Коренастый и крепкий еще мужик, с вислыми усами и умными глазами, немногословный м суровый — таким я его почему-то и представлял.
Он наши действия всецело одобрил, в том числе грабеж Ярославля, а еще одобрил меня, что не допустил расправы над князьями и, выполняя мое обещание, принял Федора Васильевича радушно и быстро отправил домой с почетом и дарами великими. И сразу стал собираться на войну. Споро, без промедления. Дома я всего побыл пару дней, ничего толком понять и разузнать не успел.
Дальше события понесли галопом, не успели прибыть в Галич, как вот уже стоим с войском под Клязьмой, воевать Великого князя Василия. Основное войско от отца, братья мои, старший и младший, со своими дружинами, в том числе и я. К удивлению, моя дружина получилась, довольно великой и боеспособной. Это от того, что помимо своих, удалось уговорить вятских ушкуйников на войну сходить: пограбить да хабаром разжиться. Они охотно стали под мое начало. Сотня добрый ратников дорогого сейчас стоит. Особенно если есть чем их прокормить.
Остальное войско...
Ну что сказать. Дружинный костяк, понятное дело, крепкий, справные вои вятские опять же придачу. А вот остальные... на большинство боярских холопов без слез смотреть не получается. Какие в жопу доспехи? Стеганные тягиляи наше все, да топоры с рогатинами, а верней совнями — палка с клинком от косы. Огнестрела нет, вообще нет, даже завалящей пищали. Беда, да и только.
совня — походила на рогатину, только имела кривую полосу, вместо прямой, и была с одним лезвием, в виде большого ножа.
тегиляй — самый простой и дешёвый татарский и русский доспех, в виде стеганного кафтана с прослойкой из пакли и ваты. Неплохо защищал от режущих ударов, но в целом был недостаточным в виде полноценного доспеха.
Как уже не раз писал в своих книгах, без регулярных войск не обойтись. Да откуда их взять? Дорого! Да и людишек мало, хоть начинай своих янычар воспитывать.
Да уж, теперь на своей шкуре почувствовал, что в истории все закономерно. И подстегивать ее не получится. А если получится, то с великим трудом, да и то не факт. Но пробовать буду, так сказать, на практике испытывать мои литературные измышления. Грех не воспользоваться, если судьба подкинула такой шанс.
В общем, набралось тысячи две с половиной боеспособных людишек, да еще громадный обоз, растянувшийся едва ли не на версту.
Однако, к прибытию на место он сильно сократился, больше чем вдвое — отстающих бросили нахрен, отец гнал войско как проклятых, денно и нощно, видимо надеясь на внезапность.
Людишек по пути потеряли немало: кому санями ногу переехало, кто изнемог, кто захворал, а кого и волки по пути задрали. Да, было и такое, схарчили серые дозор, одни клочки одежи остались, да и то мало. Лошадей пало тоже немало.
Видок у рати по прибытию был аховый. Сам я перенес дорогу более-менее нормально, всеж князь и не под открытым небом ночевал.
В утешение себе могу сказать: как увидел войско московского князя, даже улыбнулся. У них то же самое, но кратно хуже. Судя по всему, тот даже посадских в строй поставил.
В общем, как уже говорил, стали на Клязьме, а московские построились, напротив. Нашу рать отец разделил на три части, то есть, на три полка. Головной, он же серединный полк, куда собрали самых боеспособных, тяжеловооруженных всадников, и еще два: левый и правый.
Но прежде всего этого, еще в пути на Галич, меня... как бы это сказать, раскрыли. И кто? Зарка моя, аманатка. Как раз после той памятной ночи, когда случилась любовь в баньке между нами. Черт... знал бы...
С утра заметил, что она начала меня сторониться. Ну как сторониться: аланка по-прежнему опекала меня и заботилась, но чувствовался какой-то странный холодок и отчуждение в отношениях. Я машинально не придал большого внимания: мало ли что, у женщин подобное в обычае, настроение по двадцать раз на день меняется. А чтобы сделать ей приятное, выбрал момент и презентовал на привале кое-что из своей части ярославских трофеев: комплект золотых женских височных сережек — усерезей. Очень старинный, богатый, на диво тонкой и красивой работы, даже под стать современным ювелирным изделиям.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В глазах аланки вспыхнула радость, которую она тут же потушила и подчеркнуто сухо поблагодарила.
