Лица его видно не было.
Но Киту и не нужно было лицо, ему достаточно было увидеть серый облегающий комбинезон и, за спиной, винтовку «Штурм», к корпусу которой сейчас был привинчен оптический прицел.
Глава 6
Кит проводил взглядом скрывшегося в зарослях сирени Роба и сполз спиной по стене, сел на холодный, покрытый, бело–зеленой плиткой, пол.
То, что это был Роб, сомневаться не приходилось, как бы Кит не пытался сейчас убедить себя в том, что серый комбинезон может носить сотня человек, да и винтовка «Штурм»… Нет, все–таки, «Штурм» — это большая редкость.
Это был Роб.
Больше некому.
Значит, Джессика и Роб связаны. Но как? То, что они вчера оказались у Роба в гостях было абсолютной случайностью. Если бы не приступ Кита, они с Джессикой переждали бы в подъезде, пока четверка бандитов пройдет мимо. Ведь так? Так. Неужели возможно такое совпадение, что…
Хотя, почему бы и нет. Вполне вероятно, что за то время, пока Кит был в ауте, Джессика и Роб опознали друг в друге коллегу и девчонка в двух словах намекнула хозяину на полезность Кита. И охранял вчера Роб не столько Кита, сколько свою сотрудницу.
В любом случае, то, что Кит окажется здесь, поблизости от автостоянки на проклятой нормальными людьми сорок восьмой, Роб мог узнать только от Джессики.
А мог ли он прийти сюда по каким–то своим, неведомым Киту, делам? Совпадение, м?
«Нет, — Кит даже головой помотал и усмехнулся, — таких совпадений не бывает. Не бы–ва–ет!»
Оптика на винтовке ясно давала понять, что Роб явился сюда не просто так, он пришел на охоту. И уж конечно не на собак, которых здесь не было и в помине. Он пришел охотиться на него, Кита. И на того, с кем Кит должен был встретиться — на Эрджили.
Джессика…
Сучка!..
Я убью тебя!..
Какая же ты гадина…
И как жаль!…
Он резко поднялся, отчего в глазах замелькали зеленые круги, и вышел на улицу.
Дождь все моросил — мелкий, неторопливый. Густо пахло мокрой землей и сиренью, навевая воспоминания о прежней жизни, когда эти тихие запахи были любимы и украшали жизнь, представлявшуюся долгой дорогой, уводящей за горизонт, в туман будущего. Сейчас любой сильный аромат воспринимался как помеха и заставлял насторожиться, потому что он мог перебить запах ацетона, говорящий о близком присутствии гуимов; и шелест листвы на легком ветру раздражал, потому что мог заглушить крадущиеся к тебе шаги.
Хорошо было бы проследить за Робом. Судя по направлению, которое тот взял, он собирался пройти в обход автостоянки, до сорок третьей. Вот, даже Роб, с его искусством маскировки и отличным оружием, предпочитал, кажется, не соваться лишний раз на сорок восьмую. Но до сорок третьей лежит открытое пространство, на котором слежка практически невозможна: стоит Робу один раз оглянуться и он сразу засветит Кита. И тогда Кит станет отличной мишенью. Если идти в сторону сорок третьей, то лучше было выждать минут двадцать, чтобы дать Робу возможность скрыться за домами. Можно было, так же, пойти в обход стоянки, дворами, параллельно сорок восьмой на запад и выйти на ту же пятьдесят вторую, где он положил сегодня двух бандитов, но дворы в западной части сорок восьмой — это такое жуткое место, что одна мысль о том, чтобы там оказаться, вызывала полное неприятие.
В конце концов Кит вернулся в здание завода, дабы зря не мокнуть под дождем. Там он устроился на полу между двух окон, чтобы с улицы не было видно его торчащего затылка. Первой мыслью было подремать полчаса — уж очень он устал сегодня и не выспался из–за тревожной ночи. Но потом Кит вспомнил о трупе на четвертом этаже и своей находке.
Он достал из кармана мобильник, включил. Это был старенький «Компаньон» с зашитой в него настройкой на «TelCom Sprint». Сейчас таких телефонов давно не выпускают. Батарея подсажена, на индикаторе — сорок процентов емкости, ожидаемое время работы в режиме разговора — два часа. Достать зарядник к этой архаичной модели будет непросто, но можно попросить Тито. Говорят, этот старый фарцовщик может достать все, что угодно. «ТелКом Спринт» был в свое время лидером среди четырех операторов мобильной связи, работающих в городе. Нынче же работал только он да «GNG Stream», но покрытие восьмого района было крайне плохим, поскольку большинство подстанций остались без всякого обслуживания и постепенно выходили из строя, либо раздалбывались фарцовщиками и шпаной.
