Солнечное утро было великолепным и, выйдя на крыльцо своего викторианского особняка, Гловер подумал, что сегодня жизнь так же прекрасна, как во времена его юности, когда он только начинал карьеру и еще не был обременен многочисленными болячками и лишними деньгами.
Умилившись совершенству природы, Гловер осмотрелся по сторонам и заметил садовника, который, несмотря на ранний час, уже возился с ножницами вокруг кустов чайных роз, росших перед домом.
– Привет, Джонатан! – голос Гловера был бодрым и радостным.
– Доброе утро, сэр, – откликнулся пожилой чернокожий садовник, здорово смахивающий на невысокое сухое дерево с тонкими и длинными руками-сучьями.
Гловер надел наушники и включил плеер. Боб Райнер отозвался почти сразу. Его приятный басовитый голос вихрем ворвался в микроэфир старика.
«Привет всем, кто приобрел кассеты со спортивными уроками Боба Райнера! – начал он традиционной фразой. – Сегодня наше юбилейное, двадцатое по счету, занятие в школе бега для тех, кому за шестьдесят, и вы имеете реальный шанс оценить результаты своего ежедневного упорства…».
Услышав комплимент, Гловер гордо выставил тощую грудь и, спустившись по лестнице, бодро зашагал в направлении решетчатых ворот на въезде в свои владения. Голос Райнера звучал в наушниках, не умолкая.
«Надеюсь, вы успели размяться перед тем, как выйти на свою любимую дистанцию? – вопрошал он своих седовласых и лысоголовых учеников. – Если так, то расправьте плечи, наберите в легкие побольше свежего воздуха и, не мешкая, отправляйтесь в путь!».
Очутившись за воротами, Гловер немедля последовал совету своего невидимого тренера и вскоре его сухая, по-стариковски нескладная фигура скрылась за поворотом дороги.
Первую половину трехкилометровой дистанции Гловер пробежал без особых проблем. Музыка и голос Боба Райнера звучали в наушниках, как обычно, помогая ему поддерживать привычный темп бега.
«Раз-два, раз-два! Глубже вдох! Резче выдох! – без устали командовал Райнер. – При верно поставленном дыхании вы должны почувствовать, как с каждым пройденным метром к вам возвращается прежняя бодрость и силы. Возможно, именно сейчас некоторые из вас ощущают необычную легкость в теле. Словно вы избавились от чего-то лишнего и ненужного!».
Райнер еще не успел развить мысль относительно облегчения тел у пожилых во время бега, когда экс-банкир с ужасом осознал дьявольскую истинность его слов. Все последующие события произошли достаточно быстро, и Гловер, который по инерции продолжал бег, реагировал на них почти инстинктивно, не вполне отдавая отчет в собственных действиях.
Облегчение тела он почувствовал сразу и совсем не там, где этого можно было ожидать, ибо речь шла о плавках. Рука Гловера судорожно скользнула вниз к интимному месту, но, к ужасу старика, не нащупала там ничего привычного.
– Что за фокусы?! – только и смог пробормотать Гловер, но в ответ услышал очередное звонкое замечание Райнера:
«Непередаваемое ощущение, правда?! Уверен, оно надолго останется в вашей памяти!».
К сожалению, Гловер не мог вступить с ним в полемику. Во-первых, потому что Райнер все равно бы его не услышал, а во-вторых, из-за того, что с ним происходило нечто совершенно ужасное. Гловер хотел было остановиться, но не смог этого сделать: ноги, наперекор слабеющей воле, несли его все дальше и дальше вдоль тихих улиц просыпающегося города.
Последние триста метров дались ему особенно тяжело, потому что с телом творилось что-то абсолютно невообразимое: оно ныло, стонало и изо всех сил сопротивлялось чему-то новому и ужасно агрессивному внутри самого себя.
Заметив, что бедра начали странным образом раздаваться вширь, Гловер тихо застонал и попытался ускорить бег. Это, однако, оказалось непростой задачей, так как его старые любимые кроссовки за какую-то минуту стали вдруг отвратительно большими и неудобными.
Чтобы не расстраиваться, старик решил вообще не смотреть вниз и, пытаясь хоть как-то отвлечься от ужасных мыслей, прислушался к голосу неунывающего Райнера.
«Поднажмите немного, – уговаривал тот свою бегающую паству. – Чувствуете, старость уже молит о пощаде? Еще чуть-чуть – и она навсегда свалится с ваших плеч!… Ваши ноги теперь крепки, как прежде. Ваши легкие уже забыли про одышку, которая еще месяц назад останавливала вас через каждые тридцать метров!».
Гловер не удержался и скосил глаза вниз.
– Проклятие!… – прохрипел он, обнаружив, что его грудь увеличивается под футболкой прямо на глазах.
