И, вероятно, мы бы все тут полегли, так как положение наше казалось безнадёжным. Но в этот миг произошло ещё одно невероятное событие, словно мы магнитом притягивали их к себе.
Из леса с хриплыми криками выскочили оборванные мужики в засаленных армяках. Они выглядели настолько дико, что я сперва принял их за мертвяков. Но — нет. Они были вполне себе живыми людьми, но крайне запущенного вида. Криворожие, немытые, небритые, одутловатые, с гнилыми зубами и рябой кожей.
Они всей гурьбой в тридцать-сорок рыл стали палить в монстров из стареньких ружей и видавших виды винтовок с потёртыми прикладами. Пули, более крупного калибра, чем револьверные, стали рвать плоть лягушек-переростков.
Но чудовища не свалили в туман, пропахший порохом. Они словно были лишены чувства самосохранения. Мамаша ринулась на лесных людей, а остатки выводка устремились за ней.
Я же решил под шумок свалить отсюда. Мне категорически не нравились как монстры, так и мужики, пришедшие нам на выручку. Поэтому я махнул Корбутовым рукой и заорал:
— В лес! В лес!
И подавая пример, ломанулся к деревьям, утопая по щиколотку в вязкой грязи. Она буквально засасывала сапоги. Но мне всё равно удавалось кое-как бежать.
Параллельно мой лихорадочный взор скользил по поляне, оглашаемой криками и выстрелами. Твою ети! Корбутовы побежали в лес, практически перпендикулярно от выбранного мной направления. Ай, чёрт с ними, потом пересечёмся. А вот неизвестные оборвыши вполне усмешно добивали чудовищ.
Окровавленная громадная самка уже лежала на боку и жалобно стонала, а парочка её отпрысков пыталась защитить мамашу. Но мужики умеючи расстреляли их. Они явно уже не в первый раз имеют дело с такими существами.
Правда, чуваки из леса всё-таки потеряли четверых бойцов в этой битве. И такое же количество людей оказалось ранеными: одни болезненно завывали, а другие — хриплыми, пропитыми голосами призывали помочь им.
Между тем я первым из Корбутовых достиг края поляны и едва не налетел на здоровенного детину с перебитым носом. Он неожиданно выскочил из-за дерева и угрожающе занёс кавалерийскую саблю с выщербленным лезвием. А я не стал разбираться, что да как, и, не мудрствуя лукаво, вбил носок сапога в «бубенцы» детины. Он тотчас издал болезненный стон, мучительно согнулся и раззявил щербатую пасть, из которой тянуло луком и брагой. Я тут же выхватил саблю из его мозолистой ладони и добавил пинок в грудную клетку мужика. Тот рухнул на землю и скорчился в позе эмбриона, прижимая руки к паху.
Всё, путь в лес был открыт. Но, прежде чем рвануть в него, я оглянулся и успел заметить фиаско Санька. Ему хватило всего одной оплеухи немолодого амбала — и он как подкошенный рухнул в грязь. Обидчик сразу же наступил ему облепленным чернозёмом сапогом на курчавую голову и достал из ножен саблю. И никто из братьев не успевал помочь Шурику…
Алёшка извивался в грязи, словно уж с щегольскими усиками, а мужики азартно дубасили его ногами. Илья стоял на коленях и ему в лоб смотрел ствол винтовки. А у меня кончились патроны в револьвере.
Но амбал не стал убивать Санька. Он грубо приставил к его шее кончик сабли и обежал поляну налитыми кровью глазами. Естественно, он заметил меня, мучительно мнущегося у кромки леса.
Глядя на меня, мужик зычно заорал:
— А ну подь сюды! Иначе головешку срублю этому пентюху! И вон тех обрыдков мы тоже отправим прямиком к богине Маре.
Под «обрыдками» амбал имел в виду моих братьев.
— Твою мать, — зло выдохнул я себе под нос, разглядывая «собеседника».
Его жёсткое лицо могло похвастаться глубокими морщинами, орлиным носом, цепкими голубыми глазами и ухмылкой, напоминающей оскал ножа. Волосы же амбала оказались стянутыми на затылке в грязно-седой хвост. И выдержкой мужик явно не обладал…
— Чего телишься?! Сюда иди! — яростно заорал он и надавил на саблю. Её кончик чуть-чуть разрезал кожу на шее Шурика. И тот болезненно запищал, хлопая из-под сапога бандита перепуганными глазами.
