— Кто отдал такое идиотское распоряжение составить справочник в алфавитном порядке, без соблюдения служебной субординации?
— Господин Министр.
— Да? Ну, где–то это, конечно, справедливо. В конце концов, именно так во всем мире составляются любые подобные документы. Надеюсь, этот разговор останется между нами?
Еще бы ты не просил, чтобы он остался между нами, после того, как распоряжение министра назвал идиотским.
— Конечно, без сомнения, господин Заместитель. Только у меня к вам одна просьба: как вы знаете, мы сейчас заняты организацией Съезда, и в Чехии у нас небольшие проблемы возникли — никак не можем найти главу нашей общины. Посольство там целиком и полностью состоит из сотрудников вашего управления. Не могли бы вы отдать распоряжение, чтоб они нам помогли разыскать его? — в любом другом случае сегодня же все министерство будет знать, кого ты считаешь идиотом. Последнего я, конечно, говорить не стал, но он и без слов все понял.
— Хорошо, Арслан, я сейчас позвоню в посольство, так что можешь рассчитывать на их помощь.
— Спасибо, господин Заместитель. Вы очень добры и с таким пониманием отнеслись к нашим проблемам.
— Ну что ты! Мы все делаем общее дело, так что все в порядке, можешь идти.
Так, это я его хорошо поймал, это я умница.
— Мехти, можешь завтра звонить в наше посольство в Чехии, они тебе дадут телефон главы нашей общины.
— О, Аллах! Арслан, что произошло, что управление Дадаша помогает нашему? Вы получили в наследство миллиарды и поделились с ним? Неужели это заставило его помочь нам?
— То, что произошло, было гораздо интереснее.
— Да, и что же произошло? — Тарана, ерзая на стуле, уставилась на меня.
— А вот об этом вы все узнаете только в случае, если у нас не будет телефона нашего чешского друга к концу следующей неделе.
Как хочется попасть побыстрее к Марьям, сегодня пятница, и теоретически я могу выйти чуть раньше, допустим, в восемь. А сейчас только половина восьмого. Черт! А чего это звонит внутренний? Кто это у нас такой настойчивый?
— Арслан, тебя господин Министр к себе вызывает. Срочно!
— Сейчас иду, — черт, чувствовало мое сердце, что не может мне сегодня весь день везти. Судя по всему, накрылись мои выходные.
— Арслан, у меня для тебя хорошие новости. Я лечу в Киев, и именно ты полетишь со мной. Отдохнешь немного, в конце концов.
Да, отдохну, как же. В самолете два с половиной часа, пока будем лететь туда, и еще два с половиной часа, пока будем лететь обратно. Буду отдыхать. Обязательно.
— Спасибо, господин Министр. Для меня это честь.
— Так я и знал, что тебя это порадует. Посмотри на столе документы, проработай их за вечер. Я в Киев только потому и лечу, что это соглашение должен подписать.
Я с опаской посмотрел на соглашение: действительно, всего несколько листов. Ну что ж, может, все будет не так страшно.
— Да, и у секретарши возьми приложение к нему, тоже прочитаешь.
Так, а вот это уже по–нашему: приложение состоит из ста восемнадцати трех страниц. Вот тебе и вечер пятницы. Ладно, хоть на пять минут загляну к Ежику, предупредить, что улетаю.
— Здравствуй, Марьям.
— Привет, Арслан!
— Как дела?
— Спасибо, все хорошо, сегодня коллоквиум сдала.
— Пять?
— А то как же! А ты очень уставшим выглядишь, все в порядке?
— Все хорошо, просто завтра в Киев улетаю в командировку, а на работе завал, который станет к понедельнику еще больше.
— Значит, тебя на эти выходные в городе не будет? — как она расстроилась, глаза заблестели.
— Да, только никаких слез, смотри не хнычь.
— Понятно. А можно, я тебе вслед воду вылью[4]?
— Можно. А потом я тебя могу даже подвезти домой.
— Я совсем недалеко живу, пешком проще добраться, чем сквозь пробки продираться.
Да и больше времени вместе проведем — эта мысль повисла в воздухе. Мы уже стояли у ее дома и все никак не могли распрощаться. Да что ж это за наваждение такое? Вроде у меня женщины и симпатичнее были, и умнее, и элегантнее. Что ж это я так к Ежику привязался? Да ладно, как привязался, так и отвяжусь. Подумаешь, умница, красавица, добрая душа — по барабану, мне и одному неплохо. Вон, расстроилась, что улетаю, — рукавом слезы утирает, но даже это у нее как–то очень изящно получается. Я притянул ее к себе и поцеловал точно так же, как целовал Медину в лоб, а потом в глаза:
— Не плачь, это же ненадолго, всего на пару дней.
