— В этой стране едят только говядину и свинину. У меня был знакомый из Америки, и вот рассказывал…
— А пьют они много, и только спиртное, — произнес братец, черпая из собственного источника информации. — А воду и молоко не пьют вовсе.
И прибавил:
— А женщины у них распущенные. Я видел их журналы про кино. Женщины у них встречаются с мужчинами не стыдясь, женят их на себе без долгих разговоров и валяются на солнце без одежды…
— Где это вы все видели? — поинтересовался Джаган.
Братец снова неопределенно помахал рукой, но Джаган не обратил на это внимания и прибавил:
— Может, все это неправда.
Ему не хотелось думать, что страна, в которую едет Мали, будет развращать его тело вином, женщинами и мясом, а душу — всякими другими вещами.
Внезапно он твердо сказал:
— Это невероятно. Мали останется здесь!
Братец цинично улыбнулся. На минуту Джагана пронзило подозрение: уж не его ли все это рук дело? Но тут же прошло.
Братец сказал:
— У него уже все готово.
— Без моего разрешения и поддержки?! — вскричал Джаган.
— В библиотеке есть машинка, и он отпечатал на ней все, что надо.
Не зная, сердиться ему или восхищаться, Джаган снова закричал, не думая о том, что говорит:
— Если они будут использовать библиотеку для своих гнусных делишек…
Братец спросил:
— Вам известно, что он ездил на несколько дней в Мадрас?
— В Мадрас? Без моего разрешения и поддержки? Не сказав мне ни слова? Я думал, он в своей комнате.
Он вспомнил, что иногда бумажки в пять рупий так и оставались на столе. Думая, что мальчик экономит, он прекратил выдачу денег в надежде, что сын попросит их у него сам.
— Он уже получил паспорт и все документы.
— А где он возьмет деньги на дорогу?
— Он говорит, деньги у него есть. Он говорит, что всегда знал, где у вас в доме хранятся деньги.
Джаган оторопел — впрочем, в душе восхитился сыном.
— Мальчик очень практичен, — сказал он с чувством.
Он помолчал, погрузившись в раздумье, а потом произнес, стараясь казаться веселым:
— Вы только подумайте, до чего он самостоятельный. Я всегда верил, что всякая сущность должна развиваться сама по себе, не полагаясь на внешнюю поддержку. Так сказано в «Гите»: «Всякая душа есть бог…»
— А бог всегда о себе позаботится, — заключил братец.
— В том-то и дело, — согласился Джаган, повторяя обрывки избитых истин, походя подобранных на жизненном пути или почерпнутых из беспорядочного чтения. — Вот почему я не хотел вмешиваться, когда он вдруг решил бросить учение. Я сказал себе: «Может, он хочет пройти школу жизни». И дал ему полную свободу.
Братец сказал:
— У меня точно такие же принципы. Я много знаю о людях, их трудностях и о мире. Но разве я ходил в колледж, чтобы постичь искусство жизни?
— И все же он думает, что может научиться писать в американском колледже. Вот что меня удивляет! — воскликнул Джаган посмеиваясь. — Ах, братец, будьте добры, постарайтесь остановить его, Не знаю, как я останусь без него один в целом доме. От этой мысли мне становится грустно.
— Да, да, постараюсь, — произнес братец машинально, без особой уверенности в голосе. — А знаете, у него все продумано, все до мельчайших подробностей. Ему уже шьют американскую одежду в Мадрасе.
— Я ему всегда говорил, чтобы он покупал себе побольше одежды. А за границей вообще надо всегда носить галстук и башмаки, с утра и до самой ночи. Нужна ему в чем-нибудь моя поддержка? — спросил жалобно Джаган, словно прося братца походатайствовать за него и все устроить.
— А что вы можете? — спросил братец грубо.
— В Мадрасе у меня есть друг, заместитель министра, мы с ним вместе сидели в тюрьме.
— Конечно, можно обратиться к вашему другу, но Мали в нашей помощи не нуждается. У библиотекаря есть брат, он работает в авиакомпании. Он ему все устроил.
— Он полетит? — спросил Джаган в ужасе.
— Теперь все летают.
Джаган чуть не заплакал.
— Пожалуйста, попросите его ехать морем. Это безопаснее. Я хочу, чтобы он был в безопасности. Не переношу самолетов.
— Он уже почти заплатил за билет, — сказал братец, наслаждаясь смятением Джагана.
— Это, должно быть, очень дорого, — лепетал Джаган.
— Но он, видно, нашел для этого деньги, — возразил братец.
