– Подбирай свои титьки и вали отсюда! – объявил я с элегантностью придворного эпохи Регентства.– И не вздумай больше попадаться мне на дороге! Если бы я захотел, я мог бы отволочь тебя в легавку за это кнутобойство… (Вот уж чего бы я не стал делать.) Но, видно, у нас с тобой есть нечто общее. Я не люблю легавых. (Особенно не по нраву в них мне было то, что они любят задавать вопросы.) Так что вали отсюда.
Она пробурчала что-то неразборчивое, скуля от боли в глазу и продолжая тереть его рукой, хотя облегчения ей это не приносило. Второй рукой она стала на ощупь искать кнут. И тут я щелкнул им. Она подпрыгнула, словно я ее хлестнул.
– Я оставлю его себе на добрую память,– объявил я.– Давай сыпься!
Тяжелым, неуверенным шагом она наугад направилась к люку. Я и не подумал поспешить ей на помощь. Если бы, спускаясь по лестнице, она свалилась, я был бы только рад. Но она благополучно добралась до низа. Одарив нас несколькими сверхплановыми, но достаточно незаурядными ругательствами, мегера растворилась в ночи.
Я спустился следом, чтобы убедиться, что она действительно отвалила. Убедившись, захлопнул дверь, которую эта ведьма оставила распахнутой, и задвинул защелку во избежание любых враждебных вторжений. Я не сожалел о том, что сделал, но в особом восторге от одержанной победы не был. Эта вонючка, должно быть, является ярким цветочком какой-нибудь мстительной цыганской шайки, и, вероятно, теперь надо ждать ягодок, то есть очень скоро они скопом навалятся на меня. Я вытащил пушку, проверил ее готовность к работе, сунул в боковой карман, чтобы дотянуться до нее было легче, чем в прошлый раз, и вернулся наверх.
Когда-то тут был чердак, а сейчас вполне приемлемое жилье. Белита очень славно все тут устроила. Пол, вымытый жавелевой водой, сверкал чистотою. Вся обстановка состояла в основном из буфета некрашеного дерева и низкой кровати, возможно и жесткой, но аккуратно застеленной клетчатым кретоном. В углу примитивный платяной шкаф. В другом – кухонная утварь, кувшин и пластиковый таз. И никаких грязных тарелок или сомнительной чистоты стаканов. На буфете рядом с вазой с цветами, которые начали уже опускать долу носы, рекламная пепельница, а в ней два стоящих в боевой позиции окурка. На стене зеркало, купленное в магазине стандартных цен. От маленькой печурки лучилось приятное тепло, а всю эту совокупность освещала сильная лампа витого бра. Ни пылинки. Бедно, но опрятно.
– Вот так,– сказал я Белите.
Она сидела на кровати. Туалет свой она не привела в порядок. Ее грудь с наивным бесстыдством была открыта взгляду. Белита Моралес вздохнула и, видимо, привычным для нее движением тряхнула копной волос, серьги-кольца зазвенели; она подняла на меня глаза и произнесла своим чувственным голосом:
– Спасибо. Но, право, не стоило…
– Я ни о чем не жалею,– объявил я.– За исключением, может быть, табака. Никогда нельзя опускаться до уровня подлеца и действовать так же подло, как он. Надо попытаться одержать над ним верх честно. Полагаю, Абель Бенуа научил вас этому?
– Да.
– О нем мы поговорим чуть позже. Скажите, вы не стали меня дожидаться?
– Я увидела, что приехали легавые.
– Я так и подумал. Хорошо. А сейчас вам бы надо заняться этим.
Я кивком указал на ее грудь и подошел, чтобы взглянуть, в каком она состоянии. Ссадины выглядели весьма впечатляюще, но оказались не такими страшными, как я предполагал. Впрочем, это ничуть не уменьшало самого факта жестокости обращения с ней. Цыганочку вдруг передернуло дрожью.
– Да… я сейчас займусь…– пробормотала она.
– Думаю, можно будет обойтись компрессами,– заметил я.
– Да.
Я резко повернулся к ней спиной, подошел к окну и выглянул на улицу. Туман сгустился. Он укутал весь этот унылый переулок своею предательской ватой. Я вытащил трубку и стал набивать ее. Пальцы у меня дрожали, чувствовал я себя прескверно. Наверно, потому что отвратный запах цветов, гниющих внизу, ощущался и здесь. За спиной у меня возилась Белита. Я слышал, как она открывает буфет, двигает кастрюли. Я раскурил трубку.
– А что это там за цветы? – поинтересовался я.
– Я их продаю.
– Такие? Не знаю, как это вам удается.
– Да нет, они так и лежат после несчастья с Бенуа.
– И вы держите их, чтобы сварить варенье?
– Ой, теперь, наверно, можно их выбросить.
– Да, я тоже так думаю.
Я спустился по лестнице, подхватил корзину, коробки и с какой-то даже яростью вышвырнул всю эту гниль во двор.
– Вот так! – вторично произнес я, вернувшись к Белите.
Она переоделась в блузку с короткими рукавами и очень скромным вырезом.
– Так-то лучше,– заметил я.– А как вы?
– Ничего. Вы очень любезны.
