— Не пойму куда они смотрят!
Кем бы не была эта “гнома”, но ее тут слушаются и не перечат. Она исчезает в соседнем помещении, требует достать пачку молока и подать ей кружку. Я слышу жужжание микроволновки, сигнал таймера и через мгновение держу в руках кружку теплого молока и огромный рогалик в другой.
— Ешь! Пей!
Я пью под ее пристальным взглядом. Никогда не была фанатом молока в прошлом, но кажется, что скоро мои привычки изменятся. Мне хорошо. Ощущения похожи на те, когда я цедила кровь через соломинку. У меня забирают булочку, прямо на моих глазах надрезают ее поперек, укладывают в нее несколько кусков жирной грудинки и протягивают мне обратно.
— Так должно быть каждый день. Только так! Чтобы дети не рождались дебилами, недоношенными и точно в срок!
Она качает головой. Выражение лица у нее такое, словно все эти дебилы, недоношенные и родившиеся раньше времени всё сплошь и рядом результат моего недоедания.
— Если бы это зависело от меня, — говорю я с набитым ртом. — Александра!
Светловолосая женщина прищуривается. Мне приходится повторить, но с менее набитым ртом.
— Спасибо.
— Ронда!
Ронда уступает в росте Борну, но в остальном такая же — мощная, громкая и кажется, что неповоротливая, но правильнее будет сказать размашистая. Я хочу еще молока и прошу ее налить мне еще.
— Никто не станет делать для меня какие-то особенные условия.
Я смотрю на протянутое мне молоко и чувствую, что вслед за “хорошо” пришел черед дурно. Я сначала не обратила на это внимание, выпила залпом, а теперь смотрю на стакан и не понимаю почему напиток розовый. Мозг давно решил эту загадку. Сознанию осталось принять его.
— Да-да, — бурчит женщина, разглядывая меня с самым мрачным выражением лица. — Там правда так херово?
Я жму плечами. Она первая из “гражданских” кто спросил меня об этом. Я продолжаю держать молоко, стараясь не смотреть на него и в какой-то момент просто поднести ко рту, сделать глоток, выпить залпом.
— Как в безумном Максе, но только без Мэла Гибсона и вечного блуждания по дорогам.
— Мэл был хорош, — мечтательно тянет Ронда. — Пока был молод, но сейчас уже не то. Обвислый зад не красит никого.
Она смеется всем телом, хватая себя под грудью. Мне грустно — морщинистому заду удалось спастись и плевать он хотел на все свои дома и яхты оставленные им в Лос-Анджелесе.
“Да, ладно бы вещи! У него там были друзья!”
Ронда спрашивает про Нью-Йорк, про кафешки, столовые и рестораны в которых была когда-то. Она называет имена поваров, но я качаю головой — имена мне не говорят ни о чем, среди моих знакомых не было тех кто умел варить потрясающие в своей прозрачности бульоны и супы.
— Приходи вечером, — она вручает мне еще один сэндвич. — Вот как сейчас.
— Спасибо!
Я обнимаю ее. Она милая и веселая, несмотря на свои грубоватые манеры.
— Приходи завтра!
Понимаю почему эта женщина прониклась ко мне симпатией — это дело одной пары лживых глаз(все они такие, эти вампиры), но все равно жутко благодарна ей, за убежище, например, и заботу.
Я возвращаюсь в каюту, ощущая себя пьяной от настигшего чувства сытости. Круассан с ветчиной я слопала пока шла обратно и совершенно не стыжусь этого.
— Куда ты пропала? — Свешивается сверху Паоло.
Я жму плечами, заваливаясь на кровать.
— Ела! А теперь спать!
* * *
— Что произошло вчера?
Алекс отпускает руку с зажатыми в ней витаминами. Она не понимает о чем ей толкует Хогарт. Она рассказала ему обо всем еще накануне, а повторяться… Нет-нет, ей этого совсем не хочется, но видимо придется, в помещении становится тесно от прибывшего народу. Все сплошь и рядом “чины”, старые, умудренные опытом, морщинистые, с каменными лицами. Они похожи на Борна. Брови и те седые, кустистые. Однако самого майора не видно.
— Я уже рассказала вам все.
— Вы рассказали им неправду!
Алекс смотрит на нашивки, крылья, погоны и ничего не понимает в этом. Они что, только сегодня новости посмотрели?