— Конечно. Зачем мне деньги? Они все для него. Он может взять сколько хочет, — произнес Джаган, соображая меж тем, что нужно при первой же возможности проверить деньги, спрятанные на чердаке. А может, лучше перепрятать их в шкатулку, стоящую за изображениями богов в молельне?
В глухой полночный час он прислонил к дому лестницу и влез на чердак. Из спрятанных наверху пачек исчезло десять тысяч рупий. Он сделал быстрый подсчет.
— Четыре-пять тысяч рупий на дорогу, а остальное на одежду и прочее. Если ему понадобится, он попросит еще и, конечно, попозже — месячное содержание. Почему бы и нет?
Он услышал, как внизу хлопнула входная дверь, потушил фонарь и сидел притаясь до тех пор, пока, по его расчетам, Мали не заперся у себя в комнате. Он чувствовал себя взломщиком, а не человеком, к которому забрался вор.
5
Он и не думал, что будет испытывать такое превосходство над всеми. Теперь ему даже казалось, что из-за одного этого стоило расстаться и с деньгами и с сыном.
— Мой сын в Америке, — говорил он раз десять на дню, раздуваясь от гордости.
Он всюду опаздывал. Стоило ему по дороге в лавку заметить какого-нибудь случайного знакомого, как он преграждал ему путь и, вместо того, чтобы говорить, как обычно, о погоде и политике, наводил осторожный разговор на Америку и на живущего там теперь сына. После многих дней безнадежного ожидания он получил наконец яркий авиаконверт, испытав при этом почти такую же радость, как если бы Мали вернулся домой. У него не хватило терпения прочитать напечатанное на конверте указание: «Чтобы вскрыть письмо, разрежьте его здесь»; он засунул палец в сложенный пополам листок и отчаянно рванул. Листок разорвался пополам — пришлось склеивать его, словно головоломку для отгадки. Письмо было коротким.
«Прибыл. Нью-Йорк большой. Дома очень высокие, не как у нас. На улицах тысячи машин. С едой плохо. Я в общежитии. С той недели иду в школу».
Джаган прочитал письмо с удовольствием, хотя его и встревожило, что сын написал «школа», а не «колледж». Письмо пришло утром, и он просидел на скамейке в холле около часа, размышляя над его содержанием, вчитываясь в каждое слово и стараясь представить себе Мали в огромном мире. Ему нужно было с кем-то поделиться хорошей новостью. Он зашел в первую открытую дверь — это оказалась типография «Правдивый печатник». Натарадж сидел у конторки, как всегда приветливый и радушный. Дверь была приоткрыта, и, когда Джаган заслонил ему свет, Натарадж оторвался от гранок и улыбнулся. Джаган тут же сообщил:
— Мали прибыл…
— Вы получили телеграмму?
— Нет, что вы, он ведет себя очень разумно. К чему тратить десять рупий, когда достаточно десяти центов… Кстати, сколько будет цент на наши деньги?
Натарадж произвел быстрый подсчет. Доллар, как говорил ему один клиент, стоит пять рупий, на черном рынке за него дают семь. Государственная же цена доллара — четыре с лишним рупии, и если в каждом долларе сто центов…
Он отказался от попытки все перемножить и разделить и решил переменить тему:
— Вы скоро получите гранки своей книги.
— Да-да, знаю, раз вы за что-то взялись, то уж так не бросите. Как вам известно, я написал эту книгу не ради денег — это мой вклад, мое служение…
Затем Джаган переключился на Америку:
— Там огромные здания и множество автомобилей. Надеюсь, у мальчика будет комната на первом этаже, а не где-то в небе.
— Наши юноши очень умны, — сказал Натарадж. — Они нигде в мире не пропадут.
Согласившись с этим приятным наблюдением, Джаган сделал шаг вперед, оторвавшись от дверного косяка, и продолжил свой путь в лавку. На углу улицы Кабира он увидел адвоката, специалиста по отсрочкам. Джаган радостно захлопал в ладоши и остановил его. Он мог позволить себе эту вольность — когда-то они учились в одном классе в миссии Альберта, а потом вместе участвовали в Национальном движении (только адвокат с присущим ему изяществом избежал тюрьмы). Адвокат улыбнулся, обнажив голые десны с единственным зубом, и, почесав присыпанную серебряной пылью небритую щеку, сказал:
— Мне надо домой. Меня там ждут клиенты.
— Я задержу тебя всего на одну минуту, — сказал Джаган. — Я уверен, что ты будешь счастлив узнать: Мали прибыл.
— Ты получил телеграмму?
Что это с ними со всеми? Джагана раздосадовала эта страсть к телеграммам.
— К чему тратить десять рупий, когда письмо за десять центов идет всего четыре дня?
