Мужчина стремительно приближался, чеканя шаг и прожигая меня гневным взглядом. От него исходила столь сильная аура злости и ненависти, что люди мгновенно расступались перед ним, давая дорогу, а знакомые не решались подойти поздороваться.
Что на него нашло? Неужели Катерина была права, и ему не понравился цвет моих волос? Или он заметил, как я улыбалась другим мужчинам и позволяла им целовать мне руку? А может…
Нет! Точно нет! Даже король и королева ничего не заподозрили, а они, между прочим, знали меня лучше всех присутствующих здесь.
И все же меня снедало нехорошее предчувствие.
— Глеб, дорогой! И ты здесь! — удивленно воскликнула Катерина, когда он подошел. — Какая приятная неожиданность!
— Добрый вечер! — поприветствовал он нас всех, но смотрел при этом только на меня. А я от волнения начала кусать губы и не знала куда деть взгляд. Ой не нравится мне все это… — Мне дали выходной, поэтому сегодня я с вами.
— Ну это же прекрасно! Его величество как раз пригласил нас на ужин после представления. Кстати, иди поприветствуй его!
— Обязательно. Только на ужин мы не пойдем.
— Как не пойдем?! — подала голос возмущенная Дара. — Я ведь уже…
— Я имею в виду меня и Инну, — пояснил Глеб, перебив сестру. — А вы можете идти, куда хотите.
— Ох, точно! Ты же так давно не видел свою жену! — спохватилась Катерина. — Вам же нужно побыть вместе, пока ты вновь не уехал…
— Я уже не уеду. Точнее Инне больше нет смысла оставаться у вас дома. Она возвращается обратно, — заявил он категоричным тоном. — Пришлете потом ее вещи?
— Конечно, не переживай, сынок! Все будет в лучшем виде.
— Благодарю, — коротко кивнул он и отошел поприветствовать короля и его свиту, оставляя меня недоуменно хлопать глазами.
Что это вообще было?!
Явился, раздал указания и ушел. Смотрел только на меня, но вел себя так, будто я пустое место и меня не существует. А остальные не заметили в его поведении ничего странного. Или для них это нормально?
До самого начала спектакля он так и не вернулся. Я видела, как Теодор отозвал его в сторону, и они о чем-то долго беседовали. Судя по выражению их лиц, разговор был серьезным и крайне неприятным, что еще сильнее выводило меня из себя.
Все представление я сидела, как на иголках. Глеб находился рядом, но ни разу даже не прикоснулся ко мне, хотя я ощущала на себе его тяжелый взгляд. Его эмоции давили на меня, и я не понимала, почему другие этого не чувствуют. Мне казалось, своим присутствием он должен портить окружающим настроение, но все были полностью зачарованы действием, развернувшимся на сцене.
Я тоже внимательно смотрела спектакль. По крайней мере, пыталась. Напряжение не позволяло мне даже улыбнуться, когда смеялся весь зал, а когда все плакали, выражение моего лица оставалось каменным. В результате, я не запомнила ничего из того, что происходило на сцене, и выходила из зала на ватных ногах.
От волнения меня снова начали мучить головокружение и тошнота, и весь антракт я провела в уборной. А после спектакля Глеб, не церемонясь, схватил меня за руку и выволок из театра, на ходу прощаясь с родными, а потом запихнул в карету и увез домой. В тот самый дом, в котором я очнулась в теле Инны месяц назад.
Там было темно и пусто. Нас никто не ждал. Слуг дома не было, и от этого все внутри сжалось от страха. Если меня сейчас начнут убивать, никто не придет на помощь…
Хлопнула дверь. Щелкнул ключ в замке. Путь назад отрезан.
Раздался голос Глеба:
— Кто ты такая и что сделала с моей женой?
Ну вот… Началось…
Я давно для себя решила, что, услышав этот вопрос, не буду юлить и лукавить, а тут же во всем сознаюсь. В некотором роде я даже ждала этого момента, ведь так устала притворяться той, кем не являюсь, тщательно следить за словами, увиливать от вопросов, на которые не знаю ответа, и постоянно что-то недоговаривать.
Однако, вероятно, страх и волнение повлияли на меня не лучшим образом, пробуждая глупое упрямство. Поэтому, задрав подбородок, я ответила:
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Все еще оставалась надежда на то, что это глупый розыгрыш, простая шутка удивленного внешностью жены мужчины. Но приглядевшись к лицу Глеба, я поняла — он серьезен, как никогда.
