— Нет, мистер Ниланд. Я думаю, нам лучше попросить подвезти нас ко мне в управление, — сказал инспектор, медленно поднимаясь. В нём, должно быть, было около двухсот сорока фунтов весу. — Вы можете надеть свою шляпу и пальто.
В такси он не проронил ни слова. Я ещё не решил, насколько следует быть с ним откровенным. Ведь рано или поздно нам приходится прибегать к услугам местной полиции.
— Такси нанимали вы, — сказал инспектор, ухмыляясь, когда мы подъехали к полицейскому управлению.
Конечно, — ответил я и расплатился с шофёром.
— Ну, мистер Ниланд, — начал инспектор в кабинете — Мне бы хотелось узнать у вас некоторые детали. Давно вы в Гретли и что вы здесь делаете?
Я рассказал ему, что ищу работу и уже побывал в электрической компании Чатэрза и на заводе Белтон-Смита.
— Так, — заметил он, — а с Олни вы были знакомы прежде?
— Нет, вчера днём я встретился с ним впервые, и он пригласил меня к себе. Я ведь уже объяснял вам.
— Совершенно верно. Но что побудило его пригласить вас к себе?
— Нам нужно было поговорить об одном личном деле.
— О каком деле?
— Об очень важном деле. Мне необходимо срочно встретиться с Олни.
— Он мёртв, — сказал инспектор медленно. — Вчера, во время затемнения, его сбил автомобиль.
— С тех пор как я прибыл сюда, я был уверен, что произойдёт нечто ужасное из-за этого затемнения! — воскликнул я. — Так и случилось! Бедняга Олни! Он мне понравился. Это был мастер своего дела.
— Вы упомянули, что он был мастер своего дела, — сказал инспектор после паузы. — А какое же дело было у него?
Я сделал удивлённое лицо.
— Как какое дело? Вы же знаете, он работал на заводе Белтон-Смита. Мастером.
— Если он был только мастером, значит погиб случайно из-за этого затемнения, — произнёс инспектор, и удивление моё на этот раз было непритворным.
— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Вы что-то знаете, и мне кое-что известно. Если вы сообщите мне, что знаете вы, я тоже поделюсь с вами кое-чем известным мне. Обещаю вам.
— Идёт, — ответил я. — Мне известно, что Олни, или как там его настоящее имя, являлся членом специального отдела и работал в Гретли под видом служащего завода Белтон-Смита. Я вчера побывал там с целью связаться с ним, и мне это удалось.
— Так, — сказал он. — По правде говоря, всё, что вы только что сказали, подтверждает письменное донесение, которое я держу в руках. А теперь скажите, какое отношение к этому всему имеете вы, мистер Ниланд.
Я взял записную книжку, лежащую на его столе, и написал два номера. Один — телефонный номер лондонского абонента, другой — просто номер.
— Если вы позвоните по этому номеру, то легко свяжетесь с Лондоном. Сообщите этот второй номер, и сможете проверить достоверность моих слов.
— Это именно то, что я собираюсь сделать, — ответил он и набрал номер. — Шпионов выслеживаете, а?
— Да, но, на мой взгляд, контрразведка звучит лучше.
Тут его соединили с Лондоном, а я занялся своей трубкой.
— Итак, инспектор, — сказал я, когда он кончил говорить по телефону, — вам известно, что знаю я. Теперь ваша очередь.
— В этом деле нам дважды повезло, начал он медленно. — Сначала это было похоже на обыкновенный несчастный случай, которых у нас бывают сотни с тех пор, как в Гретли ввели затемнение. Но я случайно заметил на его пальто кусочки глины, тогда как поблизости от места происшествия глины нет. Только сегодня утром я вспомнил, где есть такая глина. Я и двое моих сотрудников отправились туда, с тем чтобы внимательно всё осмотреть, и нашли маленькую записную книжку. Вероятно, он отбросил её прежде, чем потерял сознание. Затем его погрузили в машину, которая сбила его, и сбросили там, где тело было найдено. Это произошло без четверти десять наверху Маркет-стрит. Одним словом, сходства с обыкновенным несчастным случаем я не вижу.
— Что вы обнаружили в его карманах?
— Вот полюбуйтесь, — сказал инспектор, доставая список. — Обыкновеннейшие вещи. Мелочь. Пять фунтов и десять шиллингов в бумажнике. Удостоверение личности и так далее. Ручка. Карандаш. Нож. Сигареты. Спички.
— А зажигалка? — спросил я быстро.
Он взглянул на меня с удивлением:
— Нет. Зажигалки не было.
— Мы срочно должны вернуться к нему в комнату! — крикнул я, вскакивая. — Пока мы тут с вами разговариваем, кто-нибудь, наверное, уже роется в его вещах!