— О вас теперь не знает только ленивый! Слепой, глухой и немой!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— То есть где-нибудь в Африке или в Антарктиде, — говорит она себе под нос, отправляя в рот первую пилюлю.
Секундное молчание. Алекс становится неуютно под взглядами всех собравшихся, что дружно посмотрели на нее, стоило ей произнести все это.
— Эти твари! Они раздирают нас по кусочкам! Ваши фотографии везде! На всех каналах!
Уши закладывает от их криков.
— Вы мне ставите это в вину? Мне?
Алекс сжимает таблетки в ладони. Они стали влажными от волнения. Еще немножко и ее свободе может прийти конец. Но это собрание гомонящих клуш не длится долго — еще минута и все прекращается. Они как-то почти синхронно, говорят “кхм”!
— Что с нее взять?!
Вид у них как будто бы обескураженный и виноватый.
— В самом деле.
У нее кружится голова. Теперь Алекс одна. Она даже щиплет себя за руку, проверяя, а не спит ли она.
— Что вы будете делать там?
Алекс не понимает о чем он. Вопрос внезапно появившегося Хогарта поражает ее до глубины души, но не так как этот несанкционированный митинг.
— Это что такое было?
— Генералы.
— Эмоциональные, если не сказать, что злые от того, что кто-то… Гм…
Ей не нужно верить этому человеку, но тут кажется, что он забылся и наговорил лишнего. У него выходит это очень правдоподобно, с эмоциями, выражением глаз, морщинками и микро жестами. Кажется, что он был настоящим сейчас.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Вы это серьезно? — она понимает, что “да”, потому что Хогарт молчит и ждет ответа. — Пора бы уже привыкнуть к сумасшествию этого мира, но я еще удивляюсь.
— Вас там никто не ждет. Ни друзей, ни знакомых, ни контактов…
Она допивает таблетки, отправляя их одну за другой в рот.
— Именно поэтому мне нужно остаться вот там?
Она показывает на свою палату. В ней горит свет и царит порядок.
— Согласиться быть лабораторной крысой? Я ведь именно за этим переплыла четверть мира.
— А для чего? Там вы были свободнее.
Алекс не верит, что произносит это. Если там такой курорт, то почему?..
“Черт! Он опять за свое!”
— Я хочу вернуть свою жизнь. Назад. Она мне нравилась.
— Вам будет тяжелее чем там. Теперь тем более. Мир стал другим.
Он ребенка имеет ввиду? Или, изменившиеся законы? Или, то, что у нее нет денег?
— Я уверена, что справлюсь.
— У вас нет ни родных, ни друзей, ни знакомых. Мы проверяли.
Она поднимается из-за стола.
— Хватит раскачивать мою решительность! Я не понимаю, зачем вы пытаетесь лишить меня оптимизма и веры в будущее. Почему вы пытаетесь убедить меня в этом? Хотя, еще только вчера вы и этот ваш майор трясли и убеждали меня, что я останусь здесь навсегда.
“Он где-то здесь! Он не оставил нас!”
У нее появилась надежда, а присутствие Рафа так и вовсе придало сил.
— Это было вчера, — отвечает он, забросив ногу на ногу. — Сегодня, вы и сами видели…
Он вновь замолкает, кажется, что обрывает себя на полуслове. Хогарт смеживает веки и смотрит так на нее в течение нескольких секунд.
— Как вам это удается?
За стеклом медицинского блока ей машет рукой Джина. Нет, она строит Алекс рожицы. Кажется, что не все так плохо, если смотреть на веселящуюся девушку. Общение с людьми перестало придавать ее ситуации привкус безнадежности.
— Вы опять?.. Нет у меня никаких сообщников.
Он протягивает ей планшет и оглядывается. Джина успевает юркнуть за угол. Алекс прыскает со смеху, у Хогарта озадаченный вид. Алекс листает галерею с фотографиями, рассматривая себя во всевозможных ракурсах на каком-то ни о чем не говорящем ей ресурсе. Вот она в столовой ковыряется в тарелке с едой, вот подпирает подбородок ручкой швабры, задумавшись о чем-то, вот идет рассматривая вывески улиц, а вот видео, где она бежит по палубе. У нее даже дух захватывает, как круто это выглядит со стороны. Закрепленные истребители, небольшие машинки, которые тоже привязаны к борту, люди в камуфляже, в касках неонового цвета и наушниках и она в одной лишь майке и брюках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