Здесь, в районе сорок восьмой, «Спринт» работать отказывался, поэтому Киту не оставалось ничего другого как, морщась от тошнотворного запаха, исходящего от трубки, быстро пролистать записную книжку, в надежде найти что–нибудь интересное. Но ничего интересного не находилось. Имена, фамилии… фамилии, имена… Все эти Томы, Эшли, Роджерсы, Свены и прочие ни о чем Киту не говорили. Он все быстрее и быстрее пролистывал список, просто так, от нечего делать, не в силах бросить начатое бесполезное и монотонное дело, чем вообще частенько страдают множество людей.
Долистав до тридцать шестого номера, он остановился. Стал медленно возвращаться по списку назад.
Ну да, вот он — номер двадцать девять.
Джессика.
Просто «Джессика» и все; и номер.
Конечно, любой нормальный человек сразу подумал бы: «Фу, да мало ли в городе Джессик!». Но не Кит сейчас. За последние сутки уже случилась пара невозможных совпадений, чтобы он мог просто так игнорировать еще одно.
Дав Робу двадцать минут, он поднялся и двинулся, под неутихающим дождем, через заросли сирени, в обход автостоянки, в сторону сорок третьей.
Сорок третья и прилегающие к ней сорок пятая и пятьдесят седьмая всегда были злачным местом. Еще до эпохи снука здесь верховодила группировка, торгующая наркотой. Здесь собирались проститутки и проституты, отмороженная молодежь и наркоманы, здесь была куча подпольных казино и неприметных магазинчиков, которые под невинными вывесками скупали и перепродавали краденое.
Сейчас сорок третья представляла и вовсе мрачное зрелище. По тротуарам, между домов, чьи стены еще хранили следы прошлой жизни — граффити, похабные надписи и рисунки — не боясь редких одиноких прохожих, шныряли крысы. От мокрой земли поднимался тяжелый смрад, издаваемый нечистотами и валяющимися тут и там полусгнившими трупами. Кажется, труповозки сюда вообще не заглядывали; недаром отсюда, с шестнадцатого квартала, начиналась эпидемия чумы, выкосившая половину левобережных районов.
На сорок третьей давно не жили нормальные люди, а гуимов в этих трущобах и подавно не было — те, которых до сих пор не убили, торопились убраться отсюда, если в них хоть сколько–нибудь еще теплился разум. Взамен приходили в опустевшие, населенные только крысами, дома самые последние отбросы больного общества — преступники, находящиеся в розыске, бродяги, потерявшие всё, всякого рода изгои, психи и уроды, от которых отказался даже восьмой район, хотя он–то всегда был относительно терпим к самым отвратительным людским недостаткам. Появляться на сорок третьей было опасно в любое время, а особенно гуимам и полицейским, потому что именно эти две категории живых существ были здесь ненавидимы больше всего. И ни те, ни другие не появлялись здесь, будучи в хоть сколько–нибудь здравом рассудке. В общем, шестнадцатый квартал давно стал отдельным государством, со своим правительством, собственной армией, парламентом и сводом законов.
Кит был наслышан об этом месте, но никогда не подозревал, что все действительно может быть так запущено. И с дрожью думал о том, что шестнадцатый квартал — это лицо всего левобережья, каким оно неизбежно рано или поздно станет.
Страшно было представить восьмой район лет через пять–десять. К тому времени здесь не останется, наверное, ни одного здравомыслящего человека, а те редкие экземпляры, которые сумеют сохранить личность, будут прятаться по подвалам, подземным коммуникациям и в чахлых рощах пригорода, всё больше зверея от голода, страха и полной безнадюги. И только снукеры с деревянными улыбками будут разгуливать по загаженным и смрадным городским улицам, пока не передохнут. И тогда, возможно, те из людей кто уцелеет, кто сумеет пережить этот апокалипсис, начнут потихоньку возвращаться в город, обживать его… Хотя, нет, вряд ли. Зачем им это? Лучше они найдут себе новое место. А этот ужасный умерший город останется валяться на земле дохлым черным пауком, и будет источать зловоние и ужас еще полсотни лет, пока трупы не сгниют, улицы не зарастут кустами и травами, дома не обратятся в руины… И где–то в этом мертвом городе, на одной из его тихих улиц, будут валяться и его, Кита, останки. Время и черви сотрут с его лица идиотскую улыбку гуимплена, и только ветер будет посвистывать в ребрах да голуби станут изредка отдыхать на желтом черепе…
Кит давно смирился с тем, что перспектив у него нет никаких. Ход его жизни был предопределен, как и жизненный путь тысяч других жителей восьмого района. Рано или поздно он станет гуимом. Пусть пройдет даже пять лет или десять лет. Все равно, когда–нибудь у него не останется сил бороться, болезнь или возраст доканают его, и тогда, однажды, проходя где–нибудь по пустынной двадцать девятой, он почувствует укол. Быть может, он тогда уже настолько устанет от безнадюги, что даже не станет сопротивляться, когда улыбающийся счастливый гуим сделает шаг в его сторону. И тогда, если ему удастся сохранить разум, если снук не овладеет им сразу и навсегда, он поступит так же, как тот мужчина, найденный им сегодня на четвертом этаже бывшего часового завода…