— Спасибо, хозяин...
— Что не так? — я взял ее за руку.
— Все так, — очень знакомо отговорилась она, но по тону было понятно, что все совсем не «так»
Я подавил в себе вспышку злости и потребовал:
— Рассказывай, пока я совсем не осерчал. Ну?
— Другой ты стал! — с жалобным надрывом всхлипнула Зарина. — Совсем другой! Во всем. Как подменили!
— Мы же говорили об этом... — начал я и тут до меня дошло.
Твою же мать! Распознала, зараза, в постели, что чужой! У женщин же все это на уровне рефлексов! Тело то Шемякино, а привычки любовные и стиль самого процесса другие!!! Ведь у каждого мужика по-разному! Позы и все такое. Дурень я дурень, придется отбалтываться.
— Ты о баньке, что ле?
— Угу... — в глазах аланки блеснул неожиданный страх. — Не злись, хозяин, я даже испугалась. А как кто вселился в тебя, какой-нить нечестивый?
— Не любо было?
— Любо! — со подчеркнутым стыдом в голосе ответила Зарина. — Ой, любо! Но...
— Что, «но», дурища? — рыкнул я. — Решил попробовать по-другому и сразу плохой?
— Не плохой, хороший! — плаксиво возразила аланка и тут же пытливо, со скрытой угрозой спросила: — А кто научил? Можыть баба какая?
— Баба... — передразнил ее я. — Когда?
— Ну да. А как ты еще... ну... придумаешь? Ну скажи...
— Обойдешь, буду пользовать как пользовал раньше. Ишь...
— Дурак!!! Ой, прости хозяин. Ну скажи, молю!
Я склонился к ее уху и нашептал такого, что аланка залилась пунцовой краской. Ну а чего она? Я еще тот в этом деле затейник.
Как позже выяснилось, прежний хозяин тела занимался этим делом со своей аманаткой сугубо посконным способом, сиречь, «бутербродиком». А еще молился усердно перед тем, как...
В общем, на этом недоразумение прояснилось, но я решил впредь быть осторожней. Хотя, сей фортель мог быть просто бабской хитростью. Муж попробовал что-то новенькое, а баба что думает? Правильно, мол: почитает гулящей и развратной, так что надо сначала изобразить из себя святую невинность, для бережения. А после того, как мужику мозг вынесет, уже можно. Как-то так.
От приятных воспоминаний я улыбнулся, но при виде московской рати снова впал в уныние. Это что, мне туда впереди на лихом коне переться? А кому еще вести свою дружину? Конечно, мне. А если совней пырнут? Етить...
В общем, предстоящая битва никакого энтузиазма не вызывала. Да, страдаю излишней лихостью, бывает, но жизненный опыт большой. Не всегда, но частенько бережет. Опять же, дико претит своих рубить, особенно после этой гребанной войны в современности. Свои иззводят своих, а чужие пролучают профит. Всегда так.
Из мыслей вырвал один из моих ратников, притащивший какого-то встрепанного монаха.
— Грит к тебе, княже.
Монах согласно тряханул козлиной бороденкой.
Я ненадолго задумался, предположил, что это может быть гонец от игумена Зиновия и отъехал в сторону.
Монась долго копался за пазухой, потом подал мне маленький кожаный футлярчик в виде трубки.
Я угадал, он привез мне письмо от Зиновия.
Игумен очень подробно расписывал состояние дел при дворе великого князя Василия, выражал уверенность в том, что он отхватит люлей и слезно молил оного князя не лишать живота, а если получится, отпустить на все четыре стороны. Аргументируя заветом еще Калиты, потомкам княжеского роду, боронить другу друга пред внешней и внутренней опасностью. Писал, что если отпущу князя, то пойдет на пользу Руси, мол, есть предпосылки, а он всячески подмогнет.
Сему желанию монаха я не удивился: церковь всегда выступала на Руси миротворцем. Но вот свои личные интересы пока не увидел. Ну отпущу, а дальше? Снова окрепнет, опять война. Гарантий на полное замирение никаких. Может лучше наглухо извести?
