— Как ты понял, что я…
— Леди Осень?
Давно забытое имя заставило меня недовольно скривиться. Увидев это, Глеб усмехнулся.
— Сложно не понять! — он указал на мои взлохмаченные после сна волосы, а потом перевел взгляд на руки, которые я все это время прятала за спиной.
Уверена, он и без того знает, что с ними случилось, но, к счастью, не заставил меня выставить их перед собой и не стал вновь обвинять во всех грехах. Просто тяжело вздохнул и принялся одеваться.
— Приведи себя в порядок и спускайся к завтраку. Там поговорим. Как нормальные цивилизованные люди, — одевшись, он направился к выходу из комнаты и тут вспомнил. — Да, кстати! Слуг я распустил, поэтому тебе придется справляться самой. Принцесса, — с презрением добавил он.
Дверь за ним захлопнулась, и я осталась одна. Он что, думает, я с одеждой сама не справлюсь? Да раз плюнуть!
И в доказательство этого я открыла дверь гардеробной и без труда выбрала себе наряд. К счастью, Инна тоже предпочитала готовые платья, не загроможденные кринолином или трудными для ухода рюшами, бантами и оборками. Наиболее проблемным оказалось подобрать перчатки. Их жена Глеба явно недолюбливала, так как нашлась всего одна пара. Да и те оказались белыми, шелковыми, длиной до локтя. Наверняка шли в комплекте со свадебным нарядом.
Но делать нечего, пришлось надеть их — не сверкать же мне изуродованными ладошками!
С прической я ничего сложного мудрить не стала — просто расчесала и завязала на затылке. Покончив с остальными приготовлениями, спустилась в столовую, где уже все было накрыто к завтраку. Во главе стола восседал Глеб, пока еще не притронувшийся к еде, и сворачивал газету, за чтением которой, видимо, и ожидал моего появления.
— Я конечно знал, что ты задержишься. Но не думал, что настолько, — проворчал он, протыкая вилкой желток в своей порции яичницы.
— Не так уж я и долго, — пожала плечами. — Чай еще даже остыть не успел.
— Потому что я его уже дважды заваривал заново.
Я с сомнением посмотрела на него. Вряд ли он стал бы так стараться ради меня. А значит, разговор нас ждет очень серьезный. Даже гадать не надо, о чем он будет.
Словно услышав мои мысли, он пояснил:
— Мы с тобой теперь в одной лодке и вынуждены помогать друг другу. Хотя бы по минимуму. Не думала же ты, что я пущу все на самотек? Если ты, леди София, оказалась в теле моей жены, значит Инна сейчас должна быть в твоем теле.
Я кивнула, подтверждая его выводы. К точно таким же пришла я сама еще месяц назад.
— Проблема только в том, что принцессу, то есть твое тело, то есть… В общем, ее так и не нашли. Никаких следов на месте происшествия. Она скрылась в неизвестном направлении и как таковых зацепок у нас не имеется.
— Совсем ничего? До сих пор?!
Пока я думала, радует меня эта новость или огорчает, в дверь позвонили.
Некоторое время мы с Глебом недоуменно переглядывались, пытаясь понять, кого там принесло в такую рань. И оба ждали, когда же этот неизвестный наконец войдет и объявит, зачем пришел. Но звонок все звонил и звонил, а нежданный гость все не показывался…
И тут Глеб стукнул себя по лбу:
— А, точно! — и подорвался с места, чтобы лично открыть входную дверь.
Вот и увольняй после этого слуг… Даже не представляю, как мы теперь будем жить. Ладно одеться самой или дверь открыть, но как же уборка и готовка? Неужели мне тоже придется этим заниматься?
В прихожей послышались невнятные голоса, и спустя пару секунд Глеб вернулся в столовую в сопровождении своей сестры. Вот уж кого не ожидали увидеть!
— Доброе утро, Инночка! Принимай подарочки! — радостно пропела Дара, ставя передо мной на стол бумажные пакеты, из которых доносился соблазнительный запах свежей выпечки.
Все проблемы тут же позабылись, а настрой на серьезную беседу улетучился, как дым, и губы сами собой сложились в довольную улыбку.
