— Получилась химера, — сказал он. — Ты устроила межвидовое скрещивание, использовав человеческие гены!
Ветхозаветный упрек, она предполагала услышать его. Но было что-то еще в его голосе. Страх. Миранда не подозревала, что он знаком отцу. Тот был страшно потрясен.
— Он безобидный, — сказала она.
— Миранда, — провозгласил он. — Он не более чем гнусная тварь.
Миранде захотелось высмеять его формулировку. Что дальше — сжигание на костре? Но она сдержалась.
— Ты ведь даже не видел его. Он замечательный. Ты не поверишь, что я открыла. Нечто совершенно изумительное.
Миранда заметила, как гнев отца тает, уступая место любопытству. Не обольщайся, одернула она себя, любознательность многим ученым кружила голову, только не Полу Эбботу. Такова была его натура. Ему хватало самообладания придушить свою интеллектуальную заинтересованность, прежде чем она даст цепную реакцию. Миранда с сожалением поняла, что у отца нет уязвимых мест. Дочери, как правило, имеют хоть капельку власти над отцами. У Миранды даже этой малой толики не было.
— Иди сюда, — позвал он. — Прошу тебя. Подальше от воды.
«Да что не так с водой?»
— А меня выслушаешь? — попыталась найти компромисс Миранда. — Без предвзятости. Объективно.
— Да, — сказал он. — Поднимайся.
По гигантским ступеням карьера она взобралась с пакетами рыбы в руках и встала рядом с отцом.
Оба застыли в изумлении: как выросла девочка! Миранда всегда казалась высокой. Сейчас она могла смотреть ему прямо в глаза. Эббот сделал движение, которое могло показаться увертюрой к объятию или попыткой обрести душевное равновесие. Для него любовь и чувство собственного достоинства были тождественны. Рука Миранды на мгновение зависла в воздухе, а потом она подалась к отцу и коротко обняла его, чуть повернувшись боком, чтобы он не почувствовал, как заметно округлилась грудь. Ее женственность его не касается.
— У тебя опять новая прическа, — отметил он.
Уже восемь месяцев. Волосы-змеи. А-ля Эйнштейн.
— Заметил, — усмехнулась она.
«А меня ты разве не помнишь? — так и подмывало ее спросить. — Я же твоя дочь». Но он ведь неуязвимый, и она знала это.
Эббот аккуратно поддернул рукав, чтобы взглянуть на часы.
— Десять минут, — объявил он ей, затем вытянул руку и дважды растопырил пятерню.
Десять. Он подает сигнал.
Миранда обвела взглядом лес: кто бы ни пришел вместе с ним — его водитель, помощник или директор лаборатории, — он где-то укрывался, пока Эббот вел разговор тет-а-тет со своей блудной дочерью. И тут в дальнем конце карьера она уловила движение. Кто-то в камуфляже: солдаты, браконьеры или биологи, работающие в полевых условиях.
Она надорвала газету, в которую был завернут окровавленный кусок трески.
— Лови!
Миранда бросила рыбу отцу. Тот поймал ее в нескольких сантиметрах от выутюженных слаксов.
— Ну ладно, — сказал он, держа сырую рыбью плоть в руке. — И что же дальше?
Оба как будто почувствовали, что напряжение спало, хотя он слегка сердился из-за потерянного впустую времени, а она, всегда бойкая на язык, была готова защитить себя.
— Это завтрак называется, — сказала она. — Брось ему.
Отец подкинул рыбу, и та шлепнулась на тонкий лед. Стали ждать. Уинстон не показывался.
— Боится, наверное, — предположила Миранда. — Он никогда не видел мужчин.
— А он что — видит нас? Сквозь лед?
Отец на пол шага отступил от края.
— Не волнуйся, людей он не ест.
— Пока.
— Не глупи. Мы проверяли на кузнечиках, — весело объяснила она. — Уинстон питается исключительно рыбой.
— Значит, ты не видела останки животных?
Он не задавал вопрос — ставил капкан.
— Не поняла: ты о чем?
— Кости. Тушка. Яичная скорлупа и перья. Все это разбросано по земле в лесу. Уинстон — отличный охотник. Перечень видов впечатляющий. По сути дела, он очистил лес от птиц и животных в радиусе полумили. Всё — от мышей, белок и енотов до сов и соек. Даже олень, хотя точно не известно, то ли он его ранил, то ли охотники.
Пытаясь скрыть шок, Миранда повернулась к воде. Уинстон выходил из карьера? Захотел попробовать новую пищу? Взбирался на деревья? Бегал по земле? Убивал? Ее страшно обеспокоило то, что он имел тайную жизнь, о которой она ничего не знала.
— Да в нем же весу от силы сорок фунтов… — проговорила она.