Я сел на кровать и протянул ей левую руку ладонью вверх.
– Проверьте, так ли это.
Она чуть отодвинулась и сказала:
– Я не знаю этих фокусов.
– А я знаю.
Я взял ее руку.
– Тот, кого вы зовете своим приемным отцом, Абель Бенуа, жил достаточно долго рядом с вами, чтобы избавить вас от многих предрассудков, особенно присущих вашему племени. Он увел вас из него. Сделал из вас свободного человека… в той мере, в какой вообще существует свобода. Это весьма похвально, но одновременно он убил романтичность. Из-за него вы разучились предсказывать будущее.
Она улыбнулась:
– Да, наверно, это правда.
– Может, не все еще потеряно. Давайте сделаем небольшое усилие. Призовите на помощь атавизм. Попытайтесь вспомнить тайны вашего народа.
Она посерьезнела, придвинулась ко мне, взяла мою руку, склонилась над нею и принялась изучать. Ее волосы щекотали мне нос.
– Ну и что?
Она оттолкнула меня.
– Ничего. Я не умею читать по руке.– В ее глазах вспыхнул боязливый огонек.– Не умею.– Белита встала.– Я доверяю вам.
Она исчезла в люке. А когда вернулась, у нее был потертый бумажник. Она положила его на кровать. Я вопросительно взглянул на нее.
– Это его бумажник,– сказала Белита.– Он заявил, что на него напали арабы, но это неправда. Он велел мне спрятать бумажник, чтобы подумали, будто его ограбили, но на самом деле его не ограбили.
– Я уже давно подозревал какой-нибудь фокус в этом роде,– заметил я.
Я взял бумажник, открыл и посмотрел содержимое. Кроме тридцати тысяч монет в пятитысячных банкнотах, в нем не было ничего, что могло бы навести меня на след.
– Простите, но… Вы ничего не взяли из него? – спросил я.
Сухим и каким-то печальным голосом она произнесла:
– За кого вы меня принимаете?
– Ну-ну, не сердитесь. Я очень любезный, и вы мне верите, но мне придется задавать вопросы. Вы же знаете, у меня довольно забавная профессия. Ну ладно.– Я постучал пальцем по бумажнику.– Возможно, вы и хорошо его спрятали, но у меня он еще лучше будет укрыт от любопытства полиции.– Деньги я протянул ей.– Полагаю, они принадлежат вам.
– Мне не надо,– ответила она.
– Не будьте дурочкой. Бенуа они больше не нужны, а я не намерен рассматривать его как обычного клиента. Ну, вы берете или нет? Хорошо. Тогда я возьму их на сохранение. Но эти деньги принадлежат вам.– Я сунул бумажник в карман.– А теперь… боюсь, нам придется провести достаточно продолжительную беседу. А что, если мы сначала сходим подзаправимся? После этого состязания по кетчу я проголодался. Пойдемте в ресторан. Я приглашаю.
– Можно поесть и здесь,– сказала она.– Если…
– Согласен. В вашей обители очень приятно.
На ужин были только овощи и ни капли вина. Уроки Ленантэ принесли свои плоды. М-да, плоды и овощи. Если говорить обо мне, я смолотил бы бифштекс потолще и залил бы его литром красного, но на нет и суда нет, а от одного раза, думаю, я не умру. Белита извлекла из-за буфета складной столик вроде садового или тех, что стоят в сельских бистро, расставила его, принесла снизу две табуретки и стала готовить ужин. Я сидел на кровати, зажав в клюве трубку, и смотрел, как она ходит туда-сюда и как мягко колышется ее красная шерстяная юбка. Господи, да во что же я впутываюсь опять?
– Я подвержен всем порокам,– сказал я,– потому что это помогает расслабиться. Я курю. Надеюсь, вам это не помешает?
Чувствовал я себя невзрачным и нелепым.
– Я тоже курю,– ответила она.– Время от времени.
– А Бенуа?
– Он не курил. Говорил, что не надо бы мне курить, но бросать не принуждал.
– Когда я его знал, вас еще на свете не было. Это был отличный парень.
– Он таким и остался,-сказала она и добавила: – Все готово.
Оказалось не так плохо, как я думал. За едой она рассказывала мне про Ленантэ.
Белита знала моего друга Дон Кихота только под его фальшивым именем Абель Бенуа. Четыре года назад во время одной из поездок, связанных с покупкой старья, на пустыре в Иври за мостом Насьональ он случайно встретил Белиту; она жила там со своими родственниками, дальними родственниками, потому что была сиротой. По каким-то неясным причинам она служила для толстой грязнухи, с которой я только что свел знакомство, этаким козлом отпущения. Ленантэ вступился за нее. Он был здоровяк, на котором годы, казалось, не оставили следа, и храбрый человек. Он защитил Белиту от цыган и посоветовал ей уйти от них. Сразу она этого не сделала, но однажды, не выдержав, явилась на склад старого анарха. Он занялся ее образованием, научил читать и писать, избавил от предрассудков, присущих ее племени. Соседняя халупа оказалась свободна, он снял ее и поселил там Белиту. С его помощью она стала цветочницей. И жила счастливо, пока… пока не случилось то, что случилось три дня назад.
