Он повернул крест несколько раз. На тыльной стороне, в самой середине, красовалось багровое восковое пятно с оттиском епископской печати. Никосу она показалась незнакомой. Маленьким фотоаппаратом он сделал несколько снимков, затем по кусочкам сковырнул воск. Поверхность под ним оказалась сплошной.
— Никогда не знаешь, где сыщется дверь, — проговорил он. — Зачастую хранилище крепится на петлях сбоку или сверху, иногда в поверхность встроена потайная крышка или в тыльной части делается наглухо закрытая полость. Но некоторые бывают особенно замысловатыми. Умельцы в давние времена мастерили настоящие клетки-головоломки.
Вооружившись инструментами ювелира, Никос обследовал крест, касаясь его в различных местах. Он нажимал на драгоценные камни, усеивавшие крест спереди, словно на кнопочки дверных звонков.
— Едва ли не все старинные хранилища имеют скрытые замочки, тайники, даже ложные капсулы, — объяснял он. — У меня был горький опыт. Моя неуклюжесть погубила несколько древнейших реликвий. Здесь главное — иметь терпение и размышлять, как создатель головоломки. Это игра. Он против нас.
Никос поднял глаза на египтянина:
— Хочешь? Попробуй, найди задвижку, наборный диск или точку нажатия.
Египтянин с радостью согласился.
— А вдруг сломаю?
— Значит, и я наверняка сломал бы. Ты же хирург, а я всего лишь старый моряк.
Египтянин взял стоматологический зонд и иглу для анатомического препарирования и склонился над лупой. Он увидел на аметисте в центре вертикальной поперечины креста едва заметный налет ржавчины по краям, совсем не похожий на свинцовый припой, чуть проступавший вокруг других самоцветов.
— Что ты скажешь об этом? — спросил он.
Никос вгляделся из-за его плеча:
— Ты гений. Похоже, там что-то есть.
— Ну, тогда принимайся за дело.
— Почему, это твое открытие.
Египтянин обрадовался. Он буквально упивался расследованием и, приступая к разгадке реликвария, ощущал себя шахматистом. Он снял чешуйки ржавчины. Очевидно, под аметистом находится какой-то железный механизм. Он осторожно нажал на камень — ничего не произошло.
— Может, я что-то не так делаю?
— Кто ж его знает? Эти «коробки» бывают такими хитрыми. Некоторые внутри напоминают сложные устройства. Продолжай.
— Отлично, — выдохнул египтянин.
Ювелирным инструментом он хотел поддеть фиолетовый камень, но тот сидел прочно. Египтянин сдался. Он никогда не простит себе, если повредит сокровище друга.
— Лучше ты, — попросил он. — Пожалуйста.
— Давай вместе, — сказал Никос.
Он взял шприц, заправленный графитовой смазкой, и ловко заключил аметист в кольцо из черных капелек. Дожидаясь, пока смазка медленно просочится в заржавленный механизм, Никос продолжил рассказ:
— Ты, наверное, знаешь: иудеи, как и протестанты, решительно отрицают все, что касается священных реликвий. Но в Книге Царств Ветхого Завета описывается чудесное воскрешение мертвого воина, после того как его тела коснулись кости пророка Елисея. Древние израильтяне приписывали чудесные силы своим умершим святым — пророкам — еще за столетия до рождения Иисуса. Это навело меня на кое-какие мысли.
Он умолк и затем предложил:
— Попробуй снова.
Египтянин приложил кончик стоматологического зонда к шероховатости на поверхности камня. Чуть надавил — никакого эффекта. Никос вновь взял шприц и окружил камень еще одним кольцом смазки.
— Искусство — суть подражание. — Он показал на картины на стене. — Кунс подражает Рубенсу, который, в свою очередь, — более ранним художникам. «Погребальное» искусство не стало исключением. Я пришел к выводу, что ранних христиан создавать такие вот миниатюрные гробницы вынуждала среда обитания. Они жили во времена Римской империи. Умельцев из десятков стран забирали в Рим. Из твоей страны, кстати, тоже. Их древние навыки распространялись в тех самых краях, где христиане подвергались гонениям.
Египтянин коснулся креста.
— Думаешь, его изготовил один из моих предков? — спросил он, пораженный этой идеей.
— Ну, не обязательно именно этот крест, — ответил Никос. — Но от кого-то же христиане научились мастерить «клетки-головоломки». У некоего умельца высочайшей квалификации в отмирающем искусстве консервации мертвых. Это объясняет, отчего некоторые из самых ранних реликвариев так сложны. Как «мины-ловушки» в ваших гробницах и пирамидах, они препятствуют непрошеным гостям.