— Иду, — буркнул я и поплёлся к довольно оскалившемуся мужику.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Его подельники сразу же схватили меня, достали верёвку и связали руки за спиной. То же самое они проделали и с остальными Корбутовыми.
Я подметил, что больше всех огрёб Алёшка. Его губы превратились в лепёшки, левый глаз уже начал заплывать, а нос смотрел в сторону.
Но хорошо хоть они не убили нас.
Зато бандиты весьма профессионально обшарили наши карманы. Так я лишился пятидесяти трёх рублей, а Илья — рунной сабли и перстня княжны. Их с довольной улыбкой прибрал к рукам амбал, который, скорее всего, является местным вожаком или атаманом.
У Алёшки тоже изъяли все хоть сколько-нибудь имеющее ценности. А вот с Шуриком разбойники обломались. У него отыскался лишь огрызок карандаша и завёрнутый в бумажку карамельный «петушок» на палочке. К тому же конфета оказалась частично покрыта крошечными тканевыми катышками. Но бандитов это не смутило. К моему удивлению, они чуть не передрались из-за «петушка». Пришлось атаману разнимать их. Потом он разломал конфету на несколько частей и всучил каждому сластёне по кусочку.
А я между тем позвал его, воспользовавшись моментом:
— Эй, мужик! Что вам от нас нужно?
— Скоро узнаешь, — криво усмехнулся он и глумливо добавил: — Пущай дрожит твоя барская душонка.
Оборванцы поддержали его взрывами грубого хохота, взяли нас в «коробочку» и повели в глубь леса, перекидываясь тупыми остротами. Я понял по их пышущим ненавистью рожам и шуточкам о зажравшихся аристократах, что налицо классовая вражда. Но на кой хер они тогда спасли нас, потеряв четверых своих?
Кстати, трупы и уж тем более раненых мужики взяли с собой и понесли их на себе. Но разбойники совсем недолго сгибались под весом тел. В ста метрах от поляны обнаружились две телеги, запряжённые зомби-лошадьми. Покрытая трупными пятнами кожа туго обтягивала грудные клетки и черепа некроживотных, а их ноги и крупы оказались чистыми от любой плоти. Они представляли собой жёлтые кости, скреплённые серыми хрящами.
Шурик как увидел их, так сразу же тихонько запричитал:
— Куда же нас забросило? Боженька, не дай нам пропасть…
— … Тише с боженькой. Если ты не забыл, то местные Мару поминали. И вряд ли они религиозно терпимые люди, — мрачно буркнул я, окинув тяжёлым взглядом мужиков.
А они тем временем стали укладывать на одну из телег трупы и раненых. И туда же отправили наши сумки. Потом атаман подошёл к другой телеге, с грохотом откинул дощатый борт, посмотрел на нас колючими зенками и картинно лебезящим голосом проговорил:
— Карета подана, ваши благородия.
Мужики поддержали его весёлым хрюканьем. А я сдвинул брови над переносицей и холодно отчеканил:
— Твой гнев направлен не на тех людей. Мы не сделали вам ничего плохого…
— … Вы все дворяне мазаны одним миром! — перебил меня атаман под одобрительное гудение разбойников. — Из-за таких, как вы, мы ушли из деревень и городов! Ходите, носы свои задрали, а на простых крестьян и горожан плюёте. За людей нас не считаете!
— Не все дворяне одинаковые. Мы выросли в провинции. И понимаем, как тяжело простому люду, — попытался я достучаться до главаря. Но в его глазах царила непрошибаемая лютая ненависть. И он даже не дал мне договорить. Резко приказал своим людям: — На телегу их! Хватит с ними лясы точить! Пущай неизвестность жрёт их сальные умы!
— Ответьте хоть, куда мы попали?
Но никто не удосужился отреагировать на мои слова. Вместо этого мужики без труда подняли нас на руки и по одному закинули на телегу, точно мешки с картошкой. Я больно приложился плечом о доски и процедил пару забористых ругательств. Братья тоже приземлились не особо удачно. Но только Шурик застонал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
После этого лошади, повинуясь приказу атамана, покатили за собой через лес допотопные транспортные средства.
Разбойники же пошли рядом с нашей телегой, внимательно следя за нами злыми глазами и держа оружие под рукой.
М-да… под таким наблюдением побег явно не удастся. Похоже, придётся пока отдаться на милость случая. А там авось выкрутимся как-нибудь.
