинец.
И вдруг…
Ребята даже вздрогнули от неожиданности, услыхав голос Сергея.
— Да разве можно… Разве можно вырубать такую рощу? Это же, извините, преступление!
Бобешко и Бобинец тоже удивленно уставились на Сергея. Они, наверно, даже забыли о его присутствии.
— Вы, товарищ, кто такой? Турист? Так вот берите свой мешочек и идите себе дальше. И не лезьте не в свое дело.
— Именно — не лезь! Включай третью скорость и… газуй! — Бобинец сделал красноречивый жест.
Сергей гордо вскину голову:
— Кроме того, что я турист, я еще и человек. Советский. Которому не безразлично, что твориться на земле, по которой он ходит. И я прошу объяснить, чем вызвано решение вырубить эту рощу.
Ребята удивленно переглянулись — вот тебе и диверсант. Бригадир Бобешко сделался красным как мак. Казалось, он сейчас дыхнет и изо рта его вырвется пламя.
— Я вижу, что товарищ турист речистый. Хорошо объясняю. Этот край села и эта роща, а точнее, рощица, а не роща, вклиниваются меж колхозных полей. Как видите хаты тут досками забиты, бесхозные. Один дед, как аист в гнезде. И из-за одного товарища деда гуляет несколько гектаров прекрасной пахотной земли, которая может дать народу нашему советскому несколько сот центнеров отборной пшеницы. Ясно?
— Но это же такая липовая роща… — начал Сергей, но Бобешко перебил его:
— Вот именно — липовая! Рощица. Если бы сад фруктовый — другое дело. Тем более, древонасаждений в нашем колхозе — слава богу. Не надо делать культ из каждой ветки. Беречь зеленого друга надо, но в пределах разумного.
— Нет вопросов! — отрубил Бобинец. Сергей примолк.
— Поэтому не встревайте, не разобравшись что к чему, молодой человек, — назидательно сказал Бобешко.
— Не газуй, не посмотрев, куда едешь! — вставил и свое слово Бобинец.
Дед Коцюба молча зашел в хату, потом приоткрыв двери, высунул голову:
— Не поеду я никуда!.. Я тут восемьдесят лет живу. Тут и умру. Все! — и с грохотом захлопнул дверь.
— Вот же ж кадр! — хлопнул себя по бедру Бобешко. — Ну! Поднимай с такими хозяйство. Интенсификацию проводи. Ну! — Он повернулся всем телом к Бобинцу. — Вот что. Я тут еще с ним поговорю, поразъясняю. А ты гони к председателю. Доложи. Пусть дает бульдозер. Начнем сегодня же… Пока что с этих халуп. А там… Ведь скоро жатва, не до того будет. А потом перепашем все по-новому.
— Нет вопросов! — Бобинец сел в машину и сразу газанул так, что даже пыль поднялась.
Ребята только молча переглянулись. Новость, которую они услышали, ошеломила их. Неужели Липки, все эти хаты, сады, огороды, эту пышно цветущую рощу липовую, от которой идет сейчас такой умопомрачительный аромат, — все будет снесено, перепахано и превратится в ровное поле? Как-то не укладывалось это в голове.
Бобешко потоптался на подворье, потом подошел к закрытым дверям хаты и громко заговорил:
— Зря ты, старый, демонстрации устраиваешь. Ты же, кажется, мудрый дед. Должен понимать. Ничего из твоих протестов не выйдет. Против развития, старый, против прогресса не пойдешь. Вот так! Молчишь? Думаешь? Ну посиди, подумай хорошенько… А я пока что пойду гляну на эту рощицу, с какого места ее начинать удобнее.
И Бобешко вперевалку, тяжелой своей походкой, направился в рощу, исчез за деревьями. Сергей хмуро молчал.
— Мда… — прошептал Марусик. — Ситуация…
— Хоть бы там что, а мне жаль Липки, — вздохнул Журавль. — И деда Коцюба жаль. Всю жизнь тут прожил и вдруг…
— Жаль, конечно, — прошептал Сашка Цыган. — Но…
Он не успел договорить, потому что в этот миг, словно из-под земли, появилась Тайфун Маруся. Горшка с медом у нее уже не было. В руках она держала букет васильков.
— О! — посмотрела она по сторонам. — А… где дедушка? Сергей неловко усмехнулся.
— В хате… Закрылся.
— Почему? — удивилась Тайфун Маруся. — Ты что — обидел его?
— Да не я… — покраснел Сергей.
— А кто?
— Да вот, оказывается, весь этот край села сносить будут. И рощу тоже. Перепахивать будут под поле. Комсомол в курсе?
— Н-нет… Не в курсе!.. — теперь уже покраснела Тайфун Маруся.
— Дед огорчился, конечно. Не хочет никуда уезжать отсюда. Да и правда жаль. Такую рощу вырубать! — Сергей понемногу распалялся. — Тут есть деревья, которым лет сто, не меньше. А липа доживает иногда до ста, а то и до тысячи лет. Неужели нельзя как-нибудь?..
— Н-не знаю, — виновато опустила голову девушка.
— Я понимаю, посевные площади надо, разумеется, расширять, надо, разумеется, бороться за каждый гектар пахотной земли. Но уничтожать такую красоту! Ее же восстановить потом жизни не хватит…
— А кто дал распоряжение?
— Да приехал бригадир Бобешко. Вон он идет. Из рощи, тяжело дыша, выходил бригадир. Тайфун Маруся бросилась к нему.