— М-м-м… Против таких незваных гостей не имею ничего против! — заметила я, опустошая пакеты. — Проходи, присаживайся! Выпей с нами чаю… — тут я запнулась, осознав, что не вижу чайника поблизости и понятия не имею, где его найти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
К счастью, Глеб быстро пришел на помощь — сбегал за новой чашкой и налил сестре чай.
— Спасибо, дорогой братец! — поблагодарила девушка, принимая чашку. На то, что Глеб лично выполнял обязанности прислуги, она не обратила внимания.
— Пожалуйста. Итак, — сложил он руки в замок и испытующим взглядом уставился на сестру. — Какими судьбами?
Девушка ответила ему снисходительным взглядом, показывая, что ее ничуть не заботит его подозрительность, и демонстративно пожала плечами, наводя интригу:
— Я просто решила, что вам будет интересно узнать о том, что произошло вчера на ужине, который вы оба пропустили. Я знаю, что Инночка очень хотела познакомиться с королем и расспросить его о принцессе. Но раз вы вчера были заняты другими, более важными и интересными вещами…
— Ага… обтирали стены в яростных объятиях, пытаясь вытрясти друг из друга чистосердечное признание, а заодно и душу… — ляпнула я.
Глеб метнул в меня предостерегающий взгляд, не обещающий ничего хорошего за такие шутки. Я жестом показала, что молчу и больше не скажу ни слова.
— Ох, какая страсть! — по-своему поняла мою реплику девушка. — А знаете, я даже хочу теперь создать скульптуру вас двоих, которая бы передавала всю глубину ваших чувств! И ты, Инночка, подсказала мне замечательную идею! Только представьте: два обнаженных тела, сплетенных в танце любви, языки пламени всепоглощающей страсти лижут их кожу…
Я закашлялась от такой интерпретации наших с Глебом отношений, а сам мужчина скривился и поспешил спустить сестру с небес на землю:
— Если ты поставишь такую скульптуру в родительском саду, они тебя точно за это не похвалят.
Дара поджала губы и нехотя согласилась:
— Да, действительно. Матушка увидит в этом какой-то ненормальный подтекст и снова заведет песню о замужестве. А папенька, особо не церемонясь, разобьет мое творение вдребезги, сказав, что я снова позорю их семью, вместо того, чтобы завести собственную и позорить уже ту сколько влезет, если уж без этого жизнь мне не мила…
Девушка так погрустнела, что мне стало ее очень жаль. Она всегда трепетно относилась к своему творчеству и искусству в целом и очень болезненно воспринимала критику или невозможность как-то себя проявить. Ее веселость, отзывчивость и непосредственность всегда казались мне такими вдохновляющими. Но иногда, когда думает, что ее никто не видит, Дара погружается в глубокую меланхоличную задумчивость. В такие моменты она перестает казаться маленькой беспечной девчонкой, быстро увлекающейся всем необычным, и предстает в совсем ином свете — взрослой сознательной девушкой, отчаянно избегающей трудностей и неудач взрослой жизни.
За этот месяц мы и правда очень сблизились и, хотелось бы верить, стали настоящими подругами. Куда более близкими, чем были с Ланой.
Мне захотелось ее поддержать, но я не знала, как. Поэтому просто постаралась отвлечь ее от негативных мыслей, переведя разговор на более, как мне казалось, безопасную тему:
— Так что там с ужином? Тебе хоть понравилось?
Дара тут же оживилась:
— О, ну разумеется! Как мне могло там не понравиться? Это, конечно, не светский раут, а скорее, ужин в семейном кругу, когда все могут позволить себе расслабиться и не думать о том, что нужно сказать, как правильно держать вилку, можно ли смотреть этим людям прямо в глаза и тому подобное.
Ну-ну… помню я эти семейные ужины в присутствии короля… Ни о каком расслаблении там не могло идти и речи. Когда каждое твое слово, каждый жест, каждый взгляд взвешивается и оценивается едва ли не тщательнее, чем на публичных приемах. Ведь в такой располагающей непринужденной обстановке предателей выявить куда проще…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Помню, что на такие вечера король часто звал кого-нибудь из подданных, не входящих в состав его семьи или близких друзей, якобы удостаивая их великой честью и выказывая полное доверие. А сам проверял, как они поведут себя в той или иной ситуации.
