Совершив, таким образом формальный акт наведения порядка, я сбегал на сеновал. В отличие от предыдущего села, здесь сено было прошлогоднее, а может даже и позапрошлогоднее, слежавшееся, затхлое, аж почерневшее от времени. Я побрезговал на таком спать, поэтому умыкнул от лошадей охапку соломы и насыпал на полати, всё как ни есть, а чище и поудобнее, чем на голых досках сомнительной чистоты спать.
Сверху набросил выданное сердобольной Кларой солдатское одеяло. Заложив дверь на засов, я вытащил кусок колбасы, краюху хлеба и два яйца из «реквизита» Зубатова, и принялся обстоятельно ужинать. По мере уничтожения запасов, жизнь, казалось, начинает налаживаться. Уже буквально через полчаса я весело насвистывал фривольный мотивчик из Шарлота.
Очевидно от запаха колбасы под полом зашебаршило. Причем точно не мышь.
«Крыса», — расстроенно решил я. И вот как теперь спать? Она же ночью и укусить может. А если не одна?
Нет, я не боюсь всего этого, но не хотелось бы какую-то заразу подхватить. В эти времена, я помнил, с медициной было очень плохо. Да и где тут, в глухом селе, медицина эта?
Ну и что же мне теперь делать? Проситься к товарищам не вариант, не пустят, да и засмеют. Ночевать в фургоне — холодно.
И тут я сообразил. Когда мы подъезжали, я заметил на улице кота, молодой, почти котёнок. Но мне важно, что он будет мяукать, плюс запах. Крыса точно на запах кота не полезет.
Задумано — сделано. Сгонял на улицу, и уже буквально через пару минут сидел на своей «постели», держал кота на руках, гладил его и улыбался его тракторно-мерному урчанию.
— Как тебя зовут? — спросил кота я.
Так как кот мне ничего не ответил, я ему сказал:
— Значит, буду называть тебя Барсик.
Барсик не возражал. Я немного ещё почесал его за ушком и приготовился ложиться спать. Завтра вставать хоть и не рано, но нужно подумать о том, где добывать еду. Здесь жить десять дней. Кормить меня в коллективе явно не намерены, а запасы Зубатова могут скоро и неожиданно закончиться.
— И вот что мне делать? — спросил я Барсика.
Но тот в ответ вдруг зашипел, выгнулся дугой, шерсть у него на загривке встала дыбом, глаза засверкали. Царапая мне руки, он принялся всё сильнее и сильнее вырываться. И уже не шипел, а буквально орал дурниной.
— Тихо ты чего? — попытался успокоить его я.
Но Барсик ещё сильнее зашипел, зарычал. При этом он смотрел куда-то мне за спину. Машинально я повернул голову и мои волосы тоже встали дыбом.
Можете себе представить, сидите вы в тёмной избе, свет только от тонкой коптящей лучины, и тут внезапно прямо посреди комнаты появляется призрак.
— Ты что за хрень такая⁈ — прохрипел севшим голосом я.
Глава 4
— Ты что, меня видишь? — призрак настолько удивился, что аж завис, словно ледяная сульптура, но замерцал ещё больше.
С виду он напоминал лишенный плоти голый скелет, примерно такой же, как был у нас в школьном кабинете биологии, но с тем отличием, что наш школьный скелет был вполне осязаем, хоть и слегка покоцан, из гипса, а этот выглядел словно кости на рентгеновском снимке. И вдобавок пошло мерцал, как невыключенная новогодняя ёлка первого января в полдень.
— В-вижу, — ответил я совершенно растерянно.
— Это невозможно! Ты человек!
На эту тираду я не нашелся что возразить, и поэтому просто пожал плечами и развёл руками.
— Ты не можешь видеть меня, смертный! — не унимался призрак-скелет, очевидно приняв мой жест за выражение крайней непочтительности.
— Но вижу, — примирительно сказал я. — Сам удивлён не меньше.
— Вон из моей избы! — проскрипел призрак, уставившись на меня пустыми глазницами.
Я подошел к нему и потыкал рукой. Рука свободно прошла сквозь.
— Да ты обычное привидение, — зевнул я, всяких «Охотников за привидениями» и «Сверхъестественного» я насмотрелся в той жизни столько, что ой, и вполне себе знал, что если их не бояться, то ничего они сделать не могут, ну максимум — это сбросить спичечный коробок со стола на пол. Спичечного коробка у меня не было, стола тоже, так что я не стал переругиваться с непонятным призраком, за день устал и вымотался с этим переездом очень, поэтому завалился на полати и уснул крепким сном.
