(«Возвращение с работы»)
Богатству тем и мотивов, которые мы встречаем у Н. Заболоцкого, отвечает и разнообразие применяемых им художественных средств.
С одинаковой легкостью прибегает он и к обстоятельному эпическому повествованию, иногда принимающему своеобразную ироническую окраску («Рубрук в Монголии»), и к величавой патетике оды («Город в степи», «Творцы дорог»), и к элегии («Завещание»), и даже к романсу («Можжевеловый куст» из цикла «Последняя любовь»).
Н. Заболоцкий — один из немногих современных поэтов, который сохраняет в своей художественной системе мифологические и античные образы, казалось бы одним своим появлением сразу делающие стихи старомодными: «Так из темной воды появляется в мир светлоокая дева…» («Гроза»); «О, что бы я только не отдал взамен за то, чтобы даль донесла и стон Персефоны, и пенье сирен…» («Гурзуф»); вспомним также «Стирку белья».
Не только в пределах одной книги, но и в одном и том же стихотворении мы встретим у него акварельный «розовато-коричневый дым не покрытых листами ветвей» и красочно-романтический пейзаж:
Ползут по деревьям туманы,Фонтаны умолкли в саду.Одни неподвижные канныПылают у всех на виду.Так, вытянув крылья, орлицаСтоит на уступе скалы,И в клюве ее шевелитсяОгонь, выступая из мглы.
(«Последние канны»)
В одном и том же стихотворении мы увидим удивительное соседство:
Были тут огнеликие канны,Как стаканы с кровавым вином,И седых аквилегий султаны,И ромашки в венце золотом.В неизбежном предчувствии горя,В ожиданье осенних минут,Кратковременной радости мореОкружало любовников тут.И они, наклоняясь друг к другу,Бесприютные дети ночей.Молча шли по цветочному кругуВ электрическом блеске лучей.А машина во мраке стояла,И мотор трепетал тяжело,И шофер улыбался устало,Опуская в кабине стекло.
(«Последняя любовь»)
Надо было быть большим художником, чтобы звук невыключенного мотора, благодаря парадоксальному и в то же время точному слову «трепетал», так органически «вписался» в изысканную по краскам картину этого горького свиданья (отметим неназойливую аллитерацию, сопровождающую упоминание об этом звуке: «мотор трепетал тяжело»).
Надо было быть дерзким художником, чтобы в стихотворении «Стирка белья» нарисовать образ Афродиты — прекрасной человеческой души, как бы заново родившейся на этот раз не из морской пены, а из бесчисленных корыт скромных прачек. Незаметно, без навязчивой аллегоричности стирка «в городишке из хаток и лип», где уже века «бьются по ветру тысячи юбок, шароваров, рубах и онуч», превращается в образ великого очищения человеческой души, погрузившейся в народную глубь.
Начало стихотворения «Некрасивая девочка» прозаично и по интонации, и по словарю: «Заправлена в трусы худая рубашонка… Не торопясь к обеду, гоняют по двору…» Смелой рукой объединяет Заболоцкий воедино эти строфы с высоким пафосом последующих. Подчеркнуто беспощадный портрет «дурнушки» («рот длинен, зубки кривы») — со словами о «младенческой грации души», сквозящей в каждом ее движенье.
Секретом таких неожиданных сочетаний, дерзких переходов поэт владел в совершенстве. Поэтому и проявляется в его стихах «мир во всей его живой архитектуре», а не стилизованный согласно эстетическим представлениям автора о том, что в стихах будет выглядеть «красиво», а что — нет.
Н. Заболоцкий — выдающийся мастер прекрасного по своему благозвучию стиха. Величавые раздумья, горделивый восторг познания мира часто воплощены в его произведениях в плавных периодах, в строфах с широким использованием анафоры, разнообразных синтаксических параллелизмов, а иногда и внутренней рифмы. Читатель мог это заметить уже по некоторым ранее приводившимся отрывкам. Можно, однако, привести еще множество примеров:
Поселись на высоком шесте,Полыхая по небу восторгами,Прилепись паутинкой к звездеВместе с птичьими скороговорками.
Повернись к мирозданью лицом,Голубые подснежники чествуя,С потерявшим сознанье скворцомПо весенним полям путешествуя.
(«Уступи мне, скворец, уголок»)
И я лежал, схватившись за каменья,И надо мной, сверкая, выл поток,И камни шевелились в исступленьеИ бормотали, прыгая у ног.