Египтянин взглянул на Никоса.
— Боюсь, мы позабыли секреты нашего искусства, — сказал он. — Твоя головоломка мне не по зубам.
Никос улыбнулся. Перевернув карандаш тупым концом вниз, он пристукнул по аметисту. Розовый ластик ударил прямо в его центр. Камень чуть просел в оправе, внутри щелкнул металл. В верхушке креста отскочила маленькая крышка.
— Получилось, — сказал Никос.
Они напоминали двух мальчишек, колдующих над моделью самолета, только они не созидали, а разрушали. Ни тот ни другой не обращал внимания на темноту, медленно обволакивающую гомеровское море цвета темно-красного вина. Поставив крест вертикально, они сняли крышку и посветили внутрь. На донышке оловянной полости виднелась замочная скважина.
— И что теперь? — проронил египтянин.
Никос продемонстрировал набор отмычек. Минут десять он всячески изощрялся, меняя зонды и углы их наклона. После третьей инъекции смазки замок сдался. Открылась вторая крышка, и ее осторожно сняли пинцетом. Далее, казалось, тупик, но, когда Никос погрузил в полость зеркальце дантиста, под скрытой планкой обнаружился маленький крючок.
Так, шаг за шагом, они разобрали потайной механизм коробки — на редкость хитроумное устройство. Никос показал себя искусным мастером, способным преодолеть сложные защитные барьеры. Спустя час они услышали три отчетливых щелчка.
— Только не это! — охнул Никос. — Он самоуничтожается. Эти штуки иногда оборудованы механизмом, разбивающим капсулы и реликвии внутри них.
Однако, как выяснилось, звуки издали открывающиеся задвижки. Вся передняя поверхность креста приподнялась на четверть дюйма. Никос переглянулся с другом и внял приглашению, аккуратно отделив кончиками пальцев лицевую часть креста.
То, что открылось внутри, изумляло. Словно металлические органы и кровеносные сосуды, предстали их взору секреты искусного ремесленника: потайные пружинки, защелки и рычажки. Но было и кое-что еще.
— Первый раз такое вижу… — не скрывал изумления Никос. — Здесь не одна, а четыре капсулы. Потрясающая находка!
В каждом углу креста, словно попавшая в паутину муха, висела обмотанная красной нитью стеклянная капсула. Египтянин с трудом сдерживал ликование. Никос сделал грубый набросок устройства креста, обозначив каждый его угол буквами от «А» до «D». Снизу подписал: «А» — и отложил карандаш.
Взяв скальпель, Никос перерезал нити, крепившие самую верхнюю капсулу. Под плотно намотанной нитью скрывалась продолговатая ампула, расписанная синими и белыми крапчатыми завитками.
— Римское стекло, — сказал Никос. — Римляне научились у греков технологии герметичного запаивания предметов внутри пустотелых стеклянных шариков.
— Как думаешь, что внутри?
— Да что угодно. Есть лишь один способ узнать. Разбить яйцо.
Египтянин понял эти слова буквально и ждал, что его друг возьмется за молоток. Однако Никос вложил ампулу в обитые войлоком тисочки и потянулся через стол за устройством, которое укрепил над капсулой.
— Стеклорез, — пояснил он, калибруя прибор по ее высоте.
Затем очень осторожно стал перемещать алмазный наконечник вокруг верхушки капсулы. Стеклорез описал полдюжины орбит, каждый раз углубляя насечку.
Никос замер. Разрез был почти готов.
— Подойди-ка, — попросил он. — Нас ждет неожиданная награда — мгновение, которое продлится всего несколько секунд после того, как я срежу верх. Так что приготовься.
— К чему?
— Вкусить воздух, которому двадцать веков.
Египтянин, поняв, о чем идет речь, наклонился. Головы друзей соприкасались.
— Готов? — спросил Никос, и оба разом выдохнули.
Никос сделал последний круг. С помощью ювелирной клейкой палочки он снял верхушку ампулы. В то же мгновение оба втянули ноздрями воздух.
Египтянин зажмурился, улыбаясь. Ему почудилось, будто и впрямь пахнуло древностью: то был слабый запах трав и масла. Словно пробуя наркотик, он не торопясь процедил воздух античности через ноздри. Позволил ему наполнить легкие. И выпускал медленно, смакуя каждую его частичку. Теперь он догадался, почему Никос не предложил ему поесть. Этот пир — редкостный и утонченный, и лучше всего им наслаждаться, когда желудок пуст.
Египтянин открыл глаза. Никос разглядывал капсулу. Она казалась пустой, разве что на донышке виднелось серозное вещество — нечто вроде загустевшей жидкости.