— Не думаю, прежде чем он сможет это сделать, ему пришлось бы заняться громадным констеблем, которого я оставил вместо себя. Не заметили? Ну, не всё ж вам замечать. А в чём дело с этой зажигалкой?
— Каждому сотруднику нашего отдела выдаётся специальная зажигалка. Для того чтобы он мог устанавливать связь с другими работниками. Кроме того, есть определённые слова.
— Всякие пароли, — ухмыльнулся инспектор. — Честное слово, это напоминает школьную игру.
— А кого напоминал Олни, когда вы нашли его тело? Это тоже была школьная игра?
— Сдаюсь, — сказал Хэмп сухо. — Что ж, я простой полицейский. В тонкостях ничего не смыслю.
Я вынул изо рта трубку и ткнул ею инспектора в грудь.
— Вы меня вынудили раскрыть карты, и только потому, что мне нужно было знать об Олни всё. Я не хотел бы работать вместе с полицией: слишком много людей. Но я был бы рад с нынешнего дня работать с вами.
— Я тоже буду очень рад, мистер Ниланд, — он широко улыбнулся.
— Прекрасно. Но прежде чем мы начнём, нужно выяснить кое-что. То, что мы делаем, непохоже на игру настолько, как вы думаете. Нацистские агенты убили моего друга и его жену. Поэтому я и стал работать в контрразведке. Я уверен, что беднягу Олни тоже убил агент нацистов здесь у вас в городе, под самым носом. Игра! Поверьте мне, такая игра не хуже танков и самолётов помогла нацистам утвердиться в Норвегии, в Голландии, в Бельгии, во Франции. И такая же игра помогает японцам раздирать на части Дальний Восток.
— Наверное, вы правы, мистер Ниланд, — сказал Хэмп, как всегда медленно и задумчиво. — Да, наверное, вы правы, но я простой полицейский. И только. Я ничего не понимаю в этом шпионаже. В действиях “пятой колонны”.
— Вы не должны забывать, что теперешняя война — сложная война. Официальная точка зрения здесь, в Англии, которую, например, подносят на митингах в Неделю воздушного флота, не слишком умна. У нас пытаются внушить людям, будто это воина — последняя война. Но действительность никогда не укладывается ни в какие схемы. Нельзя объяснить такую войну как обыкновенную. Нельзя рассматривать эту войну просто как войну различных национальных флагов, национальных гимнов. Нам пришлось посадить за решётку некоторых англичан, потому что они желают Гитлеру победы. В то же время на нашей стороне некоторые немцы, которые делают всё, что в их силах, помогая нам.
— Правильно, — согласился он, подмигивая мне. Прежде чем вы продолжите, я хочу сообщить вам, что в это время мы обычно пьём чай. Не хотите ли чашку?
Я согласился.
— Мои взгляды на войну таковы, — продолжал я. — Пускай миллионы воюющих на каждой стороне считают, что воюют за своё правительство. Но настоящая борьба ведётся между теми, кто верит в народ и любит простых людей, и между теми, кто верит в фашистскую идею.
— Совершенно согласен с вами, — сказал инспектор, поднимаясь, чтобы взять принесённый констеблем чай. — А сейчас давайте выпьем по чашке чаю, но, пожалуйста, продолжайте. Мне хочется знать о другой стороне, о фашистах.
— Я часто думал, откуда они берутся, ведь моя работа в том, чтобы их ловить. Многие немцы работают на Гитлера, потому что объединяют его с понятием “Германия”. Но удивительно не это. Удивительно другое. Почему люди других наций, не немцы, становятся на сторону Гитлера? Вот в чём загадка. Иногда они делают это ради денег, но платят им не много. В других случаях они подвергаются шантажу, и это заставляет их работать. Шантаж — излюбленный приём гестапо. Они находят что-нибудь порочащее вас и, угрожая, вынуждают на них работать. И вы уже не смеете остановиться… Но, разумеется, самый трудный и самый опасный случаи тот, когда люди продаются, потому что верят в фашистскую идею. Иногда — так случилось во Франции — эти люди поддерживают нацистов потому, что думают, будто это единственная сила, которая поможет им удержать деньги или власть. Или то и другое вместе. Некоторым из них обещают высокие посты, если они помогут победе нацизма. Я уверен, что и вам случалось сидеть за одним столом с людьми, которые только и мечтают о том, как расправились бы с нами, если бы стали гаулейтерами. Некоторые — думаю, Гитлер один из них — одержимы идеей мести. Все они ненавидят идеи демократии и презирают простых честных людей. Таких-то людей и выявляем мы, работники Отдела. Не следует забывать, что частенько такие люди разыгрывают из себя сверхпатриотов, распевают “Правь, Британия!” и с ног до головы увешаны национальными флагами.