— Не понимаешь, значит… — обманчиво спокойным голосом произнес он, надвигаясь на меня.
С трудом подавив желание отшатнуться, я замерла на месте, глядя ему прямо в глаза.
— Если тебе не нравится рыжий цвет, я могу перекраситься обратно. Твоя мама тоже была против, но после той аварии мне захотелось что-то в себе изменить. Прости, что не посоветовалась с тоб…
— Ты меня совсем за идиота держишь?! — рявкнул Глеб, прерывая меня на полуслове и больно впиваясь пальцами в мои плечи. — Думаешь, я не смогу узнать свою жену?! Ту, что изучил вдоль и поперек, каждое движение, взгляд, вздох и жест? Цвет волос тут не при чем! Ты говоришь не так, делаешь не то, даже мыслишь иначе! Про глаза я вообще молчу. Не понимаю, как другие оказались настолько слепы, что так близко подпустили к себе такую змею, — презрительно выплюнул он. — Я был в галерее, искал тебя. Мне сказали, ты там появилась лишь однажды на десять минут. А сама писала, что ездишь туда регулярно. Да что там! У тебя даже почерк не тот! И в шахматы Инна играть не умеет. А ты еще и умудрялась обыгрывать моего отца, опытного шахматиста и стратега, который много лет командовал королевской гвардией. Рыбалка, охота, политика… И ни одной написанной картины! Тайные дела с алхимиками… — он усмехнулся, заметив выражение моего лица. — Мне передали, что недавно ты потратила весьма кругленькую сумму на краску для волос…
Продолжая удерживать меня одной рукой на месте, второй он коснулся моих волос и задумчиво накрутил прядь на палец. А потом пронзительно заглянул в мои глаза:
— Коричневую!
Сердце бешено колотилось о грудную клетку. Я тяжело дышала и мысленно проклинала себя за неосторожность. Стоило Глебу уехать, как я совсем расслабилась. Не думала, что у него будет время следить за каждым моим шагом, пытаться выведать все мои тайны.
Про почерк в письме я даже не подумала. А в шахматы поначалу упорно пыталась проигрывать, но в конце концов азарт настолько захватил меня, что все планы на конспирацию просто забылись. Ездить в галерею я не видела смысла, полагая, что могу писать дома в более приятной обстановке, в компании приятных мне людей, а не тех ядовитых змей, что кишели в галерее. В тот момент я даже не задумывалась о том, что настоящая Инна поступила бы совсем иначе.
А тот стражник в алхимической лавке оказывается заметил гораздо больше, чем я надеялась. После этого наверняка еще и умудрился мастера-алхимика разговорить. Надеюсь, тот не все ему разболтал…
— Где Инна?! — с силой тряхнул он меня. — Что ты с ней сделала? Отвечай! Решила таким образом шпионить за мной? Притворившись моей женой? Где она?!
Глеб сжимал меня с такой силой, что ко мне пришла уверенность — на коже обязательно останутся синяки. В его глазах горело пламя ярости, челюсть была напряжена так, что слышался скрип зубов. Кто знает, на что он способен в таком состоянии! И проверять на себе я не желала. Поэтому выдохнула и призналась:
— Не знаю.
Такой ответ мужчину явно не устроил, потому что он вдруг прижал меня к стене и наклонился к моему лицу.
— Где Инна, я спрашиваю! — рыкнул он.
— Я не знаю! — закричала я с истеричной ноткой в голосе.
— Врешь!!! — он дернул меня так, что я ударилась головой об стену.
В глазах все закружилось и на миг потемнело. Я схватила его за руки, пытаясь отцепить от себя, но безуспешно — Глеб был слишком силен для такой хрупкой девушки, как я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Внезапно я почувствовала в груди какое-то тепло. Приятное, немного щекотное, тягучее, как мед. Не знаю, что это, но оно придало мне уверенности и решительности. Да, я виновата перед Глебом, не спорю. Но не могу позволить себе проявить слабину, попросить о пощаде и просто все объяснить. Он не поймет мою ситуацию, не захочет войти в мое положение и уж точно не согласится на компромисс. Поэтому я пошла в наступление:
