— Взрывать будем? — почему-то шепотом спросил Ильяз.
— Обязательно будем, но не сразу, — ответил я. — Слушай, Ахметшин, я тебе сейчас скажу такое, после чего дороги назад не будет. Готов?
Я не стал нести пургу насчет того, что, возможно мы все погибнем в этом деле и уж тем более на начал давить парня словами про Родину, народ и прочее из той же оперы. Это пускай политруки вещают, их на это дело выучили и поставили. А такие парни как Ильяз уже давно поняли, что погибнуть в это время можно запросто, тут главное, чтобы твоя смерть была не напрасной. И были к этому готовы.
— Да, товарищ старший лейтенант, — кивнул он.
— Ну тогда пойдем.
Около дома уже выставили часовых — в подвал-то завезли больше тонны взрывчатки, ну и чтобы в поисках дармовщинки никто не залез в дом. Мало кто об этом знает, но зачем рисковать? Подвал я, конечно, Ильязу показал, сказав, что тут потом разберемся. Он уважительно посмотрел на штабели ящиков со взрывчаткой, подумав, наверное, каким может быть дело, которое главнее вот такого? Я молча вышел из подвала, запер замок, и поднялся к лифту, который, как ни странно, продолжал работать. Ахметшин, понимая, что вот сейчас он и узнает ту самую тайну, молча шел за мной, не отставая ни на шаг, и мы проехали на последний этаж.
Сначала я немного промахнулся и пошел не в ту сторону, но, выглянув из слухового окна, сообразил, что нам надо напротив. Этот выход на крышу был заколочен досками, но так, для порядку, дернув пару раз с двух сторон, мы с Ильязом эту преграду устранили.
— Ну что, полезли? — сказал я, выглянув на крышу, подтянулся и начал выбираться наружу. Вдруг почувствовал, что мне в бедро впилось что-то острое. Гвоздик, наверное. Не хватало еще галифе порвать и заодно ногу поранить. Спрыгнул назад и посмотрел. Точно, гвоздик. Ржавый уже, зараза. Достал из кармана перочинный нож, начал загибать помеху рукояткой, тут гвоздь и сломался.
— Я ботом все бросмотрю, уберу, — подал голос Ильяз.
Я кивнул, и на этот раз вылез на крышу без помех. Через десяток секунд рядом со мной стоял младший лейтенант. Сначала он просто огляделся, потом посмотрел в ту же сторону, где саперы уже ковыряли мостовую. Сразу догадался:
— Это мы? Будем там взрывать? Щто?
— Парад фашистский. Много всяких немецких сволочей соберется.
— Вот это да…, — оценил размах замысла Ильяз.
Перед нами открывался вид всего Киева. Город был как на ладони.
— Ладно, работа нам предстоит очень большая. Смотри, во-первых, нужно место, лучше здесь, на чердаке, чтобы там можно было укрыться. Наблюдательный пункт, понимаешь? — я подождал, пока Ахметшин достанет из кармана блокнотик и огрызок карандаша, и продолжил: — Проведешь наверх телефон, поставишь стереотрубу и рацию. Возьмешь их у Хуснутдинова. Знаешь завхоза штаба?
— Да, земляк мой. Блохой щеловек
— Это почему? — удивился я.
— Как я попал на губу, его бросили помощь. Не бомог.
— Ясно. — я задумался. Нам нужны были какие-то пути отхода с НП. — Вот что. Поищи тут воздушные шахты. Лестницы и лифты легко блокировать, а нам… Если надо рубить стены и перекрытия — не вижу препятствий. Как найдешь — пробрось там канал.
— Бётр Николаевищ, сколько щеловек можно бривлечь для выболнения задания? — спросил Ильяз. — Я сам быстро не справлюсь, извините…
— Сколько надо, столько и бери. Но не больше, чем надо.
— Думаю, троих хватит, — сказал младший лейтенант. — Бостараемся за неделю убравиться.
— Ладно, я поеду, ты пока здесь походи, посмотри, прикинь, что к чему. Посидим потом, подумаем вместе. Хорошо бы на чердаке туалет организовать, да какую-нибудь кухоньку. Керосину принесем потом, воду. Нам тут долго куковать придется.
***
Операция по минированию площади перед университетом прошла как по писаному. Быстро разгрузили и установили козлы, натянули верёвку с красными флажками. Сняли брусчатку, аккуратно сложив ее в сторону, вынули грунт. На место грунта, большей частью песочка со щебнем, уложили взрывчатку. Радио-мину устанавливал я сам, никому не доверив столь важное дело — благо, Старинов и его помощники меня хорошо проинструктировали. Аккуратно уложив в нужном порядке все детали, я полюбовался на дело своих рук, и начал потихоньку засыпать яму. Грунт тщательно утрамбовали, после чего мы переместились на новое место. Здесь остались только те, кто занялся гидроизоляцией, укладкой на место брусчатки и маскировкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В последнюю яму поверх мины я положил звездочку. Простую, жестяную, я снял её с пилотки Оганесяна, когда его увезли раненого. Машина с мехводом уже уехала, и тут я заметил его головной убор. Пилотка лежала возле моих ног в траве. Я нагнулся, поднял ее. И зачем-то снял и положил в карман эту звездочку. Так она с тех пор и была со мной. Спроси меня кто, зачем я ее с собой таскаю, ответить не смог бы. А сейчас подумал, что самое время ей вернутся в бой. Достал из кармана, дунул, освобождая от несуществующих крошек, положил ее сверху на мину и аккуратно присыпал песочком. Давай, Оганесян, повоюй еще вместе со мной.
***
Военный Киев все больше пустел. Вывоз предприятий закончился — пошла массовая эвакуация населения. По ночам, когда стихали бомбежки и налеты, целые колонны киевлян уходили в сторону вокзала. Перестал ездить общественный транспорт, а на улицах появилось еще больше патрулей. Ловили мародеров, которых вдруг стало много, да наводчиков, что сигналили бомберам. Насчет последних в городе была целая истерия. Все только и говорили про немецких шпионов.
Пока я шел по улицам — у меня трижды проверяли документы. Причем патрули действовали профессионально — брали в коробочку, винтовки держали, направив на ноги. Кто-то явно хорошо их проинструктировал перед выходом на маршрут.
В штабе меня обрадовали новостью:
— Петр, едешь с колонной танкового батальона в Конотоп, — Кирпонос был деловит, одновременно говорил по телефону и со мной. — Проверишь, как там заминировали мосты через… черт, из головы вылетело… — генерал пошелестел документами — Ага, Сейм. Нет у меня уверенности в местных саперах.
— Товарищ генерал! — взмолился я — У меня тут дел по горло.
— Ничего, ничего… Все заняты, не ты один. Пару дней там — и обратно.
— А долго туда ехать?
— Часов десять, — комфронта начал сердиться. — Я тебе что, справочная? Две с половиной сотни километров. Все, иди, не отсвечивай, дел и правда, по ноздри.
Я вышел из кабинета и сел за стол в приемной. Ехать две с половиной сотни километров с танковой колонной — это двое суток при самом хорошем раскладе. Скорость колонны километров пятнадцать в лучшем случае. Плюс заправка. Прием пищи, отдых танкистам. И поломается кто-нибудь обязательно. А другие заедут не туда. Штурмовки немцев… Двое суток — это я, пожалуй, даже мало дал на такой поход. И это только в одну сторону! Да там в лучшем случае день. И назад сколько же. Четверо суток при самом благоприятном раскладе! Такое, братцы, только в книжках бывает, да еще в головах больших руководителей, которые повсюду исключительно по карте передвигаются, не выходя из уютного кабинета.
Ладно, это я уже напраслину возвожу. Кирпонос, бывает, днями из машины не вылезает. Нет такой части, где он не побывал бы. И ведь не ездит, как некоторые, чтобы только поорать на подчиненных и слюной в их застывшие лица при этом побрызгать. Нет, комфронта считает своим долгом во всем на месте разобраться, всех выслушать, свою точку зрения донести. Ладно, частенько бывает, что до подчинённых его мнение доводится без всяких обсуждений и споров. Русским командным. Для экономии времени.
Но сейчас я еду сам, а потому надо искать другой способ добраться до Конотопа. Похожу по штабу, изучу возможности. Смотришь, и выяснится, что туда (или почти туда) едут какие-нибудь интенданты. Или связисты. Или даже особисты. Адъютанта командующего никто не откажется подвезти до нужного места. Может, без особой радости, но возьмут. Командировочное удостоверение я себе выписал, в строевом отделении все нужные бумаги оформили, я даже соскучиться не успел. Там же ребята и подсказали, что в ту же сторону выдвигаются связисты по какой-то надобности. За что им большое спасибо.