— Я и сама все понимаю, просто как–то обидно. Я недавно передачу про Киев смотрела, там все так дорого. Час их работы стоит столько же, сколько я за месяц получаю.
— Чьей работы?
— Ну, их…
— Марьям, что–то я не понял… ты таксистов имеешь в виду?
— Не совсем, хотя эти женщины тоже предоставляют услуги определенного рода.
— А, все — въехал. Не переживай, я дипломат, и мне нельзя, потому что могут настучать, это во–первых, а во–вторых, не успею. Времени очень мало, всего два дня.
У Ежика сердито загорелись глаза:
— Это единственное, что тебя останавливает?
— А еще меня будет ждать самая чудесная девушка на Земле и я никогда не посмею взглянуть на другую, тем более, раз это так дорого…
Мы оба расхохотались. Как же я люблю ее чувство юмора, она заставляет меня смеяться. Рядом с ней я себе нравлюсь. Я перестаю быть уродом, который доводит свою жену до истерик, и отцом, не оправдывающим ожидания.
Глава ХIII. 19 февраля 2011 г. Суббота. День тринадцатый
Не люблю я самолеты, вечно здесь что–то происходит. То на министра сок прольет стюардесса, а я беги застирывай ему пиджак в туалете, то капитан корабля выйдет лично поздороваться с министром, автограф попросить, а в прошлый раз министр резко вспомнил про мечту детства стать летчиком и выклянчил дать ему порулить. Дали ему поуправлять воздушным судном, ему этого показалось мало так он еще попросил продемонстрировать табельное оружие, и, как назло, именно в этот момент мы попали в воздушную яму. Результат: пилот прострелил себе ногу из табельного пистолета.
Так, мы занимаем весь бизнес–класс, это уже хорошо — никаких детей. Вообще, я кроме своей Миечки никого не признаю. Вот она у меня красавица — вся в меня, только мама смеется, когда я ей об этом говорю. В принципе, я сам понимаю, что не красавец, и тем не менее женщины у моих ног. А все почему? Слушать умею — вот в чем весь секрет. Какой глупец сказал, что женщины любят ушами? Они любят поговорить, а мы должны любить слушать.
Ага, министр выключил телевизор, а это значит, что перед ним должны появиться «двое из ларца одинаковых с лица». То есть я и Вугар, будь он неладен.
— Арслан, скажи, пожалуйста, где мы должны остановиться?
— В центре есть «Хрусталь Плаза», на шестом этаже нам выделили восемь номеров. Там мы и остановимся.
— Нет, господин Министр, Арслан не совсем прав. На самом деле нам отдали виллу за городом, которой мы можем распоряжаться по нашему усмотрению.
— Арслан, ты что–нибудь знаешь об этом?
— Нет, господин Министр, я совершенно не в курсе.
— А я абсолютно уверен в том, что это вилла за городом с очень приятным парком вокруг.
В кресле напротив раздался сдавленный смешок начальника нашего протокольного отдела:
— Господин Министр, это Вугар перепутал. Помните, когда мы последний раз летели в Кишинев, мы останавливались на загородной вилле?
Министр остолбенело уставился на Вугара:
— Вугар, мы куда летим?
— В Кишинев.
Тут мы все взорвались. Последний раз я так смеялся, когда жена мне сказала, что ей страшно повезло и она купила шубу всего за две с половиной штуки при моей зарплате в двести пятьдесят. Смеялся министр, смеялись протоколисты, заливалась стюардесса, которая абсолютно была уверена в том, что самолет летит в Киев и даже ради министра в Кишинев не полетит. И даже наш многоуважаемый замминистра, Дадаш Тапшзаде, которому я был обязан счастьем на выходные слетать в Киев и работать как последний осел, смеялся. Когда прошел первый момент всеобщей истерии и все немного успокоились, министр укоризненно посмотрел на Вугара и произнес сакраментальную фразу:
— Эх, Вугар, вот смотрю я на тебя и понимаю, что за всю свою жизнь ты только однажды поступил умно, когда женился на моей двоюродной сестре. Ладно, идите и определитесь, куда мы все–таки летим.
Уже подлетая к Киеву, я посмотрел на Вугара: даже учитывая, что я его ненавижу, мне его было невероятно жалко: так войти в историю МИДа, конечно, можно только один раз в жизни и это случилось у меня на глазах. Что бы он ни сделал для отечественной дипломатии за всю оставшуюся жизнь, его навсегда запомнят как человека, летевшего в Кишинев, а прилетевшего в Киев.
Ага, минус тридцать, министр без шапки, в одном тоненьком пальто, а приветствует его почетный караул, причем протокол расписан по высшему разряду — как для министра дружественной страны и стратегического партнера. Зрелище, между прочим, презабавное — перед шеренгой двухметровых хохлов наш министр, который теряется на их фоне.