И я смотрел на бледный свет огарка,Который колебался вдалеке,И с берега огромная овчаркаВеличественно двигалась к реке.(«Ночь в Пасанаури»)
Или такие стихи, как «Еще заря не встала над селом…», «Я не ищу гармонии в природе», «Храмгэс», «Сагурамо», «Город в степи» и многие другие.
Только на первый взгляд может показаться неуместно архаическим размер, избранный им для стихотворения «Воздушное путешествие»:
В крылатом домике, высоко над землей,Двумя ревущими моторами влекомый,Я пролетал вчера дорогой незнакомой,И облака, скользя, толпились подо мной.
На самом деле эта торжественная плавность интонации удивительно под стать полету, когда под вами с обманчивой медлительностью проплывает земля. А в следующей строфе, благодаря ее синтаксическому построению и аллитерации, как бы отзывается гул винтов:
Два бешеных винта, два трепета земли,Два грозных грохота, две ярости, две бури,Сливая лопасти с блистанием лазури,Влекли меня вперед. Гремели и влекли.
Необычайно живописно передано в другом стихотворении приближение грозы:
Содрогаясь от мук, пробежала над миром зарница,Тень от тучи легла, и слилась и смешалась с травой.Всё труднее дышать, в небе облачный вал шевелится,Низко стелется птица, пролетев над моей головой.Я люблю этот сумрак восторга, эту краткую ночь вдохновенья,Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке,Эту молнию мысли и медлительное появленьеПервых дальних громов — первых слов на родном языке.
(«Гроза»)
Ощущение затрудненного дыхания и нарастающего напряженья возникает здесь не только благодаря точнейшим деталям и эпитетам («Человеческий шорох травы, вещий холод на темной руке»), но и благодаря прерывающим звучание строк паузам. На фоне всего отрывка рельефно выделяются две последние строки, где неожиданный перенос (enjambement) и впрямь дает ощущение громового раската.
Вот взрыв в «Творцах дорог»:
Завыл, запел, взлетел под небо камень,И заволокся дымом весь карьер.
Многоударная первая строка, изобилующая глаголами и аллитерированная («з-з-з»), сменяется долгим безударным «зачином» второй («И заволокся…»), что дает почти физическое ощущение взрыва, наступившей за ним тишины и безмолвно растекающегося по карьеру дыма.
А вот — для контраста — бесшумное, плавное движение лебедя:
Плывет белоснежное диво,Животное, полное грез,Колебля на лоне заливаЛиловые тени берез.
(«Лебедь в зоопарке»)
* * *
Мы часто говорим о том или ином ушедшем от нас человеке, что это случилось безвременно, когда он был в расцвете сил. По отношению к Н. Заболоцкому это особенно верно. Николай Алексеевич Заболоцкий умер 14 октября 1958 года в Москве.
Драматические обстоятельства личной и творческой судьбы поэта помешали ему получить заслуженное признание при жизни. Творческий путь его был нелегок и сложен; при всем своеобразии таланта Н. Заболоцкого его поэтическая биография отразила определенные закономерности литературного процесса, происходившего а нашей стране с двадцатых по пятидесятые годы.
Не сразу, по-своему, но Н. Заболоцкий проделал ту же эволюцию, что и многие поэты, начинавшие с некритического следования увлекавшим их в молодости образцам «левого» искусства. Он не замкнулся в позе «непризнанного гения», а неизменно расширял круг своих наблюдений, тем, героев, притягивая к себе все большее читательское внимание. При этом он не насиловал своего дарования, а доискивался в нем еще не использованных возможностей, стремился к высшей художественной ясности и законченности. В этом смысле путь Заболоцкого по-своему поучителен. Сам поэт утверждал, что не может сбросить со счета свои ранние стихи, которые какими-то сторонами вошли в его творческий опыт, но объективно поэт преодолел свои ранние опыты зрелым творчеством — он не только раздвинул границы своего искусства, но и внес в него то жизненное и нравственное содержание, без которого нет и не может быть настоящего большого искусства. Перед нами пример того, как сама жизнь, действительность, история перестраивают душу художника, ведут его от узко-индивидуалистического взгляда на мир и на человека — к глубокому, верному пониманию и правдивому изображению главных, решающих сторон жизни. От фантасмагории и гротеска — к глубоким раздумьям, к художественной правде, к классической ясности, к революционному гуманизму.
