она этого заслуживает, что касается меня, то пусть это вас не волнует.
— Меня это не волнует, напротив, я думаю, ты сумеешь оградить ее от навязчивых воздыхателей.
То ли он шутил, то ли испытывал меня, я предпочел не углубляться и сменил тему.
— Может быть, вернемся к вольфраму, крестный? Почему он так дорого ценится?
— Потому что за него дорого платят, мальчик мой, да, сейчас за него дорого платят, но когда перебьют всех покупателей, его и даром брать не будут, вот увидишь.
— Ну а еще почему?
— Да потому, что из этого минерала получают чистый вольфрам, металл с самой высокой точкой плавления, 3350° по Цельсию, практически он не плавится, очень прочный плотный металл, незаменимый для сверхтвердых сплавов, варить такие сплавы умеют только немцы, их броню не берет ни один снаряд союзников, немецкие орудия не перегреваются, в общем, немцы разработали технологию производства сплавов с вольфрамовой добавкой, а что касается свойств этого металла, то они были известны людям с давних времен, подумай сам, дамасская сталь славилась своей закалкой, потом стало известно, что это объясняется присутствием вольфрама, конечно, в те далекие времена присутствие вольфрама в стали носило случайный характер, металл не очищали от примесей, а среди этих примесей оказался вольфрам, это тот случай, когда люди открывают для себя истину, отталкиваясь от невежества, история южных и северных народов знает немало таких примеров, немцы же обычно доходят до истины путем исключения ошибок, вот в чем их главная сила, и в этом же причина нашего упадка.
— Если я правильно понял и если этим секретом владеют только нацисты…
— Немцы.
— Хорошо, немцы, почему же в таком случае вольфрам покупают американцы?
— А назло немцам. Денег у американцев много, платят они за вольфрам вдвое дороже, на все готовы пойти, лишь бы он не достался странам оси. Правда, они не умеют его использовать, но им в конце концов наплевать, это называется «превентивные закупки», дело доходит до того, что вольфрам грузится на суда и сбрасывается в море, чтобы он не попал в руки немцам.
— Если найду вольфрам, попытаюсь сбыть его союзникам.
— В твоем положении следует продавать первому попавшемуся покупателю, у тебя и документов-то настоящих нет, где уж тут думать о коммерческой выгоде.
— Как всегда, вы правы, крестный.
— Что толку, разве вы меня слушаете? Ты серьезно хочешь заняться вольфрамом?
— Не вижу другого выхода.
— Будь осторожен, ко мне ты можешь приходить в любое время, но ночевать лучше в Килосе у Виторины, считай, что там твой дом, она очень тебе обрадуется. Кстати, в Килосе нет гражданской гвардии.
— А в горах?
— В горах всякой швали полно, дело это незаконное, и им занимаются либо люди, которым нечего есть, либо профессиональные бандиты, будь осторожен, трудно сказать, кто из них более опасен.
— Интересно все это, мальчишкой я никогда не поднимался в горы. Но помню, в то время рассказывали немало легенд о сокровищах, ведьмах и тому подобное, а вы помните?
— Что касается ведьм и шабашей, все это выдумки, но я мог бы рассказать тебе…
Он вдруг замолчал на полуслове, и мне не хотелось мешать его мыслям, сам скажет, если сочтет нужным, у меня и так в голове была полная неразбериха, вольфрам, нежная кожа Ольвидо, все это переплелось под знаком свободы и жизни, почему-то я был очень уверен в себе, все будет хорошо, думал я, глядя на баночки и ящички с травами, рассеянно перечитывая их названия, как обычно считают овец или слонов люди, страдающие бессонницей, печеночница, дикая мальва, черенки вишни, мята перечная, пупок, горная арника. Дон Анхель погладил голову железной ящерицы.
— Да, с нашей горой связано много историй, о ней всегда рассказывали чудеса, помню, когда я был на Кубе, меня познакомили в кафе на площади Вапор с одним типом. Узнав, откуда я родом, он очень удивился: жить в Испании рядом с горой Сео и приехать на Кубу делать деньги? я попытался объяснить, что приехал не за деньгами, что у меня богатые родители, но он никак не мог успокоиться, скорее всего принял меня за эмигранта, так и ушел удивленный. Потом я жалел, что не сумел разговорить его.
— На что он намекал?
— Думаю, на какие-то тайны, связанные с легендами о горе.
— Какие это тайны, здесь все их знают.
— Люди ничего не знают. Я действительно знаю одну тайну, будешь хорошо себя вести, я тебе открою ее в один прекрасный день, когда кончится вся эта неразбериха.
У нас появились тайны друг от друга, нас что-то разделяло, все было намного сложнее, чем в детстве, когда он брал меня за руку и мы гуляли по площади, годы идут, давят на нас, что-то безвозвратно уходит, наивный мальчик превратился во взрослого мужчину по фамилии Эспосито со множеством проблем, все равно мы с ним любим друг друга, а когда тебя любят, это уже очень много. Дон Анхель встретил меня с большой любовью.
5
Горы утратили одиночество лунного пейзажа и превратились в бурлящий муравейник, даже по ночам то тут, то там перемигивались огни карбидных ламп и фонарей, как будто бы спасенные души усопших тоже решили участвовать в поисках вольфрама. Мужчины работали кирками, дети подбирали камни, женщины промывали осыпавшуюся породу в медных тазах, на дне которых всегда оставались черные, тускло поблескивающие тяжелые камушки, они-то и были самыми ценными, за них больше платили, впрочем, женщинам мало что доставалось от выручки.
— Как у вас тут, попадается?
— Все равно что корова языком слизнула.
Но иногда случалось чудо. Трое подростков в первый раз вышли на охоту и сразу же наткнулись на огромную «голову».
— Этот кругляшок потянет килограмм на сто.
— Надо бы кого-нибудь позвать на помощь.
— Ни за что, нас сотрут в порошок.
— Тогда за работу.
Они рубили породу с энтузиазмом пиратов на Острове сокровищ, все дети постоянно слышали у себя дома: хочешь быть богатым — иди в горы; хочешь новые ботинки — пойди поищи на горе Сео, может, найдешь; хочешь в кино — пойди лучше погуляй в горы; родителям ничего другого не оставалось, как повторять одну и ту же сказку про горы, чем еще утешить ребенка, но сейчас их мечты стали реальностью, и они вкалывали что было сил, ни у кого не прося помощи, пока над ними не нависла роковая тень.
— Кончай работу.
— Что?
— Кончай работу, пришла смена.
Нельзя сказать, чтобы он был очень высоким, чуть выше среднего роста, около метра восьмидесяти, но в