Утром, едва только забрезжил рассвет, меня разбудил крик петуха. Горластая скотина устроилась под окном и орала во всё горло дурниной.
— Пшёл вон, дебил! — я выскочил во двор и пугнул наглую тварь.
Петух, грузно спрыгнул на землю, обиженно покосился на меня налитым кровью глазом и поскакал прочь, но недалеко. Там он вспрыгнул на небольшой плетеный заборчик и опять заорал не своим голосом. Я поднял гнилое яблоко и метнул в дебила.
Не попал, но петух позорно бежал. Поле боя осталось за мной.
Сделав свои дела, я вернулся обратно в затхлость старого помещения. Улёгшись на смятую постель, я повернулся на бок, намереваясь подрыхнуть еще часика два. Мои коллеги всё равно раньше обеда не проснутся, так что нет смысла суетиться и мне.
— Человек, эй! — призрак вновь возник и решил обозваться. В свете утренних лучей солнца он мерцал не так интенсивно.
— Отстань, дрыщ, — вяло огрызнулся я, настроение с утра у меня обычно ни к чёрту. — Дай поспать.
— Ты не должен меня видеть! — опять напомнил мне призрак, — это невозможно!
— Слушай, ты дашь мне поспать или нет⁈ — вызверился я. Заколебал уже этот пасторальный зоопарк, сперва петух, теперь вот этот с утра нудит.
— Ты что меня не боишься? — удивился призрак.
Вот привязался с утра!
— А что тебя бояться? — развернулся к призраку я. Сон пропал. Они с петухом разбудили меня окончательно.
— Ну как же… — сказал призрак и замерцал более интенсивно, видимо, с целью попугать меня.
— И что дальше? — зевнул я и опять потыкал в рентгеновское мерцание рукой, — банальная рефракция и интерференция. Любой школьник знает.
— А знаешь, ты какой-то странный, как для человека, — сказал призрак. — Не боишься меня, не кричишь, в обморок не падаешь.
Я спорить не стал.
— А как тебя зовут? — спросил я, чтобы поддержать разговор. — Нормально же общаемся, а имени твоего не знаю.
— Енох, — важно надувшись, торжественно сообщил призрак скелета.
— Это что за имя такое?
— Так звали ветхозаветного святого! — проинформировал меня Енох. — Седьмое колено от Адама, между прочим.
— А меня — Генка, — сообщил я призраку имя хроноаборигена, в которого вселился позавчера. — Кстати, интересно, а ты давно здесь, Енох?
— Давно. Очень давно, — тоскливо прошелестел призрак.
— А наружу, во двор, выходишь?
— Увы, нет. Я привязан здесь. И моё существование ограничено стенами этой скорбной обители.
— То есть если завтра сельсовет снесет этот дом, то и ты исчезнешь? — уточнил я, и с подвыванием потянулся.
— Ну, рациональное зерно в твоих словах есть, Генка. Хотя и не совсем так.
— А как?
Призрак долго колебался, но в конце концов сказал:
— Здесь есть место, где я нашел свою смерть. Моя кровь когда-то пропитала доски. Понимаешь?
— То есть теоретически, если оторвать доску, то ты сможешь перемещаться вместе с нею? — заинтересовался я.
— Не знаю. Вряд ли, — забеспокоился призрак. — Ты явно что-то задумал, Генка.
— Да нет, я так просто спросил, — сказал я. — А вообще, я тут чуть больше недели поночую, и потом мы переедем в другое место, согласно графику. Так что не беспокойся, Енох. Твою тайну никто не узнает. Тем более, что кроме меня тебя больше никто не видит. А меня скоро здесь не будет.
Но призрак забеспокоился, замерцал. Очевидно, он долгое время уже находился здесь сам, и соскучился по нормальному общению. А тут появился я. Полноценный собеседник. И он аж воспрял. Но моё заявление, что я тут ненадолго, повергло его в шок. Я видел, что он остро боялся одиночества. Не хотел опять остаться сам в пустом ветхом доме.
Я прекрасно понимал, что творится у него в душе (если, конечно, у призраков души существуют. Ну или что там у них вместо этого), и не мешал. Пусть нормально отрефлексирует. Любое решение человек (или призрак) должен принять сам. Ну или должен думать, что сам.