Похоже, Боб Райнер был готов и к этому:
«…Конечно, ширина зашей грудной клетки и сейчас меньше, чем у Сталлоне, но уже и тем, чем вы располагаете, при случае можно похвастать перед друзьями!…».
Никогда прежде Дэнни Гловер не стремился вернуться в свой особняк так сильно, как в это кошмарное утро. Больше всего он боялся попасться на глаза знакомым бегунам, которые наверняка бы заметили изменения в его фигуре и потом растрезвонили об этом на весь город.
К счастью, опасения оказались напрасными, и когда в конце дороги перед Гловером замаячили знакомые ворота, он слегка успокоился.
Очутившись на своей территории, старик постарался незаметно проскользнуть в дом мимо Джонатана, аккуратно подрезавшего очередной куст. Но зрение не подвело садовника, и он повернул голову в тот момент, когда Гловер крался к крыльцу.
На мгновение оба замерли в напряженных позах.
Гловер первым пришел в себя и, натянуто улыбнувшись, продолжил движение. Через полминуты он уже был в просторном холле особняка.
Тем временем Боб Райнер с удовлетворением подводил итог очередного урока:
«По-видимому, многие из вас сейчас переживают эмоциональный подъем, и это вполне объяснимо. Ведь за время, что мы провели вместе, вы стали совершенно другими и, поверьте, это еще не предел! – сегодня Райнер не скупился на похвалу. – Советую не полениться и подойти к зеркалу: вполне возможно, вы увидите в нем то, чего раньше в себе не замечали…».
Услышав последнюю рекомендацию, Гловер понял, что это как раз то, что ему больше всего нужно в данную минуту. Огромное, в полтора человеческих роста, зеркало в золоченой раме находилось совсем рядом, и он, не мешкая, подошел к нему.
То, что Гловер увидел в зеркале, потрясло не меньше, чем если бы ему вдруг сообщили, что он живет на свете свой последний час. Из красивой резной рамы на Гловера в упор глядела женщина, вернее, уже старуха, одетая в футболку и шорты, с плеером на поясе, на ногах которой красовались несуразно большие кроссовки. Лицо старухи странным образом напомнило пожилому банкиру лицо его старшей сестры, умершей в Коннектикуте восемь лет назад.
Когда Гловер поднял руку, чтобы снять с головы наушники, старуха в зеркале в точности повторила его жест. При этом на ее лице появилась удивленная гримаса.
Гловеру понадобилось еще несколько минут, прежде чем он, к своему ужасу, окончательно убедился в том, что он – это уже не он, и старуха в зеркале – не кошмарное видение, а его новое «я».
Шокированный старик, превратившийся в не менее шокированную старуху, некоторое время стоял совершенно неподвижно, а затем, достав из плеера кассету с уроком Райнера, вдребезги разбил ее об пол.
– Добегался! – в сердцах прокричал он и не узнал собственного голоса…
Глава 9
Макс не любил просыпаться рано, но в это утро его сладкий сон был нагло прерван оглушительным воплем Эдика, когда на часах еще не было и семи. Приоткрыв глаза, Камакин увидел довольно странную картину: полуголый Дьячкофф скакал по комнате, как псих, прижав к груди какой-то флакон. В другой руке он держал небольшое зеркало, в которое глядел, не отрываясь ни на секунду.
При этом Эдик с горячечным восторгом повторял одно и то же слово: «Сработало!!! Сработало!!!»…
Причину буйного веселья напарника Камакин понял, лишь когда Дьячкофф поставил свой флакон на телевизор и, взяв расческу, принялся бережно водить ею по пышной шевелюре, которая необъяснимым образом появилась у него на голове за то время, пока спал Макс.
Заметив, что приятель наконец проснулся, Дьячкофф мигом подскочил к его кровати.
– Смотри, эта штука подействовала!!! – заявил счастливый Эдик, охотно демонстрируя свои кудри. – Ну, как?! – поинтересовался он, скосив глаза на отражение в зеркале.
Камакин приподнялся на локте в постели и сонно посмотрел на напарника снизу вверх.
– Никак, – буркнул Макс, сбрасывая с себя одеяло. – Они не могли вырасти за одну ночь, – безразлично добавил он, показывая своим видом, что не верит Эдику ни на грош.
Макс выбрался из кровати и сладко потянулся.
– Думаешь, я нацепил парик?! – покрасневшее лицо Эдика тут же выдало его обиду. – Можешь дернуть! – предложил он, смело подставляя голову все еще сонному Максу.
Тот, не дожидаясь повторного приглашения, ухватил пятерней волосы на макушке компаньона и дернул, словно пучок бурьяна на грядке.
