лоб?
– Ах ты…
Бац!
Хлоп!
Хрясь!
– О-ох, уби-или! Обезглазили! – заголосил боярин Трофим, вертясь на месте и держась за глаз.
– Мое ухо, ухо мое! – взвизгнул боярин Василий.
– Что ухо! У меня искры из глаз! О-ох, свет в очах померк… – прорычал боярин Семен, потирая зашибленный лоб. – Ну, пес смердячий!..
Хлоп!
Бац!
Хрясь!
– Ау!
– О-ох!
– У-у-ы-ы!
– Цыц! Прекратить! – не вытерпел царь Антип.
И возня в думском углу враз стихла, будто и не было ничего. Бояре сидели рядком, преданно взирая на царя-батюшку.
– Безобразие! Вам тут чего, харчевня али царские палаты? Раздухарились, орлы, крыльями размахались. Ух, я вас!..
– Дак мы, царь-батюшка, – осторожно подал голос боярин Трофим, пытаясь проморгаться правым опухшим глазом.
– Молчать!!! Сватья, чтоб вас, тестюшки дорогие.
Бояре думские стыдливо потупили очи и надули губы. Неясно только, вину свою осознали али обиду на морды налепили.
– Вот так! А будет, как скажу. Пока вы тут посохами размахивали да за бороды друг дружку таскали, мысля мне пришла: дадим детям луки тугие да стрелы каленые, выйдут они во поле чистое…
– Как, отец? Опять в поле? – перепужался Козьма, аж присев чуток. – Так вы же сказали…
– Ты дослушай сперва, а потом уж энти, как их… реверансы откалывай.
– Но ведь поле… – пробормотал Козьма.
– А я бы сейчас груздёв моченых отведал, – мечтательно облизнулся боярин Филимон.
– Это ты к чему, Филька, сказанул? – повернул к нему голову царь Антип.
– Энта, как ее… ассосанция наклюнулась: каленые – моченые, – покачал боярин Филимон рукой из стороны в сторону, будто ходики маятником.
– Ага, – скумекал царь Антип. – А у меня тоже кой-чего наклюнулось. Вот послушай: груздей – плетей.
– Да за что же, отец родной?!
– А за глупость, Филька. Может, огреть чем тебя по башке, шоб не встревал в умные беседы со всякими глупостями, ась? Груздев ему, видишь ли!
– Нет, нет, – попятился боярин Филимон и опустился на скамью, – я тута вот посижу.
– Значится, – продолжал царь Антип, – как я ужо сказывал, выйдут они во чисто поле, натянут тетивы да и пустят по стреле на кого Бог пошлет. Вот и узнаем, какая да откель кому баба.
– Умно… Гениально… Сногсшибательно… – зашептались бояре. – Умопомрачительно… эх, груздёв бы…
– То дело, отец, – произнес Данила, прикинув так: стрела – она ведь дура дурой, куда полетит – то никому не ведомо, да и вряд ли угодит в то место, где бабы-то водятся – произрастают.
Царь Антип кивнул.
– А ты что скажешь, Иван?
– А что тут говорить. Тут ведь, кто косу носит, тот и сено косит.
– Это ты к чему? – насторожился царь-батюшка.
– Присказка такая, отец. Вы корону носите, стал-быть, как скажете, так тому и быть.
– Ох, Ванька! – погрозил царь Антип пальцем. – Хитришь все. Ну, на том и порешим.
– А я? – подал голос Козьма.
– Чего – ты? – оделил царь Антип старшего сына недобрым взглядом.
– Меня забыли спросить! – ткнул шапкой в грудь Козьма.
– Вот именно, что забыли, – хмыкнул царь Антип и отвернулся. – Эй, кто там! Собирайте на стол, трапезничать пора.
– Так ведь, стольничий-то того, – напомнил царю-батюшке боярин Семен, – улетучился.
– Ах да, – спохватился царь Антип. – Ну, Филька, принимайся за дело.
– Я… – начал было подниматься со скамьи боярин Филимон.
– Я сам соберу, отец, – вызвался Иван Царевич, выступив вперед. – А то ведь опять чего не так пойдет, и сберемся мы не заптракать, ан как раз ужинать.
– И то верно, – призадумался царь Антип, но ненадолго. Пузо уже ворочаться зачинало и тянуло так неприятно. – Токма поскорее обернись. Шамкать больно охота.
– И груздёв не забуть! – крикнул вслед Ивану Царевичу боярин Филимон, и все посмотрели на него.
– Чего? – боярин смущенно повертел посох в руках, но никто ему не ответил, лишь царь Антип головой покачал и вечно сползающую с головы корону поправил.
И никто не заметил, как совсем маленькая лягушка, мирно до того сидевшая в уголке под скамьей, проскакала к дверям, выскочила в них и была такова. Она услышала и узнала, все, что ей было нужно.
Глава 4. На кого Бог послал
Чисто поле под ясным синим небом простиралось версты эдак на две-три во все стороны. Справа и впереди тянулся ввысь сосновый лес вперемежку с осинами да березами. В него на самом краю поля вклинилась небольшая деревушка с покосившимися, вросшими в землю домишками. Слева выстроились дома побогаче – то были лавки купцов и мастерские ремесленников. За ними возвышались двухэтажные постройки – эти принадлежали боярам не шибко богатым. Позади же поля (верней, в начале) располагались царский терем с пристройками и башенками, церквушка, колокольня, позади них – терема зажиточных бояр и базарная площадь. За ними имелись еще поля и деревни, но выбор, как можно понять, у царевичей невелик был, и оттого на душе у них ясно было и светло. Никому из братьев не хотелось обременять себя столь ответственным делом, к каковым, разумеется, относился брак. Помните, еще Сократ говорил: «Попадется хорошая жена – станешь счастливым. Плохая – станешь философом». Счастливы царевичи были и без того, а философами им вовсе не хотелось становиться, тем более через подобный печальный факт.
Но царь Антип оставался непреклонен, и царевичи уповали лишь на удачу, вернее, на стрелу – да минует она двор бабий, поворотят ее от их ворот силы небесные и непогода… Впрочем, откуда ей взяться-то непогоде, коли солнце светит вовсю и ни дуновения ветерка. А силы небесные – так им боле заняться нечем, как стрелы ворочать да царевичей от участи неминучей избавлять.
Так колебались молодцы, стоя с луками тугими во чистом поле и вертя головами. Увидел царь Антип колебания их, и еще хитрые огоньки в глазах Данилы и решил: «Э-э, нет, сынки, так дело не пойдеть!» – а подумав так, немедля внес нужные поправки.
– Завязать им глаза, шоб не лупали ими да не метились больно! – отдал он приказ, когда Данила уж было изготовился пустить стрелу в сторону леса.
– Это еще зачем? – возмутился Данила, опуская лук.
– Надоть так, – пресек лишние разговоры царь-батюшка, топнув сапогом. – Вяжи глаза!
Делать нечего. Завязали сыновья глаза тряпицами, а царь Антип опять тут как тут, никак ему неймется. Все повязочки самолично общупал, подтянул, отвесил нравоучительных подзатыльников Даниле с Козьмой за щелки хитрые и отдал новый приказ:
– А ну-ка, покрутитесь-повертитесь, шоб уж наверняка, – повертел царь пальцем, будто мешал чего.
– Помилуй, отец родной, одумайся! – вцепился в него боярин Семен. – Они ж нас с тобой того, в ежиков сейчас превратят.
– В каких еще ежиков? – выдернул царь Антип
