— Вы собрали великолепную коллекцию, — сказал я миссис Джесмонд.
— Да — с быстротой молнии подхватил Периго. — Я провёл перед этими полотнами часы с милостивого разрешения хозяйки, не правда ли?
Миссис Джесмонд подтвердила это кивком, и мистер Периго остался доволен собой, улыбнувшись так, словно знал, о чём я только что подумал. Мистер Тиман поспешно схватил свой чемодан и заявил, что не может больше оставаться ни одной минуты. Миссис Джесмонд проводила его к дверям и вышла за ним в коридор.
— Даже лучше, что мы пришли вместе, — прошептал Периго, — не так ли? Кстати, я только что вас разыскивал.
— Мы беседовали с мистером Сэтлом.
— Понятно. На мой взгляд, этот Сэтл самая заурядная личность. Трудно поверить, что он обладает капиталом, достаточным для содержания такого ресторана.
— Да, я и сам удивляюсь, — ответил я и ухмыльнулся.
Миссис Джесмонд, наконец, вернулась с приветливой улыбкой. Нельзя было не восхищаться этой женщиной. Теперь-то уж она наверняка знала, что Сэтл не направлял нас в её гостиную, что мы вломились без спроса. Тем не менее она и глазом не повела.
— Рассаживайтесь, пожалуйста, устраивайтесь поудобнее, — сказала она, направляясь к старинному креслу с высокой спинкой. — Как вам нравится война, мистер Ниланд?
Я сделал неопределённый жест.
— Ну, если на то пошло, она никому не по душе, — промямлил я.
— У мистера Ниланда есть манера, — мягко вставил Периго, — притвориться иной раз простачком.
Мне эта реплика не понравилась, но я продолжал в том же духе:
— Видите ли, я смотрю на это так. Я канадец и приехал сюда подработать. Пока я тут не обжился, мне лучше держать язык за зубами.
— Во всяком случае, здесь вы можете говорить обо всём открыто, — уверила меня миссис Джесмонд. — Не так ли, мистер Периго?
— Разумеется, — ответил тот, — но он-то об этом не знает. Что касается меня, то я не делаю секрета из своих взглядов. Разве лишь в присутствии таких ура-патриотов, как полковник Тарлингтон. Я думаю, что мир, в котором я живу и который люблю, вряд ли уцелеет, если мы будем продолжать эту войну. Даже если предположить, что мы сможем побить Гитлера — а пока совсем непохоже, что это так, — мы истощим себя в этой войне. И когда придёт так называемая победа, часть мира будет полностью под влиянием Америки, а другая — под влиянием Советской России. Безнадёжная перспектива, на мой взгляд. Поэтому — конечно, это строго между нами, мистер Ниланд, — я не вижу смысла в продолжении этой войны и думаю, что лучше бы нам договориться на разумных условиях с немцами. Не обязательно с самим Гитлером, но хотя бы с германским генеральным штабом.
— Я была того же мнения ещё прежде, чем Россия вступила в войну, — сказала миссис Джесмонд без тени улыбки. — А сейчас я просто уверена в этом.
— Уверены в чём? — спросил я.
— В том, что глупо продолжать войну. Тем более что мы воюем главным образом за большевиков. Выиграть мы ничего не выиграем, а проиграть можем многое.
Я взглянул на неё и подумал, что в первую весну этой войны, когда мы ещё не решались вступить в неё по-настоящему, в Париже, в апартаментах вроде этих, наверное, было немало женщин, похожих на миссис Джесмонд. Красивых женщин. Умных женщин. Образованных, утончённых, длинношеих, благоухающих, хитрых крыс. Миссис Джесмонд всё так же улыбалась мне. Затем она бросила быстрый взгляд на часы. Я понял намёк: вероятно, приближалось время свидания с одним из тех парней, что были там, внизу.
— Ну, мне пора, миссис Джесмонд, — сказал я, продолжая разыгрывать простачка. — Мне здесь очень понравилось. Если мне удастся получить работу в Гретли, надеюсь, вы позволите мне иногда бывать у вас.
— Не только позволю, но приказываю, — ответила она и выразительно пожала мне руку.
Мистер Периго ушёл вместе со мной.
— Боюсь, я слишком много болтал, — сказал он тихо, когда мы шли по коридору. — Миссис Джесмонд, и эта комната, и эти картины… Понимаете, они привели меня в возбуждение, у меня развязался язык. Но, разумеется, это бывает со мной, когда я среди друзей. Если бы мои слова стали известны обывателям Гретли, у меня обязательно были бы крупные неприятности. Впрочем, я уверен, что вы меня не поставите в трудное положение.
— За кого мы меня принимаете? Я сам привык говорить всё напрямик и считаю, что другие имеют на это такое же право, последняя фраза прозвучала просто по-идиотски.