— И еще не весь материал исследован, — продолжал отец. — Но абсолютно ясно: твое детище становится все более наглым. Рацион его питания расширяется концентрическими кругами. Поначалу он осторожничал и держался жилища, не отходя далеко. Но последнее убийство этот монстр совершил в миле отсюда. Если хочешь знать, это и заставило нас подумать о карьере. В контору шерифа вчера утром позвонила домовладелица. Женщина не видела, как все произошло, — лишь то, что осталось. Ее собака — золотистый ретривер — только что ощенилась. Уинстон разорвал мамашу в клочья и сожрал почти весь приплод.
— Я тебе не верю, — автоматически вырвалось у Миранды. — На острове хватает зверья. Хищники всех видов. Лисы. Койоты.
— Миранда, одного щенка он прихватил с собой. Поиграть. — Отец показал на дерево, склонившееся над карьером. Миранду передернуло от жуткого зрелища: щенок висел, как брошенная на ветку тряпичная кукла. — Он сломал ему лапы и оставил висеть там. Можно только гадать, чего ради он это сделал. Решил прихватить трофей? Или перекусить ночью?
От шматка рыбы на льду, еще хранящего жар ее тела, поднимался легкий парок. Наконец Миранда проговорила:
— Я никаких подобных злодеяний не замечала.
— Наверное, ты и не должна была видеть их.
Она хмуро взглянула на отца.
— Зону вокруг твоих тропинок он сохранял нетронутой, — ответил отец. — Не исключено, что свои убийства он от тебя скрывал.
Странно… Тут что-то не так… Однако Миранда не могла больше сдерживаться. Ужас душил ее.
— Уинстон… — чуть слышно позвала она, обращаясь скорее к себе.
Затем повернулась к отцу:
— И ты можешь объяснить, что все это означает?
— Не имею ни малейшего понятия.
Она вдруг пришла в сильное возбуждение.
— Самосознание. Интеллект.
— Миранда, оставь…
— Да ты не понимаешь! Его когнитивные функции… просто невероятные.
В этот момент оба заметили темный силуэт подо льдом: он двигался с бесшумностью растекающихся чернил. Широкая спина в долях дюйма от поверхности воды переливалась от пурпурного к оранжевому — скорее дух, чем тело. Отец показал рукой. Миранда кивнула. Это был он.
Тень вдруг описала стремительную дугу, и кусок трески исчез. Все произошло в одно мгновение, они и опомниться не успели. Во льду осталась лишь дыра размером с рыбу.
Отец издал звук, похожий на шипение выходящего из лопнувшего шарика воздуха. На какой-то момент он застыл в изумлении, совершенно ему не свойственном.
— А он вернется?
— Да.
Миранда знала, как отыскать Уинстона: по тянущимся за ним пузырькам воздуха. Она удивилась радости, которую вызвало у нее появление монстра. Ведь не еда заставила его подняться сюда из глубин — это было очевидно. Он и без того прекрасно умел удовлетворять свои потребности. Его привлекла утренняя зорька: Уинстон любил солнечные лучи. И ее, Миранду. Такое простое объяснение. А как, интересно, смотрелся свет наступающего дня из-подо льда? Наверное, как полог из радуг, подумалось ей.
И тут, вспомнив о совершенных им убийствах, Миранда почувствовала себя преданной. И дело не только в них. Не охотничьи проделки разочаровали ее, но его взросление. Она вдохнула в него жизнь, и вот он перерос границы ее понимания и больше не зависел от нее.
— Где он? — спросил отец.
Уинстон внезапно выскочил на поверхность. Взорвав лед фонтаном осколков, он словно завис в воздухе. Живот его был цвета созревшего цитруса. Изогнувшись, он с громким треском пробил зеркало льда — и был таков.
— Бог ты мой! — прошептал отец.
«Молодчина, Уинстон», — похвалила его про себя Миранда.
— Красавчик, правда? — вслух проговорила она.
Отец был в шоке.
— Ну и морда… — Он успел рассмотреть ее.
— Уинстон очень эмоционален. — Выделяй положительные моменты, подумала она. Тяни время. Дай им привыкнуть друг к другу. — Он умеет улыбаться, хмуриться, выражать страх, сожаление.
Миранда развернула второй сверток, с омаром — Уинстон обожал его.
— Уинстон, — позвала она и высоко подбросила угощение.
Монстр изогнулся дугой, чтобы поймать его, и, падая, пробил тонкий лед. И вновь гладкая кожа сверкнула в лучах солнца, перепончатые лапы оттолкнулись от воды, руки распростерлись в стороны. Его естественная грация лишь усиливала причудливость этого зрелища. С головой и лицом примата, без единой шерстинки, он был помесью нескольких существ, не являясь ни одним из них. Уинстон поймал омара пальцами с короткими суставами и воскового цвета когтями с темно-красными кончиками; ладони же были белыми. Миранда брала в руки эти пальцы — на их кончиках были завитушки папиллярных узоров. Уинстон имел отпечатки пальцев. И ясные зеленые глаза.
