В отсеке — шаги. Длиннолицый перебирается через высокий комингс,[4] толкает в бок пленника.
— Подымайся, — говорит он, — пойдешь к командиру.
Вскоре Карцов с глазу на глаз с командиром подводной лодки.
— Я доложил о вас моему командованию. Мне приказано…
Подводник не успевает закончить. В переговорной трубе голос:
— Командира корабля прошу на центральный пост.
Немец поспешно выходит. Вскоре включен сигнал тревоги. По настилу отсеков стучат матросские ботинки. Взвыв, на тонкой ноте гудят электродвигатели. Затаившаяся в океанских глубинах лодка устремляется в атаку.
Каков же объект нападения лодки?
В каюту, где сидит Карцов, доносятся лишь обрывки команд да голос акустика, пост которого где-то поблизости.
А перед дверью стоит длиннолицый.
Толчок в носовой части лодки. Ушла торпеда — выброшенный сжатым воздухом снаряд помчался к цели, неся сотни килограммов взрывчатки.
Карцов мысленно считает секунды. На счете десять — новый толчок: выстрел второй торпедой.
Вновь секунды томительного ожидания. Затем отдаленный удар большой силы.
Лодка с дифферентом на нос уходит в глубину.
Вскоре доносится второй взрыв…
На лодке сыгран отбой тревоги. Слышно, как отдраивают тяжелые двери отсеков. Мимо каюты идут два офицера. До Карцова доносится:
— Красный крест на борту…
Еще минута ожидания, и возвращается командир.
— Вот и все, — говорит он, подсаживаясь к столу. — Это был транспорт. Тип «либерти». Семь тысяч тонн. Наглец, он шел без охранения!
Карцов не выдерживает:
— У него были кресты на борту. Красные кресты! Вы потопили госпитальное судно. Пустили ко дну беззащитный корабль, который вез больных, раненых!..
Командир лодки будто не удивился тому, что пленному известно о крестах.
— Госпитальное судно? — говорит он. — Ну и что? Какая разница? Когда ваши бомбят немецкие города, они не разбирают, где завод, а где дом или госпиталь.
— Неправда!
— Ну, не ваши, так американцы или англичане. Не все ли равно? И они правы, черт бы их всех побрал! Больные выздоравливают, у раненых срастаются кости, затем те и другие садятся за штурвалы бомбардировщиков, становятся к пушкам и минометам. Вот так, господин гуманист. — Иронически оглядев пленного, он склоняется к переговорной трубе. — Акустик!
— Слушаю, командир.
— Обстановку!
— Чист горизонт, командир.
— Мы подвсплываем под перископ. К тонущему может спешить помощь. Берегись, если прозеваешь фрегат!
Подводник отводит трубу в сторону.
— Продолжим нашу беседу, — говорит он. — Э, да вы, я вижу, распустили нервы. Из-за каких-то союзников? Стоит ли? При случае они с удовольствием выстрелят вам в спину. Выстрелят, не сомневайтесь!
— Где мы находимся? — спрашивает Карцов.
Немец задерживает на нем взгляд. Пожав плечами, тянется к переборке, где висит карта, находит нужную точку и касается ее пальцем.
В первую секунду Карцов не верит — так далеко это от места, где погиб его корабль. Но он уже две недели в плену, и все это время лодка движется. Да, за тринадцать дней она могла пройти огромное расстояние.
Куда же она направляется? В этом южном море с крохотными экзотическими островами не должно быть военных объектов фашистов.
Снова взгляд на карту, и Карцов вспоминает: неподалеку, менее чем в двух десятках миль к югу, расположен остров, и на нем — база флота союзников. Вот оно что! Теперь понятно, откуда шло госпитальное судно.
— Выслушайте меня внимательно, — говорит командир лодки. — Итак, я доложил о вас и получил распоряжение. Мое командование пришло к выводу, что может предоставить вам свободу…
Сделав паузу, он ждет. Собеседник молчит.
Тогда подводник продолжает. Русский офицер может не сомневаться, что с ним говорят серьезно. Кстати, его не просто отпустят, но и сделают так, чтобы он благополучно добрался до своих. Конечно, он должен подписать обязательство…
— Какое?
— О, пустяки! Вам будут хорошо платить. В короткое время вы станете обеспеченным человеком.
— А вдруг я обману вас? Сперва соглашусь — для вида, а потом надую? Вернусь к своим и расскажу все, как было?
— Заключая сделку, всегда рискуешь. — Командир лодки пожимает плечами. — К сожалению, это неизбежно. Но вы должны знать: у меня нет ощущения, что риск чрезмерен. Короче, я убежден, что имею дело с порядочным человеком.
— Порядочный человек не сможет умолчать о потоплении госпитального судна.
— Это порядочность глупца. — Подводник иронически глядит на пленного. — Вы, конечно, шутили?
— Нет.
Гитлеровец встает.
— Нет?.. И вы отказываетесь от спасения? Даже не попытаетесь обмануть меня?
— Я ненавижу вас. Всех ненавижу и презираю — до последнего вашего солдата!
Трах!.. Получив сильный удар в лицо, Карцов отлетает к двери. Здесь его хватают, вытаскивают из каюты. А он кричит, отбивается, рвется…
Вдруг взрыв сотрясает лодку.
Второй взрыв. Гаснет свет. Взрывы, взрывы!..
В отсек врывается вода.
Конвоиры исчезли. Карцов ошеломленно прижался к переборке. В темноте топот, крики. Резкий голос командира требует, чтобы было включено аварийное освещение. Лампочки вспыхивают и тотчас гаснут. Снова удар, и отсек наполняется пронзительным свистом — в нем тонут вопли ужаса, боли.
Карцов плотнее прижимается к стене: беда, если угодишь под струю сжатого воздуха, вырвавшегося из перебитой магистрали!..
А вода прибывает. Она уже по пояс, по грудь.
Впереди, откуда хлещет вода, слабый проблеск. Надо решаться! Несколько глубоких вдохов, и Карцов ныряет в поток. Вот она, пробоина, — большая дыра в корпусе с вдавленными внутрь краями. За ней пенистый зеленый свет. Это значит: лодка недалеко от поверхности. Он протискивается в пробоину, извиваясь всем телом, чтобы не коснуться острых лохмотьев изорванной стали.
И вот уже он в вольной воде, а мимо скользит в бездну умирающий корабль, и слышны в нем приглушенные крики, и удары стали о сталь, и резкие пистолетные выстрелы…
Не спешить наверх!.. Изо всех сил, до судорог в мышцах подавляет Карцов стремление скорее достичь поверхности. Он морской врач, он знает: легкие полны сжатым воздухом, если всплыть слишком быстро, неизбежна тяжелая травма, может быть — смерть.
То и дело изо рта вырываются и летят вверх пузыри. Не обгонять их, не спешить, не задерживать расширяющийся в легких воздух…
Все ближе поверхность моря. Над головой подобие изогнутого зеркала. Оно колышется, отражая всплывающего человека.