Он пожал мне руку, и мы пошли по главной улице.
— Надеюсь, — сказал он, — мы снова скоро увидимся.
— Вы сейчас домой?
— Да, я изрядно утомился, а завтра утром мне нужно быть на заводе Белтон-Смита. У меня отличное рекомендательное письмо к ним. Поэтому хочу пораньше лечь, чтобы выспаться.
Мистер Периго показал мне остановку, и я поспел как раз в ту минуту, когда автобус отправлялся. Мне было над чем подумать по дороге домой.
4
На следующий день я отправился на завод Белтон-Смита. Робсон, генеральный директор, на имя которого Хичэм написал мне рекомендательное письмо, ещё не приходил. Пришлось долго ждать, прежде чем мне удалось увидеть молодого человека по имени Пирсон. Моим делом он нисколько не интересовался, и, право, трудно его в этом винить, но он мог бы по крайней мере не выказывать своего полного равнодушия столь явно. Выражение его лица ясно свидетельствовало о том, что у меня нет ни малейшего шанса получить у них работу. Тем не менее мне было крайне необходимо попасть на территорию завода.
— Не могу ли я хотя бы осмотреть завод?
— Лично я не возражаю, — ответил он, — но сейчас с этим стало очень строго. Слишком всё засекретили, но если вам уж так хочется, то можете осмотреть центральный ангар. Это даст вам некоторое представление о размахе работ.
Вскоре появился гид. Ему было лет за пятьдесят. Он носил очки в железной оправе и халат, от которого разило бензином и авиационной краской. У него был усталый вид. Вы можете увидеть сотни таких людей на любом предприятии.
— Вы, видно, нездешний, — обратился он ко мне, когда мы вышли из конторы.
— Нет, — ответил я настороженно. — Я только что приехал из Лондона. А вообще-то я канадец.
— Неужели? — спросил он, не поворачивая ко мне головы. — Всю жизнь мечтал побывать в Канаде. И ещё в Южной Америке.
— Я несколько лет работал в Южной Америке, — сказал я ему. — В Чили и в Перу. Прекрасная страна, если ты молод и здоров.
— Что касается меня, то я, как видите, не молод и, уж во всяком случае, не здоров. Сердце пошаливает.
Мы уже прошли полпути от конторы к замаскированным ангарам. Справа находилось громадное поле, на котором испытывались новые самолёты. Гид остановился и тронул меня за руку. Здесь мы были совершенно одни.
— Ну, сердце там или не сердце, — сказал он, доставая пачку сигарет, — а курить хочется.
Он предложил мне сигарету и вынул зажигалку. Стоило мне взглянуть на неё, как я понял, что тут-то и начинается всё, ради чего я приехал в Гретли.
— Не работает, — сказал он, даже не взглянув на меня. — Нет ли у вас огонька?
Я вынул свою собственную зажигалку, и мы прикурили.
Я бы подарил её вам, — заметил я, отчётливо выговаривая слова, — но это подарок друга.
— Не беспокойтесь, — ответил он, — я завтра же починю свою.
Всё было ясно. Мы удовлетворённо взглянули друг на друга.
— Я здесь специально для того, чтобы встретиться с вами, — объяснил я ему.
— Вы избрали неплохой путь, — ответил он. — Конечно, мне многих приходится водить по заводу, но я сразу догадался, кто вы. Поэтому я и заговорил сначала о Канаде и Южной Америке. Мне сообщили кое-какие данные о вас. Давайте пойдём дальше. За нами могут следить.
— Здесь поговорить нам не удастся? — спросил я.
— Что вы, что вы!
— И всё же нам необходимо переговорить как можно скорее.
— Послушайте, Ниланд, я снимаю комнатушку на Раглан-стрит, 15. Та улица, что идёт от верхней Маркет-стрит. Не заблудитесь? Отлично.
— Удалось напасть на след? — спросил я.
— Да, я тут времени не терял. Хотя здесь нелегко работать: весь день привязан к заводу. Ну, а у вас есть что-нибудь?
— Кое-какие наблюдения, но толку от них не много. Вечером всё расскажу. В половине десятого.
Спустя четверть часа я выходил с территории завода. Мне очень понравился этот низкорослый человек — Олни. Бо́льшую часть вечера я провёл у себя в комнате, пытаясь соединить в одно целое разрозненные сведения, которыми уже располагал. Я понимал, что некоторые из них совершенно бесполезны, пока не сравнишь их с наблюдениями человека, прожившего в Гретли некоторое время. Я с большим нетерпением ждал встречи с Олни: помимо всего, очень хотелось снова стать самим собой, два–три часа потолковать спокойно и открыто о нашей работе.
Дверь мне открыла маленькая, похожая на мышку женщина, выглядевшая очень испуганной до тех пор, пока я не объяснил ей, что у меня свидание с её квартирантом мистером Олни.
